Найдено стихов - 425.
На одной странице показано - 35.
Чтобы посмотреть как можно больше стихов из коллекции, переходите по страницам внизу экрана.
Стихи отсортированы так, что в начале Вы будете видеть более короткие стихи.
На последней странице Вы можете найти самые длинные стихи по теме.
«Здравствуй, хозяюшка! Здравствуйте, детки!
Выпить бы. Эки стоят холода!»
— «Ин ты забыл, что намедни последки
Выпил с приказчиком?» — «Ну, не беда! И без вина отогреюсь я, грешный,
Ты обряди-ка савраску, жена,
Поголодал он весною, сердечный,
Как подобрались сена.Эк я умаялся!.. Что, обрядила?
Дай-ка горяченьких щец».
— «Печи я нынче, родной, не топила,
Не было, знаешь, дровец!» — «Ну и без щей поснедаю я, грешный.
Ты овсеца бы савраске дала, —
В лето один он управил, сердечный,
Пашни четыре тягла.Трудно и нынче нам с бревнами было,
Портится путь… Ин и хлебушка нет?..»
— «Вышел родной… У соседей просила,
Завтра сулили чем свет!» — «Ну, и без хлеба улягусь я, грешный.
Кинь под савраску соломки, жена!
В зиму-то вывез он, вывез, сердечный,
Триста четыре бревна…»
Он был в краю святом,
На холмах Палестины.
Стальной его шелом
Иссекли сарацины.
Понес он в край святой
Цветущие ланиты;
Вернулся он домой
Плешивый и избитый.
Неверных он громил
Обеими руками –
Ни жен их не щадил,
Ни малых с стариками.
Встречаясь с ним подчас,
Смущалися красотки;
Он п… их не раз,
Перебирая четки.
Вернулся он в свой дом
Без славы и без злата;
Глядит — детей содом,
Жена его брюхата.
Пришибло старика…«Он был в краю святом». Впервые опубликовано в 1861 г. в «Библиографических записках» (т. 3, № 1, стб. 19).
Автограф не сохранился.
Написано, по всей вероятности, между 1832 и 1835 гг.
Набросок представляет собой пародию на традиционную романтическую балладу, воспевающую воинскую доблесть средневекового рыцарства. Пародируемые образцы — баллады В.А. Жуковского «Старый рыцарь» (1832) и И.И. Козлова «Возвращение крестоносца» (1834).
Где слышишь страшный шум Борея,
Где вал стремится высоко,
Где солнце жжет, долины грея, —
Беги тех мест ты далеко.
Морской пучины удаляйся,
От зверя страшного брегись;
Но больше злых жен опасайся,
От гнева их везде блюдись.
Как сильный лев, древа что клонит,
Как море в бурный день кипит;
Так, если гнев их сердце тронет,
То крик их воздух весь смутит.
Пловец, что в море погибает,
Как вал его отвсюду бьет,
Трепещет, мысли он теряет
И, возмущен, ко дну идет.
Пловцу, колеблющуся в море,
Мужей несчастных льзя сравнять,
От жен которы терпят горе
И с ними должны воевать.
Кто хочет в свете жить спокойно
И век свой не иметь хлопот,
Рассматривай благопристоино,
На ком ему жениться, тот.
Жена лихая есть препятство
К весельям и болезнь сердец;
Жена смиренная — богатство
И счастья нашего венец.
(Крым)
У старой мечети гробницы стоят, —
Что́ сестры родные, столпились;
Тут ханские жены рядами лежат
И сном непробудным забылись...
И, кажется, точно ревнивая мать,
Над ними природа хлопочет, —
Какую-то думу с них хочет согнать,
Прощенья от них себе хочет.
Растит кипарисы, их сон сторожить,
Плющом, что́ плащом, одевает,
Велит соловьям здесь на родине быть,
Медвяной росой окропляет.
И времени много с тех пор протекло,
Как ханское царство распалось!
И, кажется, все бы забыться могло,
Все... если бы все забывалось!..
Их хитростью брали; их силой влекли,
Их стражам гаремов вручали
И тешить властителей ханской земли,
Ласкать, не любя, заставляли...
И помнят могилы!.. Задумчив их вид
Великая месть не простится!
Разрушила ханство, остатки крушит
И спящим покойницам снится!
Если б водка была на одного -
Как чудесно бы было!
Но всегда покурить — на двоих,
Но всегда распивать — на троих.
Что же — на одного?
На одного — колыбель и могила.
От утра и до утра
Раньше песни пелись,
Как из нашего двора
Все поразлетелись -
Навсегда, кто куда,
На долгие года.
Говорят, что жена — на одного, -
Спокон веку так было.
Но бывает жена — на двоих,
Но бывает она — на троих.
Что же — на одного?
На одного — колыбель и могила.
От утра и до утра
Раньше песни пелись,
Как из нашего двора
Все поразлетелись -
Навсегда, кто куда,
На долгие года.
Сколько ребят у нас в доме живет,
Сколько ребят в доме рядом!
Сколько блатных мои песни поет,
Сколько блатных еще сядут -
Навсегда, кто куда,
На долгие года!
Детина молодой, задумавши жениться,
Об этом рассудил у старика спроситься,
Какую он жену ему присудит взять.
«Я, право, сам, дружок, не знаю,
Какой тебе совет подать.
Я вот как рассуждаю:
С которой стороны ни станешь разбирать,
Весьма легко случится
В женитьбе ошибиться.
Какую хочешь ты, чтоб за тебя пошла?
Красавица ль тебе, богатая ль мила,
Иль знатного отца чтоб дочь она была?
Какая для тебя по мыслям? я не знаю.
Да вот ученую еще я позабыл».
— «Не то ведь, старичок, чего я знать желаю.
Я для того тебя спросил,
Какую взять жену решиться,
Чтоб без досады с ней и без хлопот ужиться».
— «А если так, то знай: какую ни возьмешь,
Досады и хлопот с женою не минешь».
От черного хлеба и верной жены
Мы бледною немочью заражены…
Копытом и камнем испытаны годы,
Бессмертной полынью пропитаны воды, —
И горечь полыни на наших губах…
Нам нож — не по кисти,
Перо — не по нраву,
Кирка — не по чести
И слава — не в славу:
Мы — ржавые листья
На ржавых дубах…
Чуть ветер,
Чуть север —
И мы облетаем.
Чей путь мы собою теперь устилаем?
Чьи ноги по ржавчине нашей пройдут?
Потопчут ли нас трубачи молодые?
Взойдут ли над нами созвездья чужие?
Мы — ржавых дубов облетевший уют…
Бездомною стужей уют раздуваем…
Мы в ночь улетаем!
Мы в ночь улетаем!
Как спелые звезды, летим наугад…
Над нами гремят трубачи молодые,
Над нами восходят созвездья чужие,
Над нами чужие знамена шумят…
Чуть ветер,
Чуть север —
Срывайтесь за ними,
Неситесь за ними,
Гонитесь за ними,
Катитесь в полях,
Запевайте в степях!
За блеском штыка, пролетающим в тучах,
За стуком копыта в берлогах дремучих,
За песней трубы, потонувшей в лесах…
Когда великое свершалось торжество
И в муках на кресте кончалось божество,
Тогда по сторонам животворяща древа
Мария-грешница и пресвятая дева
Стояли две жены,
В неизмеримую печаль погружены.
Но у подножия теперь креста честнаго,
Как будто у крыльца правителя градскаго,
Мы зрим поставленных на место жен святых
В ружье и кивере двух грозных часовых.
К чему, скажите мне, хранительная стража?
Или распятие казенная поклажа,
И вы боитеся воров или мышей?
Иль мните важности придать царю царей?
Иль покровительством спасаете могучим
Владыку, тернием венчанного колючим,
Христа, предавшего послушно плоть свою
Бичам мучителей, гвоздям и копию?
Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила
Того, чья казнь весь род Адамов искупила,
И, чтоб не потеснить гуляющих господ,
Пускать не велено сюда простой народ?
Вот клятва Мойны молодой:
«Не буду графу я женой!
Хотя б от всех людских племен
Остались в мире я да он,
Хотя б он мне в награду дал
Алмазы, жемчуг и коралл,
Хотя б владел он всей страной, —
Не буду графу я женой!»
— «Обеты дев, — сказал старик, —
Все вмиг даны, забыты вмиг;
Обняв крутые высоты,
Алеют вереска цветы,
И скоро ветр с утеса прочь
Их унесет в осенню ночь;
Но Мойна, прежде ночи той,
Уж может графу быть женой».
— «Пусть лебедь, — Мойна говорит, —
В гнездо орлиное взлетит,
Назад пойдут потоки гор,
Пусть упадет утес Бенмор,
И битвы в час наш грозный клан
Пусть побежит от англичан, —
Но я не изменюсь душой:
Не буду графу я женой!»
Еще доселе в тростнике
Гнездится лебедь на реке,
Бенмор огромный не падет,
Крутой поток бежит вперед,
Клан все слывет, каким он слыл,
И пред врагом он не дал тыл, —
Но Мойна любит всей душой,
И Мойну граф зовет женой!
(наиболее известная)
Ох, ты, сукин сын, камаринский мужик,
Задрал ножки та й на печке лежит.
Лежит, лежит та й попорхивает,
Правой ножкою подергивает.
Сам на девушек помаргивает,
Над женою выкамаривает:
— Ты вставай, молодая жена!
Скорей завтрак готовь, сатана!
Ой, комар ты, наш камаринский мужик,
Собрался в лес, по дорожке бежит.
Он бежит, бежит, пошучивает,
Свои усики покручивает.
Тише, тише топочите!
Пол не проломите!
У нас под полом вода,
В воде не утоните!
Пошла плясать,
Ногой топнула.
Аж хата покачнулась
И дверь хлопнула.
Хорошо, подружка, пляшешь!
Хорошо ты дроби бьешь!
Только тем и не хороша,
Что припевок не поешь!
Скажи, о муза, мне, какой злой гнев жену
Принудил, обявить жестокую войну,
Противу своего возлюбленнаго мужа,
И глупость может ли жене злой быти чужа!
Муж будет побежден; сунбурщица не трусь,
И зделай нам над мужем шутку.
Поставили на стол большую утку.
Жена сказала: ето гусь:
Не гусь, да утка то, муж держит ето твердо,
О сатана!
Кричит жена,
На то ли я с тобой сопряжена.
Вся злобой внутренна моя разозжена.
Кричит без памяти, пылит немилосердо:
Коль ты ослеп, я шлюсь на вкус,
Иль я тебе такой дам туз,
Что ты за дремлешь,
Коль гуся моево за утку ты приемлешь.
Отведал муж: душа! сокровище! мой свет:
Гусинова и запаха тут нет.
Бездельник ето гусь, я знаю ето прямо.
Пожалуй жонушка не спорь ты так упрямо.
Я шлюсь на всех людей, что утка то, не гусь,
И в етом не запрусь.
Но чем окончилася шутка?
Жена ему дала туза,
И плюнула в глаза.
Признался муж: на стол поставлен гусь не утка.
Хорошие письма из дальнего тыла
сержант от жены получал.
И сразу, покамест душа не остыла,
друзьям по оружью читал. А письма летели сквозь дымные ветры,
сквозь горькое пламя войны,
в зеленых, как вешние листья, конвертах,
сердечные письма жены. Писала, что родиной стал из чужбины
далекий сибирский колхоз.
Жалела, что муж не оставил ей сына, —
отца б дожидался да рос… Читали — улыбка с лица не скрывалась,
читали — слезы’ не сдержав.
— Хорошая другу подружка досталась,
будь счастлив, товарищ сержант! — Пошли ей, сержант, фронтовые приветы,
земные поклоны от нас.
Совет да любовь вам, да ласковых деток,
когда отгрохочет война… А ночью прорвали враги оборону, —
отчизне грозила беда.
И пал он обычною смертью героя,
заветный рубеж не отдав. Друзья собрались и жене написали,
как младшей сестре дорогой:
«Поплачь, дорогая, убудет печали,
поплачь же над ним, над собой…» Ответ получили в таком же конверте,
зеленом, как листья весной.
И всем показалось, что не было смерти,
что рядом их друг боевой. «Спасибо за дружбу, отважная рота,
но знайте, — писала она, —
не плачет, не плачет вдова патриота,
покамест бушует война. Когда же сражений умолкнут раскаты
и каждый к жене заспешит,
в тот день я, быть может, поплачу, солдаты,
по-женски поплачу, навзрыд…» …Так бейся же насмерть, отважная рота,
готовь же отмщенье свое —
за то, что не плачет вдова патриота,
за бедное сердце ее…
Комментатор из своей кабины
Кроет нас для красного словца,
Но недаром клуб «Фиорентины»
Предлагал мильон за Бышовца.
Ну что ж, Пеле как Пеле,
Об ясняю Зине я,
Ест Пеле крем-брюле
Вместе с Жаирзинио.
Я сижу на нуле,
Дрянь купил жене — и рад.
А у Пеле — «шевроле»
В Рио-де-Жанейро.
Муром занялась прокуратура.
Что ему?! Реклама! — он и рад.
Ну, здесь бы Мур не выбрался из МУРа,
Если б был у нас чемпионат.
А что? Ну, Пеле как Пеле,
Об ясняю Зине я,
Ест Пеле крем-брюле
Вместе с Жаирзинио.
Я сижу на нуле,
Дрянь купил жене — и рад.
А у Пеле — «шевроле»
В Рио-де-Жанейро.
Может, не считает и до ста он,
Но могу сказать без лишних слов:
Был бы глаз второй бы у Тостао —
Он вдвое больше б забивал голов.
Ну что Пеле? Пеле как Пеле,
Об ясняю Зине я,
У Пеле на столе
Крем-брюле в хрустале,
А я сижу на нуле.
Мао Цзедун — большой шалун:
Он до сих пор не прочь кого-нибудь потискать.
Заметив слабину, меняет враз жену,
И вот недавно докатился до артистки.Он маху дал, он похудал:
У ней открылся темперамент слишком бурный.
Не баба — зверь, она теперь
Вершит делами «революции культурной».А ну-ка, встань, Цин Цзянь, а ну, талмуд достань!
Уже трепещут мужнины враги!
Уже видать концы — жена Лю Шаоцы
Сломала две свои собачие ноги.А кто не чтит цитат, тот — ренегат и гад,
Тому на заднице наклеим дацзыбао!
Кто с Мао вступит в спор, тому дадут отпор
Его супруга вместе с другом Линем Бяо.А кто не верит нам, тот — негодяй и хам.
А кто не верит нам, тот — прихвостень и плакса.
Марксизм для нас — азы, ведь Маркс не плыл в Янцзы,
Китаец Мао раздолбал еврея Маркса!
Какому б злу я ни был отдан, —
Рудник, Сибирь, — о, пусть. Не зря
Я буду там: я верноподдан,
Работать буду для Царя.
Куя металл, вздымая молот,
Во тьме, где не горит заря,
Скажу: пусть тьма, пусть вечный холод, —
Топор готовлю для Царя.
Татарку выберу я в жены,
Татарку в жены, говоря:
Быть может, выношен, как стоны,
Родится Пален для Царя.
Когда в колониях я буду,
Я огород себе куплю,
И каждый год, поверя чуду,
Лен буду сеять, коноплю.
Из конопли сплетутся нити,
В них серебро мелькнет, горя,
К ним, может, честь придет — о, ждите:
То будет шарфом для Царя.
Низко кланяюсь вам, офицерские жены.
В гарнизонах, на точках, вдали от Москвы,
Непреклонен устав и суровы законы,
По которым живете и служите вы.Не случайно я выбрал сейчас выраженье:
Соответственно воинской службе мужей,
Ваша скромная жизнь — боевое служенье
На охране невидимых рубежей.Все равно — лейтенантши вы иль генеральши,
Есть в спокойствии вашем тревоги печать.
Вам ложиться поздней,
подниматься всех раньше,
Ожидать и молчать, провожать и встречать.На лице ни морщинки, а вас уж солдаты
Начинают не в шутку мамашами звать.
Зори в Мурманске, и на Курилах закаты,
Каракумский песок, белорусская гать.Каждый раз — лишь сумеешь на месте обжиться,
Дети к школе привыкнут, взойдет огород, —
В предписанье у мужа — другая граница,
Командирские курсы иль дальний полет.Ну, а если иначе — на долгие годы
Офицер остается все в том же полку,
На квартире казенной, средь дикой природы,
Сколько стоит вам нервов — не выдать тоску! И не часто придет грузовая машина,
Чтобы в Дом офицера везти вас на бал.
Запах пудры и легкий шумок крепдешина —
Королевы вплывают в бревенчатый зал.Низко кланяюсь вам, офицерские жены,
Это слово от сердца, поклон до земли,
Жизнь и верность в стальное кольцо обороны,
Как в цветочный венок, навсегда вы вплели.
Бывают иногда, по участи злой, жоны,
Жесточе Тизифоны;
Сей яд ,
Есть ад ,
Страданье без отрад .
Жену прелюту,
Имел какой-то муж ;
И сколько он ни был , против ее, ни дюж ,
Однако он страдал по всякую минуту;
Как бритва, так была она ко злу, остра;
Противу, в доме, всех , как буря, так быстра.
Имев со всеми ссору круту,
Во всю кричала мочь,
И день и ночь:
Слуга, служанка, муж , и гость, и сын , и дочь,
Беги скоряе прочь,
Или терпи различно огорченье,
И нестерпимое мученье,
И более себе спокойствия не прочь.
Ни чем ее с пути кривова муж не сдвинул .
И кинул .
Мой жар уже, сказал , к тебе на веки минул ;
А естьли о тебе я вздохи испущу,
Или когда хоть мало погрущу,
Или тебя во веки не забуду,
Пускай я две жены таких имети буду.
Что начать во утешенье
Без возлюбленной моей?
Сердце! бодрствуй в сокрушенье,
Я увижусь скоро с ней;
Мне любезная предстанет
В прежней нежности своей,
И внимать, как прежде, станет
Нежности она моей.
Сколько будет разговоров!
Сколько радостей прямых!
Сколько милых, сладких взоров,
Лучше и утех самих!
Укротися же, стихия,
Подстелися, путь, стопам;
Для жены моей младыя
Должно быть послушным вам.
Так, свирепыми волнами
Сколько с нею ни делюсь,
Им не век шуметь со льдами, —
С нею вечен мой союз.
Не страшился 6 я ввергаться
В волны яры для нея,
Но навеки с ней расстаться, —
Жизнь мне дорога моя.
Жизнь утехи и покою!
Возвратись опять ко мне;
Жить с толь милою женою
Рай во всякой стороне;
Там веселия сердечны,
Сладки, нежны чувствы там;
Там блаженствы бесконечны,
Лишь приличные богам.
Вот красно-розово вино,
За здравье выпьем жен румяных.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст багряных!
Ты тож румяна, хороша, —
Так поцелуй меня, душа!
Вот черно-тинтово вино,
За здравье выпьем чернобровых.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст пунцовых!
Ты тож, смуглянка, хороша, —
Так поцелуй меня, душа!
Вот злато-кипрское вино,
За здравье выпьем светловласых.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст прекрасных!
Ты тож, белянка, хороша, —
Так поцелуй меня, душа!
Вот слезы ангельски вино,
За здравье выпьем жен мы нежных,
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст любезных!
Ты тож нежна и хороша, —
Так поцелуй меня, душа!
1782
Потушена лампа.
Свеча зажжена.
И плачет дите,
И скулит жена:
«На рынке нет пшена».
Я утром встаю.
И опять жена
Одной катастрофой поражена:
«На рынке нет пшена».
Тогда на меня
Из трех углов
Нисходит триада голов.
Мундиром сияя,
Крестом звеня,
Империя прет
На меня.
Сначала
Я чувствую
Адскую боль —
Мне Чичиков
Жмет мозоль.
Потом,
Гомерически скаля зуб,
Спешивается Скалозуб.
И третьим:
Столыпинская труба
Расхваливает отруба,
И трое согнулись:
«У нас
Для вас
Стоит православный квас».
И трое смеются:
«Жена?
Извольте мешок пшена».
Тогда я, срываясь,
Ору в упор:
«Жена, до каких это пор?
Когда это кончится, жена,
Проблема хлебопшена?
Ты думаешь, что же, —
Я позабыл,
Кем Чичиков этот был?
И как это
Нижнему чину
В зуб
Везжал полковой Скалозуб?
А кем
Этот самый Столыпин был,
Ты думаешь,
Я позабыл?
Не будет Республика —
Это чушь —
Республикой мертвых душ!
И к пуле Багрова
В моей стране
Прибавить нечего мне.
Страна не поднимет
Трехцветный позор!» —
Кричу я жене
В упор.
Мы хлопаем дверью.
Разрешена
Проблема хлебопшена.
_____
…Товарищи, дома
У всех жена,
И каждому
С нею жить.
И каждому надо
Проблему пшена,
Товарищи, разрешить.
Давайте же скажем жене и стране
«Домашности — в стороне.
Пшеном мы питаем
Плавильную печь.
И если не хватит пшена,
Мы сами готовы
Горючим лечь
В плавильную печь, жена!
А личность, домашности —
В стороне», —
Давайте скажем стране.
(Комический романс-пародия)
(ответ на романс М.Кузмина «Дитя и роза»)
Дитя, ты подрос, я тебе в назиданье
Дам о любви пару слов:
Если, вдали, видя рая созданье
Ты безотчетно влюбиться готов.
Дитя, не спеши, не спеши, не спеши,
Помни, что издали все хороши.
Но, если влюблен ты, а де́вица просит:
«Женимся, милый, скорей!»
Будет божиться, что смерть ее скосит,
Если не станет женою твоей.
Дитя, не спеши, не спеши, не спеши,
Помни, — до свадьбы-то все хороши.
Если жена с тебя все одеяло
Стащит, себя чтоб покрыть, —
Дитя, не спеши ты тянуть покрывало
Снова к себе, чтобы жену не будить.
Дитя, не спеши, не спеши, не спеши,
Жены, — пока только спят хороши.
Тебе на прощанье совет могу дать я:
Будь осторожен во всем,
И не бросайся ты к каждой в обятья,
Чтоб не раскаяться страшно потом.
Дитя, не спеши, не спеши, не спеши,
Вспомни Нарзан и диету в тиши.
Ехали казаки, да со службы домой,
На плечах погоны, да на грудях кресты.
На плечах погоны, да на грудях кресты…
Едут по дорожечке, да родитель стоит.
Едут по дорожечке, да родитель стоит…
— Здорово, папаша! — Да здорово, сынок!
— Здорово, папаша! — Да здорово, сынок!
Расскажи, папаша, да про семью про свою!
Расскажи, папаша, да про семью про свою!
— Семья, слава Богу, да прибавилася!
Семья, слава Богу, да прибавилася
Жена молодая, да сыночка родила…
Жена молодая, да сыночка родила…
Сын отцу ни слова, да садился на коня.
Сын отцу ни слова, да садился на коня.
На коня гнедого, да скакал он со двора…
На коня гнедого, да скакал он со двора…
Подезжает к дому, мать стоит у ворот.
Подезжает к дому, мать стоит у ворот.
Жена молодая, да стоит слезы льет.
Жена молодая, да стоит слезы льет…
Мать сына просила: — Да прости, сын, жену!
Мать сына просила: — Да прости, сын жену!
— Тебя, мать, прощаю, да жененку никогда.
Тебя, мать, прощаю, а жененку никогда…
Закипело сердце во казацкой груди.
Закипело сердце во казацкой груди,
Заблистала шашечка да во правой руке.
Заблистала шашечка да во правой руке —
Слетела головушка да с неверной жены.
Слетела головушка да с неверной жены…
— Боже ты мой, боже, да чего ж я наробил!
Боже ты мой, боже, да чего ж я наробил!
Жену молодую, ой же, я-то погубил…
Жену молодую, ой же, я-то погубил
А дитя навеки, ой же я-то (о) сиротил!
Литвин уезжал на войну,
Мать оставлял и жену.
Мать начинает тужить.
«— Кто тебе будет служить
В далекой Угорской земле?»
«— Что же, родная? Есть звезды во мгле.
И не счесть.
Божия дочери есть.
Светят глазами,
Белыми светят руками,
Будут как знамя, как буду рубиться с врагами.
Ты вот, родная, как будешь одна?»
«— Буду молиться». — «А ты как, жена?»
«— Буду любить тебя. Буду молиться».
«— А как ребеночек малый родится?»
«— Буду ребенка качать.
Петь буду песни». — «А будут метели?»
«— Лаума, вместо меня, к колыбели
С бледным лицом подойдет,
Будет ребенка качать.
Снега мне в сердце немного положит.
Это поможет.
Буду молчать».
Ворота тесовы
Растворилися,
На конях, на санях,
Гости в ехали;
Им хозяин с женой
Низко кланялись,
Со двора повели
В светлу горенку.
Перед спасом святым
Гости молятся;
За дубовы столы,
За набранные,
На сосновых скамьях
Сели званые.
На столах кур, гусей
Много жареных,
Пирогов, ветчины
Блюда полные.
Бахромой, кисеёй
Принаряжена,
Молодая жена,
Чернобровая,
Обходила подруг
С поцелуями,
Разносила гостям
Чашу горькова;
Сам хозяин за ней
Брагой хмельною
Из ковшей вырезных
Родных подчует;
А хозяйская дочь
Мёдом сыченым
Обносила кругом
С лаской девичьей.
Гости пьют и едят,
Речи гуторят:
Про хлеба, про покос,
Про старинушку;
Как-то бог и господь
Хлеб уродит нам?
Как-то сено в степи
Будет зелено?
Гости пьют и едят,
Забавляются
От вечерней зари
До полуночи.
По селу петухи
Перекликнулись;
Призатих говор, шум
В темной горенке;
От ворот поворот
Виден по снегу.
Быть может, все несчастье
От почты полевой:
Его считали мертвым,
А он пришел живой.Живой, покрытый славой,
Порадуйся, семья!
Глядит — кругом чужие.
— А где жена моя? — Она ждала так долго,
Так велика война.
С твоим бывалым другом
Сошлась твоя жена.— Так где он? С ним по-свойски
Поговорить бы мне.
Но люди отвечают:
— Погибнул на войне.Жена второго горя
Не вынесла. Она
Лежит в больнице. Память
Ее темным-темна.И словно у солдата
Уже не стало сил.
Он шопотом чуть слышно:
— А дочь моя? — спросил.И люди не посмели,
Солгав, беде помочь:
— Зимой за партой в школе
Убита бомбой дочь.О, лучше б ты не ездил,
Солдат, с войны домой!
Но он еще собрался
Спросить: — А мальчик мой? — Твой сын живой, здоровый,
Он ждал тебя один.
И обнялись, как братья,
Отец и мальчик-сын.Как братья боевые,
Как горькие друзья.
— Не плачь, — кричит мальчишка,
Не смей, — тебе нельзя! А сам припал головкой
К отцовскому плечу.
— Возьми меня с собою,
Я жить с тобой хочу.— Возьму, возьму, мой мальчик,
Уедешь ты со мной
На фронт, где я воюю,
В наш полк, в наш дом родной.
У самого
берега
жил
рыбак.
Направо —
море,
налево —
дом.
Каждое
утро
рыбак
натощак
Рыбку
ловил
неводом.
Ловил,
и какого еще
рожна!
Ухи
похлебать
теперь бы.
Но была
у него
старуха
жена.
Хуже
не
сыщешь
стерьвы!
Золотую
рыбку
поймал
рыбак,
Не чуя
скверной
истории.
И вот
попал
к жене
под башмак,
Чтоб ей
сгореть
в крематории!
Семейная жизнь
превратилась
в содом —
Рыбак
вареного
рака
ошпаренней.
То выстрой
старухе
изящный
дом,
То сделай
ее
барыней!
Барыней побыла, —
требует,
чтоб
Звали ее
царицею.
Рыбаку впору
спрятаться
в гроб,
Ползает
мокрой
мокрицею.
Мне
попадись
такая
жена —
Зануда
старого
быта —
Я б как гаркнул:
— Цыц, сатана!
Сиди
у разбитого
корыта! —
Я б разделал
ее под орех.
Моргнуть
не посмела б
глазом...
Читайте
журнал
«Бывший Леф»
И —
никаких
сказок!
(Баллада).
Кто знает клятву лэди Норы:
— Скорей падут леса и горы,
Скорей затмится свет дневной,
Чем стану графа я женой!
Ценой безчисленных владений
И драгоценных украшений
И всех земель его ценой,—
Останься мы вдвоем на свете,
В своем уверена обете—
Не буду я его женой!—
— Не верьте клятвам никогда;
Сегодня: нет! а завтра: да!—
Сказал шутя Дуглас маститый.
— Обеты будут позабыты;
И прежде, чем на склонах гор
Цветущий вереска узор
Покроют снежные узоры—
Из уст прекрасной лэди Норы
Услышит граф ответ иной
И назовет ее женой.—
— Скорей, воскликнула она,
— Изсякнет моря глубина,
Скорее лебедь белокрылый
Окажется в гнезде орла,
И в ночь обрушится скала;
Скорей пред вражескою силой
Бежит позорно клан родной,
Забыв навек о славе ратной,
И потечет волна обратно,
Чем стану графа я женой!—
Попрежнему у светлых вод,
Где пышно лилия цветет,
Гнездо свивает лебедь белый;
Попрежнему безумно смелы
Бойцы Шотландии родной,
И над морскою глубиной
Вздымаются как прежде, горы…
Но что же клятва лэди Норы?..
Она дала обет иной:
Быть графу доброю женой!
И
Когда нет будущего — жить не хочется,
Когда нет будущего — ночами страх,
Как утешительно душе пророчится
Неотклоняемый и близкий крах.
И нет уверенности в игре со случаем,
И близок проигрыш уже, и ночь в груди.
И нервы, чавкая тоской, мы мучаем,
И ждем призывного: «Вставай, иди!»
Ах, пуля браунинга была б гуманнее,
Но цепью звякается крик «жена!».
Как муха тусклая, жужжу в стакане я,
А жизнь, по-видимому, сожжена.
ИИ
Вышел из себя. Встал в сторону. Гляжу:
На постели тридцатидвухлетний
Вяло дышит человек и ищет
Рифму к слову «будущее»…
Не нашел и думает о шляпе
Для жены, которая уж спит
(Спит не шляпа, а жена, конечно),
А за ним раскосая, как шлюха,
Смерть стоит, зевая (не пора ли
Ухватить за глотку человека?).
Как угрюмо. Лучше вновь в подполье,
В череп, в сердце, в крошечную клетку,
В тесное «седалище души».
Может быть, мгновенно озаренный,
Я найду и рифму, и смогу
Завтра шляпу подарить жене.
Я к вам хожу десятый раз подряд,
Чтоб получить какую-то жилплощадь!
Мой шурин — лауреат, мой деверь — депутат,
А я с женою должен жить у тещи?!
Помилуйте. Ведь это же позор!
Мне надоели глупые отписки!
Мой дед был партизан, мой дядя — прокурор,
И сам я крестный сын заслуженной артистки!
Мне некогда мотаться к вам сюда,
Меня нельзя равнять по всяким прочим,
Троюродный мой брат — теперь Герой Труда,
И скоро будет награжден мой отчим.
Какие справки вам еще нужны?
Вот лучший документ — центральная газета.
И в ней портрет. Вы знаете, кто это?
Нет?! Это мало, что герой войны, —
Он бывший муж моей родной жены!
Ну?.. Что вы скажете теперь? Я жду ответа!
Что? Кто такой я сам? Так я же все сказал.
И к заявленью справки все подшиты…
Везде я все в два счета получал,
И лишь у вас такая волокита!
Когда же будет этому конец?
Поймите, наконец, мы без угла, без дома!
Да, я забыл сказать: моей жены отец
Служил секретарем у бывшего наркома.
Царедворец ушел во дворец.
Раб согнулся над коркою черствой.
Изломала — от скуки — ларец
Молодая жена царедворца.
Голубям раскусила зоба,
Исщипала служанку — от скуки,
И теперь молодого раба
Притянула за смуглые руки.
— Отчего твои очи грустны?
В погребах наших — царские вина!
— Бедный юноша — я, вижу сны!
И служу своему господину.
— Позабавь же свою госпожу!
Солнце жжет, господин наш — далеко…
— Я тому господину служу,
Чье не дремлет огромное око.
Длинный лай дозирающих псов,
Дуновение рощи миндальной.
Рокот спорящих голосов
В царедворческой опочивальне.
— Я сберег господину — казну.
— Раб! Казна и жена — не едино.
— Ты алмаз у него. Как дерзну —
На алмаз своего господина?!
Спор Иосифа! Перед тобой —
Что — Иакова единоборство!
И глотает — с улыбкою — вой
Молодая жена царедворца.
Муж пьяница, жена всяк день ево журит
И говорит
Друзьям ево она: я мужа постращаю,
И от учить от пьянства обещаю.
А как ?
Вот так .
Когда напьется он и потеряет силу
И помышления, снесу ево в могилу,
И сверьху прикреплю доской,
А не землей; проход дышать ево дам рылу.
От етова вить он
Не треснет ,
Воскреснет :
А сей увидя страшной сон ,
Что он от водки мертв , напиток позабудет ,
И пить не будет .
Исполнила она
Тот вымысел , как умная жена.
Пришла к нему на гроб , притворствуя рыдает .
Кричит : живот меня подобно покидает ,
И прекращается тоской,
Над гробовой твоей, любезный муж , доской.
Он там очнулся,
На оном свете, мнит , в могиле он проснулся,
На вечной отошел покой,
И вопит : жонушка, за чем ко мне приходиш ?
Уже супруга ты здесь мертваго находиш .
Супруга думает , супруга я спасла.
Ответствует жена: поминки здесь я правлю,
Поминок принесла,
И на могиле я блинов тебе оставлю.
А он ответствует , на что?.
Коль любишь ты меня,
Не надобны они: мне ради мертвой глотки
Пойди и принсси в могилу ты мне водки.
Меня не манит рай небесный
И жизнь в блаженной стороне:
Таких, как здесь, красивых женщин
Не отыскать на небе мне.
Какой там ангел нежнокрылый
Заменит мне мою жену?
Псалмы на облаках едва ли
Тянуть охотно я начну.
Нет, лучше на земле, о, Боже,
Позволь мне продолжать мой путь;
Лишь возврати здоровье телу,
Да и о деньгах не забудь.
Конечно, этот мир греховен,
Порочен и во многом дик;
Но я привык к юдоли плача,
Я к мостовой земли привык.
Мне шум людской мешать не может:
Я домосед и очень рад
С своей женой не расставаться,
Надевши туфли и халат.
Не разлучай же с ней меня ты!
Она болтает — и люблю,
Я слышать голос тот певучий,
И милый взгляд ее ловлю.
Здоровья, Боже, дай и денег —
Мое желанье таково —
И дай побольше дней счастливых
Вдвоем с женою в !
Мне невозможно быть собой,
Мне хочется сойти с ума,
Когда с беременной женой
Идет безрукий в синема.Мне лиру ангел подает,
Мне мир прозрачен, как стекло,
А он сейчас разинет рот
Пред идиотствами Шарло.За что свой незаметный век
Влачит в неравенстве таком
Беззлобный, смирный человек
С опустошенным рукавом? Мне хочется сойти с ума,
Когда с беременной женой
Безрукий прочь из синема
Идет по улице домой.Ремянный бич я достаю
С протяжным окриком тогда
И ангелов наотмашь бью,
И ангелы сквозь проводаВзлетают в городскую высь.
Так с венетийских площадей
Пугливо голуби неслись
От ног возлюбленной моей.Тогда, прилично шляпу сняв,
К безрукому я подхожу,
Тихонько трогаю рукав
И речь такую завожу: «Pardon, monsieur *, когда в аду
За жизнь надменную мою
Я казнь достойную найду,
А вы с супругою в раюСпокойно будете витать,
Юдоль земную созерцать,
Напевы дивные внимать,
Крылами белыми сиять, -Тогда с прохладнейших высот
Мне сбросьте перышко одно:
Пускай снежинкой упадет
На грудь спаленную оно».Стоит безрукий предо мной,
И улыбается слегка,
И удаляется с женой,
Не приподнявши котелка.
_________________________
* Простите, сударь (фр.)
Как женился я, раскаялся;
Да уж поздно, делать нечего:
Обвенчавшись — не разженишься;
Наказал господь, так мучайся.
Хоть бы взял ее я силою,
Иль обманут был злой хитростью;
А то волей своей доброю,
Где задумал, там сосватался.
Было кроме много девушек,
И хороших и талантливых;
Да ни с чем взять — видишь, совестно
От своей родни, товарищей.
Вот и выбрал по их разуму,
По обычаю — как водится:
И с роднею, и с породою,
Именитую — почетную.
И живем с ней — только ссоримся,
Да роднею похваляемся;
Да проживши всё добро свое,
В долги стали неоплатные…
«Теперь придет время тесное:
Что нам делать, жена, надобно?» —
«Как, скажите, люди добрые,
Научу я мужа глупова?» —
«Ах, жена моя, боярыня!
Когда умной ты родилася,
Так зачем же мою голову
Ты сгубила змея лютая?
Придет время, время грозное,
Кто поможет? куда денемся?» —
«Сам прожился мой безумной муж,
Да у бабы ума требует»
Я вас прошу, позвольте мне
Сыграть вам на одной струне
Возможно покороче
О звездочете, о весне,
О звездочетовой жене,
О звездах и о прочем.
Следя за шашнями светил,
Без горя и забот
В высокой башне жил да был
Почтенный звездочет.
Он был учен и очень мудр,
Но шутит зло Эрот!..
И вот, в одно из вешних утр
Женился звездочет.
У звездочетовой жены
Глаза, как пара звезд,
Лицо, как томный лик луны,
А страсть — кометный хвост.
Она грустна, она бледна,
У ней влюбленный вид.
А звездочет всю ночь сполна
За звездами следит!..
Бледнея каждою весной,
Как лилия в снегу,
Она с особенной тоской
Глядела на’ слугу…
Был недогадлив тот слуга,
Но все же как-то раз
Воскликнул вдруг слуга: «Ага!»
И… кончен мои рассказ.
А вывод здесь, друзья, такой:
Коль мужем стать пришлось,
Смотри-ка лучше за женой,
А звезды брось!