Год Новый встретя с беспристрастьем,
Как день всем прочим дням под стать,
Вас с Новым годом, с новым счастьем
Я не намерен поздравлять,
Я счастью новому не верю;
Нет, счастье не случайный цвет:
Оно есть плод; ценю и мерю
Его я полнотою лет.
Прекрасны молодые годы,
Когда, не ведая утрат,
Картины жизни и природы
Мы начинаем изучать!
Когда надежды беззакатной
Звезда приветливо горит
И нам так много говорит
Желаний голос непонятный;
Когда в восторг приводит нас
Борьба и подвиг знаменитый,
Лариса, вот когда посожалею,
Что я не смерть и ноль в сравненье с ней.
Я б разузнал, чем держится без клею
Живая повесть на обрывках дней.Как я присматривался к матерьялам!
Валились зимы кучей, шли дожди,
Запахивались вьюги одеялом
С грудными городами на груди.Мелькали пешеходы в непогоду,
Ползли возы за первый поворот,
Года по горло погружались в воду,
Потоки новых запружали брод.А в перегонном кубе всё упрямей
Я не видал таинственных лесов
Безудержной природы Индостана,
Причудливых китайских городов
И белых скал льдяного океана;
Не вел войска на приступы твердынь,
И не был венчан в бранном шуме стана;
Дней не влачил в толпе своих рабынь,
Не проходил, протягивая руку,
В чертоги всех богатств и всех богинь;
Не созерцал во всех пределах муку
Ты, бич великий мирозданья,
Чье смертоносное дыханье
Уносит царства и людей —
Привет тебе с твоею свитой:
Душой, страданием разбитой,
Я не боюсь грозы твоей.
Стрела твоя, сразив жестоко
Любви моей и жизни цель,
Пронзила сердце мне глубоко
Утомленная после работы,
Лишь за окнами стало темно,
С выраженьем тяжелой заботы
Ты пришла почему-то в кино.Рыжий малый в коричневом фраке,
Как всегда, выбиваясь из сил,
Плел с эстрады какие-то враки
И бездарно и нудно острил.И смотрела когда на него ты
И вникала в остроты его,
Выраженье тяжелой заботы
Не сходило с лица твоего.В низком зале, наполненном густо,
Над морем красавица-дева сидит;
И, к другу ласкаяся, так говорит: «Достань ожерелье, спустися на дно;
Сегодня в пучину упало оно! Ты этим докажешь свою мне любовь!»
Вскипела лихая у юноши кровь, И ум его обнял невольный недуг,
Он в пенную бездну кидается вдруг.Из бездны перловые брызги летят,
И волны теснятся, и мчатся назад, И снова приходят и о берег бьют,
Вот милого друга они принесут.О счастье! он жив, он скалу ухватил,
В руке ожерелье, но мрачен как был.Он верить боится усталым ногам,
И влажные кудри бегут по плечам…«Скажи, не люблю иль люблю я тебя,
Для перлов прекрасной и жизнь не щадя, По слову спустился на черное дно,
О ели, родимые ели,
Раздумий и ран колыбели,
Пир брачный и памятник мой.
На вашей коре отпечатки,
От губ моих жизней зачатки,
Стихов недомысленный рой. Вы грели меня и питали
И клятвой великой связали —
Любить Тишину-Богомать.
Я верен лесному обету,
Баюкаю сердце: не сетуй,
Я родился — нескладным и длинным —
в одну из душных ночей.
Грибные июньские ливни
звенели, как связки ключей.
Приоткрыли огромный мир они,
зайчиками
прошлись по стене…
«Ребенок
удивительно смирный…» —
Спит дряхлый мир, спит старец обветшалый,
Под грустной тению ночного покрывала,
Едва согрет остатками огня
Уже давно погаснувшего дня.
Спи, старец, спи!.. отрадного покоя
Минуты усладят заботы седины
Воспоминанием минувшей старины...
И, может быть, в тебе зажжется ретивое
Огнем страстей, погаснувших давно,
И вспыхнет для тебя прекрасное былое!..
Как мальчики, мечтая о победах,
Умчались в неизвестные края
Два ангела на двух велосипедах —
Любовь моя и молодость моя.Иду по следу. Трассу изучаю.
Здесь шина выдохлась, а здесь прокол,
А здесь подъем — здесь юность излучает
День моего вступленья в комсомол.И, к будущему выходя навстречу,
Я прошлого не скидываю с плеч.
Жизнь не река, она — противоречье,
Она, как речь, должна предостеречь —Для поколенья, не для населенья,
Не верь тому, кто говорит тебе,
Что смерть есть смерть: она — начало жизни,
Того существованья неземного,
Перед которым наша жизнь темна,
Как миг тоски пред радостью беспечной,
Как черный грех пред детской чистотой.
Нам не дано познать всю прелесть смерти,
Мы можем лишь предчувствовать ее, —
Чтоб не было для наших душ соблазна
До времени покинуть мир земной
Ровесница векам первовременным,
Твое чело дерзал я попирать!
Как весело питомцам жизни бренным
Из-под небес отважный взгляд бросать:
Внизу, как ад, во мгле овраг зияет,
В венце лучей стоит над ним скала
След вечности! здесь время отдыхает,
Его коса здесь жертвы не нашла.
О жизнь певцов, святое вдохновенье,
О чем тоска и сокрушенье,
О чем вседневная печаль,
Роптанья, слезы, сожаленье —
Что тратим мы, чего нам жаль? Ужель несчастье жизни краткой
Для нас мучительней всего,
А счастье так полно и сладко,
Что стоит плакать без него?..Пловцов минутных в бурном море
Земное счастье неполно,
И побеждать земное горе
Довольно силы нам дано.Страданье наше, наша мука,
Блюститель первого условья
Всех наслаждений жизни сей,
Вы — доктор наш, вы — страж здоровья,
И свят ваш подвиг средь людей.
Я — стихотворец, и на лире
Дано играть мне в этом мире —
В сей скудной сфере бытия,
Где мы живем, томимся, тужим;
Но не гармонии ль мы служим,
Почтенный доктор, вы и я?
«Как листья в осень…» — вновь слова Гомера:
Жить счет ведя, как умирают вкруг…
Так что ж ты, жизнь? — чужой мечты химера!
И нет устоев, нет порук! Как листья в осень! Лист весенний зелен;
Октябрьский желт; под рыхлым снегом — гниль…
Я — мысль, я — воля!.. С пулей или зельем
Встал враг. Труп и живой — враги ль? Был секстильон; впредь будут секстильоны…
Мозг — миру центр; но срезан луч лучом.
В глазет — грудь швей, в свинец — Наполеоны!
Грусть обо всех — скорбь ни об чем! Так сдаться? Нет! Ум не согнул ли выи
За то,
что наша сила
была,
как жизнь, простой,
что наша песнь
косила
молчанье
и застой.
За то,
что дань клубила
ПЕСНЬ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦА.
Вейся жаворонок звонкий,
Вейся и кружись!
Над моей родимой нивой
Пой и веселись!
Вознесися надо мною
К солнечным лучам,
Чтоб я тоже мог умчаться
Сердцем в небесам.
Пой хвалу, малютка-птичка,
Взгляд счастливый и смущённый.
В нем испуг и радость в нём:
Ты — мой ангел с обожжённым
От неловкости крылом.Тихий ангел… Людный город
Смотрит нагло вслед тебе.
Вслед неловкости, с которой
Ты скользишь в густой толпе.Он в асфальт тебя вминает, -
Нет в нём жалости ничуть,
Он как будто понимает
Впрямь, — куда ты держишь путь.Он лишь тем и озабочен —
О, бедный Homo sapiens*,
Существованье — гнет.
Былые годы за пояс
Один такой заткнет.Все жили в сушь и впроголодь,
В борьбе ожесточась,
И никого не трогало,
Что чудо жизни — с час.С тех рук впивавши ландыши,
На те глаза дышав,
Из ночи в ночь валандавшись,
Гормя горит душа.Одна из южных мазанок
Прекрасен восход твой, о Атон живущий, владыка столетий!
Дивный, светлый, могучий, — любви твоей — меры нет, лучи твои — радость.
Когда ты сияешь, сердца оживают, обе земли веселятся.
Бог священный, создавший себя, сотворивший все страны: людей, стада и деревья!
Ты светишь — и живо все! ты мать и отец для всех, чьи глаза сотворил ты!
Ты светишь — и видят все! все души ликуют о тебе, о владыко!
Когда ты уходишь, за край земли на закате, — все лежат, словно мертвые;
Пока ты не встанешь с края земли на восходе, — лица скрыты, носы не дышат.
Ты луч посылаешь — простираются руки, величая дух твой,
Ты в небе светишь — певцы и игральцы поют и трубят,
Миновались, миновались
Дни младенчества для нас!
Сами прежде расставались
Мы с подругами не раз;
Со слезами провожали
Их в незнаемый нам свет
И молитвы посылали
Удалившимся вослед.
Ах! пришло и наше время
Путник с печального Севера к вам, Олимпийские боги,
Сладостным страхом объят, в древний вхожу Пантеон.
Дух ваш, о, люди, лишь здесь спорит в величьи с богами
Где же бессмертные, где — Рима всемирный Олимп?
Ныне кругом запустение, ныне царит в Пантеоне
Древнему сонму богов чуждый, неведомый Бог!
Вот Он, распятый, пронзенный гвоздями, в короне терновой.
Мука — в бескровном лице, в кротких очах Его — смерть.
Знаю, о, боги блаженные, мука для вас ненавистна.
Вы отвернулись, рукой очи в смятеньи закрыв.
В шалаше из ветвистых, и кудрявых, и легких
Темно-синих осинок, завязавших верхи,
На траве растянувшись, опираясь на локти,
В желтой маленькой книжке я читаю стихи.
И за каждою строчкой пробегает мой палец,
И за каждою строчкой пробегают глаза —
Ядовитые шорохи горячо зашептали:
«Ты сегодня для жизни не вернешься назад».
Ах, я знаю, но все же я не буду печалиться,
Что стихи — мое сердце, что стихи — моя кровь.
Дитя, мы были дети,
Нам весело было играть,
В курятник забираться,
В солому зарывшись, лежать.
Кричали петухами.
С дороги слышал народ
«Кукареку» — и думал,
Что вправду петух поет.
Грустно видеть, как судьба порою
Человека беспощадно гонит;
Как он силы напрягает к бою
И опять главу печально клонит;
Как вся жизнь — невзгода да лишенье,
Как нужда с трудом не расстается,
И в немом и сумрачном терпенье
Человек с лихой судьбою бьется.Но еще грустней на сердце станет,
Как свершается паденье брата;
Как душа в нем робко, грустно вянет
Давно охладели, давно окаменели
Те выкрики дня, те ночные слова:
Эти груди, что спруты, тянулись ко мне ли?
Этих бедер уклоны я ль целовал?
В памяти плиты сдвинуты плотно,
Но мечты, зеленея, пробились меж них:
Мастеров Ренессанса живые полотна,
Где над воплем Помпеи рубцевались межи.
Ведь так просто, как счет, как сдача с кредитки,
С любовницей ночью прощаться в дверях,
Вот вам, прелестные сестрицы,
Дюваль и с ним какой-то Госс-Степан;
Взяв на себя чужие лицы,
На час введите нас в обман,
Что будто вы не вы; мы будем любоваться,
Увидя невзначай переодетых вас!
Но помните, что это лишь для глаз,
И что вам надобно тем, что вы есть, остаться,
Чтоб быть прелестными для глаз и для души!
А. С. ХомяковуМы все живем: всем жизнь дана судьбою,
И дни бегут обычной чередою,
И молодость приветно настает.
Коварная нас манит и влечет
Всем временным блаженством наслаждений,
Всей яркостью пестреющей цветов,
Всем трепетом минутных упоений…
Бегут за ней, прося ее даров;
И счастливы, кому она их бросит!
Минута — их, конца не видно им;
Золотых наших дней
Уж немного осталось,
А бессонных ночей
Половина промчалась.
Припев:
Проведемте ж, друзья,
М. Б.
Одним огнем порождены
две длинных тени.
Две области поражены
тенями теми.
Одна — она бежит отсель
сквозь бездорожье
за жизнь мою, за колыбель,
И жизнь, и жизни все явленья
Мне чудятся, как в смутном сне,
Болезненно все впечатленья
Перерождаются во мне.
Скучаю прежним я весельем,
Сержусь на то, что я любил:
Недуг каким-то горьким зельем
Мои все чувства отравил.
Я молод, друг мой, в цвете лет,
Но я изведал жизни море,
И для меня уж тайны нет
Ни в пылкой радости, ни в горе.
Я долго тешился мечтой,
Звездам небесным слепо верил,
И океан безбрежный мерил
Своею утлою ладьей.
С надменной радостью, бывало,
Глядел я, как мой смелый чолн
Отуманенным потоком
Жизнь унылая плыла;
Берег в сумраке глубоком;
На холодном небе мгла;
Тьмою звезды обложило;
Бури нет — один туман;
И вдали ревет уныло
Скрытый мглою океан.
Было время — был день ясный,
Не кривить душою, не сгибаться,
Что ни день — в дороге да в пути…
Как ни кинь, а надобно признаться:
Жизнь прожить — не поле перейти.
Наши окна снегом залепило,
Еле светит лампы полукруг.
Ты о чем сегодня загрустила,
Ты о чем задумалась, мой друг?