Не струя золотого вина
В отлетающем вечере алом:
Расплескалась колосьев волна,
Вдоль межи пролетевшая шквалом.
Чуть кивали во ржи васильков
Голубые, как небо, коронки,
Слыша зов,
Серебристый, и чистый, и звонкий.
Голосистый поток
Закипал золотым водометом:
Где безбрежный океан,
Где одни лишь плещут волны,
Где не ходят чёлны, —
Там есть фея Кисиман.
На волнах она лежит,
Нежась и качаясь,
Плещет, блещет, говорит, —
С нею фея Атимаис.
Атимаис, Кисиман —
Две лазоревые феи.
Шелест листьев, шепот трав,
Переплеск речной волны,
Ропот ветра, гул дубрав,
Ровный бледный блеск Луны.
Словно в детстве предо мною,
Над речною глубиною,
Нимфы бледною гирляндой обнялись, переплелись.
Брызнут пеной, разомкнутся,
И опять плотней сожмутся,
Опускаясь, поднимаясь, на волне и вверх и вниз.
Разбиваясь волной у камней,
Спой знакомую песню, о море!
Если б так же я в песне моей
Мог излить накипевшее горе!
Как резвится ребенок бедняк,
Вдоль утеса бегущий с сестренкой,
Как доволен судьбою рыбак,
В челноке распевающий звонко!
Блаженных снов ушла звезда,
И вновь не вспыхнет никогда,
Назад мы взгляд кидаем.
Там жизнь твоя и жизнь моя.
И кто убил их? Ты и я.
Мы близ теней страдаем,
Навек лишив их бытия,
Бледнеем и рыдаем.
Бежит волна волне вослед,
Я у моря, грусти полный,
Ждал родные паруса.
Бурно пенилися волны,
Мрачны были небеса,
И рассказывали волны
Про морские чудеса.
Слушай, слушай: «Под волнами
Там, среди гранитных скал,
Где растет, сплетясь ветвями,
Бледно-розовый коралл;
Поднял корабль паруса;
В море спешит он, родной покидая залив,
Буря его догнала и швырнула на каменный риф.
Бьется он грудью об грудь
Скал, опрокинутых вечным прибоем морским,
И белогрудая чайка летает и стонет над ним.
С бурей обломки его
В даль унеслись; — чайка села на волны — и вот
Тихо волна, покачав ее, новой волне отдает.
Вон — отделились опять
Вижу я, сизые с золотом тучи
Загромоздили весь запад; в их щель
Светит заря, — каменистые кручи,
Ребра утесов, березник и ель
Озарены вечереющим блеском;
Ниже — безбрежное море. Из мглы
Темные скачут и мчатся валы
С неумолкаемым гулом и плеском.
К морю тропинка в кустах чуть видна,
К морю схожу я, и —
Небо — моя высота,
Море — моя глубина.
Радость легка и чиста,
Грусть тяжела и темна.
Но, не враждуя, живут
Радость и грусть у меня,
Если на небе цветут
Лилии светлого дня, —
Волны одна за одной
Тихо бегут к берегам,
Как океан обемлет шар земной,
Земная жизнь кругом обята снами;
Настанет ночь, и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ея: он нудит нас и просит,
Уж в пристани волшебный ожил челн,
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Шум и тревога в глубоком покое,
Мутные волны средь белых снегов,
Льдины прибрежной пятно голубое,
Неба жемчужного тихий покров.
Жизнь мировая в стремлении смутном
Так же несется бурливой струей,
В шуме немолчном, хотя лишь минутном,
Тот же царит неизменный покой.
Озеро плещет волной беспокойною,
Словно как в море растущий прибой,
Рвется к чему-то стихия нестройная,
Спорит о чем-то с враждебной судьбой.
Знать, не по сердцу оковы гранитные!
Только в безмерном отраден покой.
Снятся былые века первобытные,
Хочется снова царить над землей.
Строки
Блаженных снов ушла звезда,
И вновь не вспыхнет никогда,
Назад мы взгляд кидаем.
Там жизнь твоя, и жизнь моя.
И кто убил их? Ты и я.
Мы близ теней страдаем,
Навек лишив их бытия,
Бледнеем и рыдаем.
МОРЕ
Садилось солнце; ложились тени;
Шумело море в тоске немой.
Дул легкий ветер, исполнен лени;
Сменялись мысли одна другой.
Чуть видный глазу, там за хребтами
Метался яркий зеленый свет.
Играло море, шумя волнами,
И эхо водам несло ответ.
В часы раздумья, в часы тревоги
Пристань безмолвна. Земля близка.
Земли не видно. Ночь глубока.
Стою на серых мокрых досках.
Буря хохочет в седых кудрях.
И слышу, слышу, будто кричу:
«Поставьте в море на камне свечу!
Когда пристанет челнок жены,
Мы будем вместе с ней спасены!»
И страшно, и тяжко в мокрый песок
Бьют волны, шлют волны седой намек…
Скоро день. И как упрямо
Волны держат пароход.
Ветерок от Валаама
Звон малиновый несет.
Скоро в путь. А путь не страшен, –
Ведь по ладожским волнам
Мимо деревень и пашен
К синим, ясным куполам.
Тише, тише! Слушай, Мэри!
Это шопот Аппенин.
Там над сводом—точно звери,
Точно гром среди вершин;
Точно Северное море
Там бушует на просторе,
Там в пещерах, в глубине,
Точно льнет волна к волне.
В свете полдня Аппенины
И силу в грудь, и свежесть в кровь
Дыханьем вольным лью.
Как сладко, мать-природа, вновь
Упасть на грудь твою! Волна ладью в размер весла
Качает и несет,
И вышних гор сырая мгла
Навстречу нам плывет.Взор мой, взор, зачем склоняться?
Или сны златые снятся?
Прочь ты сон, хоть золотой, —
Здесь любовь и жизнь со мной! На волнах сверкают
Когда вечереет и закатное пламя
За морем вспыхивает реже и реже,
Ты видала, как волны припадают губами,
Розовыми и теплыми, к песку на прибрежье?
А когда над бухтой распустятся звезды
Пушистыми почками в вечер пахучий,
Слышала ты, как полнится воздух
Жалобой моря, что песок неуступчив?
Волны тоскуют легко и привычно,
Волнам не спится, волнам рокочется.
Не страшась борьбы упорной,
Неустанно день, за днем
Мы по бездне моря черной
В даль заветную плывем.
В первом радостном обмане
Цель казалась нам близка.
Но кругом в седом тумане
Потонули берега…
Вот зеркало мое — прими его, Киприда!А. Пушкин
3.
НА ОСТРОВЕ ЦИТЕРЕ
Волны кружевом обшиты
Сладко пламенной луны.
Золотые хризолиты
Брызжут ввысь из глубины.
На прибрежиях зеленых
Я знаю — ты любишь меня!
Холодными песнями полный,
Идет, паруса накреня,
Норд-ост, разрывающий волны.Звезда небольшая горит,
И меркнет, и снова сияет.
Бессмертное тело зари
На западе вновь умирает.
Я звал мою песню — твори!
И песня звезду поднимает.Звезду поднимает она
И видит в кипящем просторе
Люблю, облокотясь на скалу Аюдага,
Глядеть, как борется волна с седой волной,
Как, вдребезги летя, бунтующая влага
Горит алмазами и радугой живой, —Как с илистого дна встает китов ватага
И силится разбить оплот береговой;
Но после, уходя, роняет, вместо стяга,
Кораллы яркие и жемчуг дорогой.Не так ли в грудь твою горячую, певец,
Невзгоды тайные и бури набегают,
Но арфу ты берешь, и горестям конец.Они, тревожные, мгновенно исчезают
И песни дивные в побеге оставляют,
Снова долгий тихий вечер.
Снова море, снова скалы.
Снова солнце искры мечет
Над волной роскошно-алой.
И не зная, здесь я, нет ли,
Чем дышу — мечтой иль горем, —
Запад гаснет, пышно-светел,
Над безумно светлым морем.
Им не слышен — им, бесстрастным, —
Шепот страсти, ропот гнева.
В лодке я легкой катался
Быстрой рекой,
В лодке малютка сидела
Рядом со мной.
Струйки ласкали с игривой
Пеной корму,
Темным рулем шевелили,
Жались к нему.
В тишине деревьев шелестящих,
Перепевных, стройных, нешумящих,
Лист к листу, листами говорящих,
Ловит мысль иные времена.
Океанский папоротник, лесом,
Шелестит, завесы льнут к завесам,
Пенится широкая волна.
Где я был за гранями столетий?
Между пальм и волн мы были дети,
Крыс речных мы уловляли в сети,
Ев. Д. 3<олотаре>вой
Кипит поток в дубраве шумной
И мчится скачущей волной,
И катит в ярости безумной
Песок и камень вековой.
Но, покорен красой невольно,
Колышет ласково поток
Слетевший с берега на волны
Весенний, розовый листок.
Так бурей вальса не сокрыта,
Тише, тише! Слушай, Мэри!
Это шепот Аппенин.
Там над сводом — точно звери,
Точно гром среди вершин;
Точно Северное море
Там бушует на просторе,
Там в пещерах, в глубине,
Точно льнет волна к волне.
В свете полдня Аппенины
Мне грезилось темное море,
Глухие рыдания волн,
Несущийся вдаль на просторе,
Волнами кидаемый челн.
Как чайки подстреленной крылья,
Повисли его паруса,
Напрасны мольбы и усилья
И глухи к мольбам небеса.
Мне грезилось темное море,
Глухия рыдания волн,
Несущийся вдаль на просторе,
Волнами кидаемый челн.
Как чайки подстреленной крылья,
Повисли его паруса,
Напрасны мольбы и усилья
И глухи к мольбам небеса.
Неслась волна, росла волна,
Рыбак над ней сидел,
С душой, холодною до дна,
На уду он глядел.
И как сидит он, как он ждет,
Разверзлась вдруг волна,
И поднялась из шума вод
Вся влажная жена.Она поет, она зовет:
«Зачем народ ты мой
Людским умом и злом людским
По равнине вод лазурной
Шли мы верною стезей —
Огнедышащий и бурный
Уносил нас змей морской…
С неба звезды нам светили,
Снизу искрилась волна —
И метелью влажной пыли
Обдавала нас она…
Мы на палубе сидели,
Многих сон одолевал —
Серебристый ручей,
Меж лугов и полей
Я беспечно бежал
И на солнце играл.
Был свободен мой путь
Под сиянием дня,
Но сдавили мне грудь
И поймали меня.
Тише, тише! Слушай, Мэри!
Это шепот Апеннин.
Там над сводом — точно звери,
Точно гром среди вершин;
Точно Северное море
Там бушует на просторе,
Там в пещерах, в глубине,
Точно льнет волна к волне.
В свете полдня Апеннины —
Серебристый ручей,
Меж лугов и полей
Я безпечно бежал
И на солнце играл.
Был свободен мой путь
Под сиянием дня,
Но сдавили мне грудь
И поймали меня.