Набегают вечерние тени,
Погасает сиянье за далью.
Облелеянный тихой печалью,
Уронил я письмо на колени.
Облелеянный тихой печалью,
Вспоминаю ненужные грезы…
А в душе осыпаются розы,
Погасает сиянье за далью.
Да, в душе осыпаются розы.
Милый брат! ты звездой серебристой
Когда под заступом холодным
Скрипел песок и яркий снег,
Во мне, печальном и свободном,
Еще смирялся человек.
Пусть эта смерть была понятна —
В душе, под песни панихид,
Уж проступали злые пятна
Незабываемых обид.
Человек умирает…
Видно, вышли года.
Как ему умирать не хочется!
Был всю жизнь он с людьми.
Никогда, никогда,
Никогда не любил
Одиночества.
Возле ласковых глаз,
У фабричных ворот.
И в хорошие годы.
Мудрец сказал: «Здесь все прейдет, все быстротечно!»
Слова зловещие с тех пор всегда со мной…
Я вижу, гаснет день, прочь уносясь беспечно,
Навстречу мне летит час смерти роковой.
Я — мертв… угас навек в груди огонь сердечный,
Суровый мрак одел взор помертвелый мой,
Чело закутано тяжелою парчой,
Я сплю последним сном в обятьях ночи вечной!..
Когда б Ты ни пришла, теперь, чрез двадцать лет,
Я знаю, Ты придешь ко мне неотвратимо!..
Я уйду, убегу от тоски,
Я назад ни за что не взгляну,
Но сжимая руками виски,
Я лицом упаду в тишину.
И пойду в голубые сады
Между ласковых серых равнин,
Чтобы рвать золотые плоды,
Потаенные сказки глубин.
Гибких трав вечереющий шелк
И второе мое бытие…
Полуувядших лилий аромат
Мои мечтанья легкие туманит.
Мне лилии о смерти говорят,
О времени, когда меня не станет.
Мир — успокоенной душе моей.
Ничто ее не радует, не ранит.
Не забывай моих последних дней,
Пойми меня, когда меня не станет.
Я живу своей мечтой
В дымке нежно-золотой,
Близ уступов мертвых скал,
Там, где ветер задремал.
Весь я соткан из огня,
Я лучистый факел дня,
В дымке утренней рожден,
К светлой смерти присужден.
Однодневкой золотой
Вьюсь и рею над водой,
Узри простерта на плащ меня,
Не сетуйте, родители любезны!
И мрачну горесть прогоня,
Отрите токи слезны!
Я сладким сном покоюся и славным!
Здесь долг мой на земле я свято чтил;
В боях — под знамем ратным
Врагов Отечесгова безтрепетно разил;
В дни мира тих, как агнец был незлобной;
В сообществе — усердный гражданин,
Дева
Юноша милый! на миг ты в наши игры вмешался!
Розе подобный красой, как Филомела, ты пел,
Сколько любовь потеряла в тебе поцелуев и песень,
Сколько желаний и ласк новых, прекрасных, как ты.
Роза
Дева, не плачь! я на прахе его в красоте расцветаю.
Сладость он жизни вкусив, горечь оставил другим;
Ах! и любовь бы изменою душу певца отравила!
Х.К.Андерсон
Последняя песнь поэта
Перевод А. Майкова
Оригинал здесь—http://www.sky-art.com/andеrsеn/poеtry/44_1_ru.htm
Час пришел—так бери же, неси меня, Смерть,
В беспредельные области духа!
Без расспросов—куда? я прошел путь земной,
Изволением свыше ведомый…
Что я людям давал,—я давал не свое,
А что было мне подано свыше,
Боюсь не смерти я. О нет!
Боюсь исчезнуть совершенно.
Хочу, чтоб труд мой вдохновенный
Когда-нибудь увидел свет;
Хочу — и снова затрудненье!
Зачем? что пользы будет мне?
Моё свершится разрушенье
В чужой, неведомой стране.Я не хочу бродить меж вами
По разрушении! — Творец.
На то ли я звучал струнами,
Когда больной умрет и кончится со смертью
Ужасный, длинный ряд мучительных мытарств,
Врачей и фельдшеров заменит духовенство,
Исчезнет всякий след сиделок и лекарств;
Когда сокроются под насыпью могилы,
Как призрак тягостный, как отлетевший сон,
Лицо поблекшее, морщинистые руки,
Вся некрасивая обрядность похорон, —
Лишь в смерти ставший тем, чем был он изначала,
Грозя, заносит он сверкающую сталь
Над непонявшими, что скорбная скрижаль
Царю немых могил осанною звучала.Как гидра некогда отпрянула, виясь,
От блеска истины в пророческом глаголе,
Так возопили вы, над гением глумясь,
Что яд философа развел он в алкоголе.О, если туч и скал осиля тяжкий гнев,
Идее не дано отлиться в барельеф,
Чтоб им забвенная отметилась могила, Хоть ты, о черный след от смерти золотой,
Обломок лишнего в гармонии светила,
СонетСуровый призрак, демон, дух всесильный,
Владыка всех пространств и всех времен,
Нет дня; чтоб жатвы ты не снял обильной,
Нет битвы, где бы ты не брал знамен.Ты шлешь очам бессонным сон могильный,
Несчастному, кто к пыткам присужден,
Как вольный ветер, шепчешь в келье пыльной
И свет даришь тому, кто тьмой стеснен.Ты всем несешь свой дар успокоенья,
И даже тем, кто суетной душой
Исполнен дерзновенного сомненья.К тебе, о царь, владыка, дух забвенья,
Из бездны зол несется возглас мой:
Перед войной я написал подвал
про книжицу поэта-ленинградца
и доказал, что, если разобраться,
певец довольно скучно напевал.
Я сдал статью и позабыл об этом,
за новую статью был взяться рад.
Но через день бомбили Ленинград
и автор книжки сделался поэтом.
Как морозит! Как морозит!
Вечер, лампы, хруст шагов.
Фонарей далеких россыпь
У гранитных берегов.Что теперь со всеми нами
Сделала, смеясь, зима!
Как бегут, звеня коньками,
Девушки, сводя с ума! Сто машин огни швыряют
На тугой румянец щек.
Легким инеем играет
Над губой твоей пушок.В праздничном, горящем небе
Поехал Добрыня в домашнюю сторону. Закручинился.
Хочет домой.
Попадалася Смерть на дороге престрашная.
Говорит, покачав головой:
«Полно ездить по свету, и кровь лить напрасную,
кровь невинную в мире струить».
А Добрыня ей: «Ты-то кто? Царь ли, царевич ли?
Иль изволишь ты витязем быть?»
Отвечает ему: «Я не царь, не царевич я, и не витязь.
Я страшная Смерть».
Шли на приступ. Прямо в грудь
Штык наточенный направлен.
Кто-то крикнул: «Будь прославлен!»
Кто-то шепчет: «Не забудь!»
Рядом пал, всплеснув руками,
И над ним сомкнулась рать.
Кто-то бьется под ногами,
Кто — не время вспоминать…
Только в памяти веселой
Где-то вспыхнула свеча.
1.
Стар и млад,
все спешат
не дожить до кончины века,
млад и стар,
всяк устал
темноту раздвигать как свечка, темноту,
теплоту
распалять до температуры
щек и век,
Об Адонисе с лунной красотой,
О Гиацинте тонком, о Нарциссе,
И о Данае, туче золотой,
Еще грустят Аттические выси.Грустят валы ямбических морей,
И журавлей кочующие стаи,
И пальма, о которой Одиссей
Рассказывал смущенной Навзикае.Печальный мир не очаруют вновь
Ни кудри душные, ни взор призывный,
Ни лепестки горячих губ, ни кровь,
Стучавшая торжественно и дивно.Правдива смерть, а жизнь бормочет ложь.
Пока бушует кровь младая
Горячей, пылкою струей,—
Цветами радости играя,
Вся жизнь сулит нам рай земной.
Любовь, наш пылкий дух чаруя,
Лобзанье лживое дарит
И сладким ядом поцелуя
Больное сердце усыпит…
Но миг придет… сомкнем мы веки,
Нет подруги нежной, нет прелестной Лилы!
Все осиротело!
Плачь любовь и дружба, плачь Гимен унылый!
Счастье улетело!
Дружба! ты всечасно радости цветами
Жизнь ее дарила;
Ты свою богиню, с воплем и слезами
В землю положила.
Их связала любовь, — и вся жизнь с того дня,
Вся судьба у них общей была.
И в бесстрашной за дело святое борьбе,
Рука об руку, смерть их нашла…
Погубила их смерть беспощадной косой
И в могильную тьму увлекла…
Но в холодной земле они вместе легли, —
Их и смерть разлучить не могла!
Роковые вопросы страстей —
Порождение дня многошумного!
Кто ответит на вас сонму хмурых людей
В смуту нашего века разумного,
Кроме сердца безумного?
Роковые вопросы страстей!.. Роковые ответы судьбы —
Дети воли ничтожного случая!
Кто поймет вас в разгаре холодной борьбы?
Только смерть, только смерть неминучая
Разгадает — могучая —
Вышел месяц из тумана —
и на много лет
над могилою Романа
синий-синий свет.Свет печальный, синий-синий,
лёгкий, неземной
над Свердловском, над Россией,
даже надо мной.Я свернул к тебе от скуки,
было по пути,
с папироской, руки в брюки,
говорю: прости.Там, на ангельском допросе
Ложем будут нам, полные духами
Софы, глубоки, как могильный сон,
Этажерок ряд с редкими цветами,
Что для нас взрастил лучший небосклон.
И сердца у нас, их вдыхая пламя,
Станут, как двойной пламенник возжен
Пред очами душ, теми зеркалами,
Где их свет вдвойне ясно отражен.
Закатной яркостью взнесенный
Из душной сладости темниц,
Забудь обет, произнесенный
Пред жертвенником, лежа ниц.
Просторам сумрачным послушен,
Как облачко, плыви, плыви,
На высях у орлов подслушай
Слепые клекоты любви.
Впивай всю влагу побережий,
Что оживит за лугом луг,
Тужите Амуры и Грации,
И все, что ни есть красовитого!
У Дашиньки умер воробушек!
Ее утешенье, — которого
Как душу любила и холила!
А он — золотой был; он Дашу знал
Ну твердо как детушки маминьку.
Бывало сидит безотлучно все
В коленях у милой хозяюшки;
Скакнет то туда, то сюда по ним,
На степных просторах смерть кочует,
Как и мы, бездомные скитальцы,
На траве желтеющей ночует.
Над костром отогревает пальцы.
На степовьях уберечь красу как?
Старый саван вытерт о заплечья.
Полиняла щеристая сука —
Сумрачная ярость человечья.
Смерть! когда же от дымящих зарев
Ты поднимешь к небу глаз безвекий:
Взвод, вперед, справа по три, не плачь!
Марш могильный играй, штаб-трубач!
Словно ясная тучка зарей,
Ты погаснул, собрат молодой!
Как печаль нам утешить свою,
Что ты с нами не будешь в строю?
Гребень каски на гробе ведь наш,
Где с ножнами скрестился палаш.
Лишь тебя нам с пути не вернуть!
Не вздохнет молодецкая грудь,
Боже, как жизнь молодая ужасна,
Как упоительно дышит она,
Сколько в ней счастья и горя напрасно
Борются в страшных конвульсиях сна!
Смерти зовешь и бессильной рукою
Тщетно пытаешься жизнь перервать,
Тщетно желаешь покончить с собою,
Смерти искать, желаний искать…
Пусть же скорее мгла темной ночи
Скроет желанья, дела и разврат,
Единый, быстрый миг вся жизнь ее была!
Одно минутное, но милое явленье,
Непостижимое в своем определенье,
Судьба на то ее в сей мир произвела,
Чтоб, счастья не узнав, увянуть в раннем цвете.
Все то, что мило нам на свете,
И сердце нежное, и ясный, твердый ум,
И нежность ко друзьям, и к скорбным состраданье,
И в жизни той блаженства ожиданье,
Все грозная с тобой в сем гробе погребла,
Я видел облако. Оно влекло мой взор,
как мощное крыло владыки-серафима.
О, почему тогда в пылающий простор
оно уплыло вдруг, оно скользнуло мимо?
И мне почудилось, что Ангел мой тогда
ко мне склоняется, крыло распростирая,
и пело облако, что нет на небе Рая,
и с песней тихою исчезло без следа…
Тогда не ведал я, какие струны пели,
мой бедный дух подяв за облака,
Если птица залетит в окно,
Это к смерти, люди говорят.
Не пугай приметой. Всё равно
Раньше птиц к нам пули залетят.Но сегодня, — солнце ли, весна ль —
Прямо с неба в комнату нырнул
Красногрудый, стукнулся в рояль,
Заметался и на шкаф порхнул.Снегирёк, наверно, молодой!
Еле жив от страха сам, небось,
Ты ко мне со смертью иль с бедой
Залетел, непрошенный мой гость? За диван забился в уголок.
Я две весны, две осени, два лета
И три зимы без музыки живу…
Ах, наяву ль давали «Риголетто»?
И Собинов певал ли наяву?
Как будто сон: оркестр и капельмейстер,
Партер, духи, шелка, меха, лорнет.
Склонялся ли к Миньоне нежно Мейстер?
Ах, наяву склонялся или нет?
И для чего приходит дон Пасквале,
Как наяву когда-то, ныне в бред?..