Луна! Скажи, зачем с такой печалью странной
Ты смотришь на меня? Зачем ты так бледна?
О чем грустит твой взгляд под ризою туманной?
Иль ты боишься туч, прекрасная луна?
Ведь ты одна, одна царишь в своем сияньи,
Среди блестящих звезд тебе подобной нет!
Зачем же вижу я в чертах твоих страданье,
Что может отразить твой лучезарный свет?
Скажи мне, что с тобой? Что болью искажает
Твое лицо? Скажи, как другу своему:
Один страдающий другого понимает…
Быть может скорбь твою и я, луна, пойму.
Как ты, блуждаю я чужой среди людей,
От них мою печаль улыбкою скрывая!..
И только видит ночь тоску души моей,
И только знает ночь, как плачу я, страдая,
И ты, далекая, всегда, всегда одна
Идешь небесною дорогою блестящей;
Скажи ж мне, что с тобой, прекрасная луна?
Мой одинокий друг, безмолвный и скорбящий?!
Я покинул отчизну давно,
И цветком опустелых полей
Мне увянуть навек суждено
Вдалеке от родных и друзей.
Дни бегут… За весною вослед
Наступает и лета пора,
В нашей жизни лишь нового нет:
Что сегодня, то было вчера.
Путь мой труден и мрачен, как ночь.
Я на поприще узком стою.
И никто мне не хочет помочь,
Видя горькую участь мою.
Нет друзей, кто бы мог поддержать
Словом ласковым братской души;
Таковой видно рок мой страдать,
Горько плакать в безвестной глуши.
Ведь не спросит никто — отчего
Злое горе мне сердце сосет;
Эта скорбь не гнетет никого,
Знать, голодного нищий поймет…
Но, идя в неприязненный свет
Полный веры и сил молодых,
Был я счастия солнцем согрет
И не мнил о препятствиях злых…
Опаленному вешней грозой
Васильку не расцвесть уже вновь,
Как и в сердце, разбитом борьбой,
Не воскреснет былая любовь…
Ах! конец бы страданьям скорей,
Не боюсь я минут роковых,
Под землей мне не надо друзей:
Там легко и отрадно без них.
Пусть жилище тесно́, и над ним
Будет камень тяжелый лежать,
Может быть над певцом дорогим
Прилетит соловей порыдать.
Но года за годами пройдут,
Обрастет на могиле плита,
И тогда уж никто не найдет
Мой убогий приют без креста.
Нет, хотел бы воздвигнуть и я
Крепче скал вековых мавзолей,
Ведь, послушная лира моя
Восторгала вас песней своей.
О, ужели же вместе со мной
В Лету кануть и песня должна,
Что когда-то певалась с душой,
Светлой правды и веры полна?..
Большой широкий двор… Кругом деревьев своды,
Фруктовый старый сад… Храня отцов завет,
Благословенная землей и небесами —
Живет семья крестьян здесь восемьдесят лет.
С семью женатыми своими сыновьями
Седой старик Тумас с старухою Шушан
Без устали трудясь, друг другу помогая,
Здесь молятся Творцу народов всех и стран.
Читать, писать они еще не научились,
На модных языках беседы не ведут,
Не блещут роскошью и жен их туалеты,
Но зорко бережет красу их бодрый труд.
Угрюмая нужда с протянутой рукою,
С котомкой на спине, не кралась к их двору;
Долг не стучался в дверь их скромного жилища,
Открытую всегда и правде, и добру.
Старик Тумас встречал свой каждый день молитвой,
День каждый провожал молитвою святой;
С семью невестками Шушан весь день трудилась,
На ум ей отдых шел с ночной лишь темнотой.
Чуланы, погреба, амбары и сараи
Всегда у них полны, весь круглый Божий год;
Их мирные поля, их нивы трудовые
По милости Творца тучнели в свой черед…
Говаривал порой Тумас своей старухе:
«Ведь скоро-скоро мне исполнится сто лет!
Не знал я в жизни слез, без них сойти в могилу
Хотелося бы мне, покинув белый свет!..»
В кандалы закован, в мрачном каземате
На сырые плиты брошен дед Тумас, —
В чем вина — не знает; как о благодати,
Молит он о смерти Бога каждый час…
Треплет буйный ветер голову седую,
Жалкие лохмотья — в холод и туман;
Мучит лютый голод нищую больную, —
Без угла, без крова дряхлая Шушан…
Продают семь женщин на Есир-базаре;
Похотливы турки к красоте такой,
Наживется евнух на живом товаре, —
Каждую невестку ждет гарем иной…
Семь орлов голодных над семью телами,
Залитыми кровью, в облаках парят,
Разглядев добычу жадными глазами, —
Сыновья Тумаса непробудно спят…
Предание
Умолкли прощальные песни снегов;
Раскрылись и окна, и двери домов,
Смеялись долины, смеялись поля
И млела в обятиях солнца земля.
Прекрасен в Армении радостный май,
Прекрасны долины и горы, как рай,
И птиц голосистых торжественный хор
Всегда оглашает воздушный простор.
«Пойдемте, сестрицы, в долину играть!»
Так девушки звали друг друга гулять,
И в платьях цветных побежали толпой
В долину, сияя своей красотой.
На пышном, зеленом долины ковре
Часы провели они в танцах, в игре…
Хлеб, сыр они взяли с собой про запас
И сели обедать в полуденный час.
Меж тем за соседний высокий курган
Засела толпа сладострастных персиян;
Как коршуны, хищники злые, на птиц,
Внезапно напали они на девиц.
Но, давши раз клятвы в любви женихам,
Остались верны они данным словам,
И пали, не дрогнув под сталью мечей,
Долину обрызгавши кровью своей.
Уж солнце садилось за горный хребет,
А девушек дома, в деревне, все нет:
И в страхе безумном за дочек своих
Родители стали разыскивать их.
И видят: в долине лежат их тела,
И каждая травка их кровью была
Обрызгана чистой, и каждый листок,
И каждая ветка и каждый сучок.
И плакали много тогда старики,
И спать улеглись у шумящей реки:
Когда ж они утром раскрыли глаза,
Уже не туманила глаз их слеза:
На каждом ничтожном клочочке земли
Гвоздики, фиалки и розы цвели,
И каждый цветок испускал фимиам,
Как дым от кадил, он летел к небесам.
С тех пор каждый год, как приходит весна
В долину, цветами пестреет она,
И память о прошлом народ бережет,
Долиной цветов ту долину зовет.
Не тот лишь армянин, кто знает наш язык,
Иль чья фамилия кончается на — «ян»,
Кто ест всегда пилав, и долму, и шашлык,
И носит с гордостью армянский свой кафтан;
Кто часто храм святой армянский посещает,
Иль кто привык говеть четыре раза в год,
Кто крестит рот, глаза — в тот миг, когда зевает,
Скоромного постом не кушает, не пьет!
Не тот лишь армянин, кто, встретив иерея,
Спешит сказать ему: «отец, благослови!»
Иль кто привык считать достойным лишь злодея
Не есть крутых яиц на «вечере любви!»
Нет, нация, мой друг, — не есть обряд наружный,
Не тот лишь армянин, в чьих жилах кровь армян,
Кто соблюдет обряд, неважный и ненужный, —
И имя все равно — на «ов» или на «ян»!
Поверь, что все равно — ты студень ешь иль кашу,
Чуху ли носишь ты, пальто, или сюртук, —
Ты этим не спасешь страну родную нашу,
И не спасешь души, — поверь, любезный друг!
Но пусть Армения звездою путеводной
Тебе всегда блестит. Гордись своей страной
И не сгорай к другим любовию бесплодной,
О, пусть в твоей душе — любовь к стране родной!
О, просвещай народ искусством вдохновенным,
Старайся проливать всесильный свет наук,
Но никогда не спорь о до́гмате священном,
В тех спорах пользы нет, — поверь, мой милый друг!
Ты скоро сам поймешь, что пользы нет от спора,
Взгляни в Италию, в Испанию, на юг:
Там гибнут сотни душ от этого раздора,
Тебе ль своим умом решать его, мой друг!?
Горя к родной стране горячею любовью.
Ты жертвуй, жертвуй всем, родной народ любя:
Богатством, дружбою, и славою, и кровью,
Не жди, чтоб твой народ благодарил тебя:
Любовь высокая не требует награды,
Награды ждут себе одни лишь торгаши,
И горе, горе им: подохнут словно гады,
Как псы смердящие, без сердца и души!
Ты армянин, тебе знаком начальник рода?
Где жил, в какой стране издревле наш народ?
И сколько лет у нас была тогда свобода?
И почему судьба теперь нас так гнетет?!
Рассеян наш народ…… и опустела нива;
Величье прежнее вернется ли назад?
Побои, голод, — все снесешь ты терпеливо,
И даже умереть за братьев будешь рад!..
Не чудный, нежный стан, пленительный и гибкий,
А штуцера приклад — прижмешь к своей груди!
Готов ты встретить смерть с спокойною улыбкой,
Когда толпа врагов грозит нам впереди, —
Тогда ты армянин! Почет тебе и слава,
Народу своему отдашься ты вполне, —
Но если лопнешь ты от долмы и пилава,
То этим пользы ты не принесешь стране!