Каждый спину и душу сгорбил,
И никто не хотел постичь.
Из Кремля прилетели скорби:
«Двадцать первого… умер… Ильич!»
И, как будто бы в сердце ранен,
Содрогайся до основ,
Зарыдал хор рабочих окраин,
Надрывая глотки гудков.
Поведал лесу я злодейку-грусть мою,
И рощи, и леса, узнав о ней, вздыхали;
Я разсказал свою печаль ручью,
И видел я, как слезы в нем блистали;
Я щебетавшей птичке все открыл,
И щебетунья грустно замолчала;
Я с светлой звездочкой о том же говорил,
И звездочка, услышав, задрожала;
Я разсказал весеннему цветку,
Вблизи тропинки скрытому травою;
Лишившись дочери любимой, Антигоны,
Богач Филон, как должно богачу
(Не скареду, я то сказать хочу),
Устроил пышные на редкость похороны.
«О матушка, скажи, как это понимать? —
В смущенье молвила сквозь слезы дочь вторая. —
Сестре-покойнице ужели не сестра я
И ты — не мать,
Что убиваться так по ней мы не умеем,
Как эти женщины, чужие нам обеим?
Любовь ведет нас к одному,
Но разными путями:
Проходишь ты сквозь скорбь и тьму,
Я ослеплен лучами.
Есть путь по гребням грозных гор,
По гибельному склону;
Привел он с трона на костер
Прекрасную Дидону.
Дни юности, быстро, вы быстро промчались!
Исчезло блаженство, как призрак во сне!
А прежние скорби на сердце остались;
К чему же и сердце оставлено мне? Для радостей светлых оно затворилось;
Ему изменила младая любовь!
Но если бы сердце и с дружбой простилось,
Была бы и жизнь мне дар горький богов! Остался б я в мире один, как в пустыне;
Один бы все скорби влачил я стеня.
Но верная дружба дарит мне отныне,
Что отняла, скрывшись, любовь у меня.Священною дружбой я всё заменяю:
Я ехал по полю пустому;
И свеж и сыр был воздух, и луна,
Скучая, шла по небу голубому,
И плоская синелась сторона.
В моей душе менялись скорбь и сила,
И мысль моя с тобою говорила.
Все степь да степь! Нет ни души, ни звука;
И еду вдаль я горд и одинок—
Моя судьба во мне. Ни скорбь, ни скука
Они умрут - и мертвым нет возврата.
К могиле их открытой Скорбь идет,
Седая, слабым голосом зовет
То друга, то любовника, то брата;
Напрасен плач, напрасен стон,
Они ушли — и нет для них возврата,
От них остался только ряд имен.
Как тяжела родных сердец утрата!
Я не о том скорблю, что, в жажде сновидений,
Источник дум святых иссякшим я нашел,
Что прежде времени мой нерасцветший гений
Сломился и поблек под гнетом тяжких зол;
И не согрел никто горячим поцелуем
Ни бледных уст моих, ни бледного чела;
И, счастья не познав, любовью не волнуем,
Смотрю, — уж предо мной зияет смерти мгла…
Тщетно я скрываю сердца скорби люты,
Тщетно я спокойною кажусь.
Не могу спокойна быть я ни минуты,
Не могу, как много я ни тщусь.
Сердце тяжким стоном, очи током слезным
Извлекают тайну муки сей;
Ты мое старанье сделал бесполезным,
Ты, о хищник вольности моей! Ввергнута тобою я в сию злу долю,
Ты спокойный дух мой возмутил,
Ты мою свободу пременил в неволю,
Все в скорбь мне и во вред. Все в общем заговоре
Мне силится вредить и нанести мне горе.
Сдается, что судьбой я отдан с давних пор
Ее чиновникам под мелочной надзор,
Что каждому из них особым порученьем
Дано за мной следить и с злобным ухищреньем,
Чего б ни пожелал, что делать ни начну,
Все мне в беду зачесть иль ставить мне в вину.
От сих лазутчиков, усердных и прилежных,
Невидимых всегда и всюду неизбежных,
Нет, ты фигляр, а не певец,
Когда за личные страданья
Ждешь от толпы рукоплесканья,
Как милостыни ждет слепец;
Когда личиной скорби ложной
Ты привлекаешь чуждый взгляд
С бесстыдством женщины ничтожной,
Доставшей платье напрокат.
Веска зовет. Высоко птица
звенит оттаявшим крылом,
и солнце в окна к нам стучится
своим играющим перстом.
Улыбки неба скорбь природы,
но эта скорбь светло-легка,
и сладко плачут облака
и, плача, водят хороводы.
И звезды, теплые, как слезы,
дрожат и, падая, поют,
(мотив из Зенд-Авесты)Я царственный создатель многих стран,
Я светлый бог миров, Агурамазда
Зачем же лик мой тьмою повторен,
И Анграмайни встал противовесом?
Я создал земли, полные расцвета,
Но Анграмайни, тот, кто весь есть смерть,
Родил змею в воде, и в землях зиму.
И десять зим в году, и два лишь лета,
И холодеют воды и деревья,
И худший бич, зима, лежит на всем.
Тщетно я скрываю серца скорби люты,
Тщетно я спокойною кажусь;
Не могу спокойна быть я ни минуты,
Не могу, как много я ни тщусь.
Серце тяжким стоном, очи током слезным,
Извлекают тайну муки сей:
Ты мое старанье сделал бесполезным:
Ты, о хищник вольности моей!
Ввергнута тобою я в сию злу долю,
Недавно случай был с Барбосом:
Томила пса жара,
Так средь двора
Клевал он носом.
А не заснуть никак! Усевшись на тыну,
Сорока-стрекотуха
Мешала сну.
«Ой, натрещала ухо…
И принесло же сатану!
Чай, больше места нет?.. Послушай-ка, болтуха:
Тихо дремлет, немо, недвижимо
Море, скорбью тягостной томимо,
И не шлет привет свой берегам;
Пульсы волн не бьются; догорая,
Чуть скользит зарница золотая
По немым, безжизненным водам.
Не колыхнет лист на бреге дальнем,
Лес замолк в раздумий печальном,
Ждет, чтоб дрогнул ветер иль волна;
Вот померкло солнце за горами,
Памяти Виктора Антоновича АрцимовичаПусть время скорбь мою смягчить уже успело, —
Всё по тебе, мой друг, тоскою я томим;
И часто, загрустив душой осиротелой,
Заву тебя: где ты? Приди, поговорим.
Над современностью в беседе дух возвысим;
Побудем в области добра и красоты…
Но ты безмолвствуешь. Нет ни бесед, ни писем.
Где ты?
О старый друг! Еще когда мы были юны,
Уж наши сблизились и думы, и сердца;
Как я стражду, то неизвестно,
И к чему ведать то, что дух мой зжет,
Я люблю то, что мне прелестно,
Но в чем мне никакой надежды нет,
Знаю сам, что мучусь напрасно,
Но нельзя не любить, и нельзя пременить,
Мне мысли сей
Я мучусь странно мучусь всечасно,
Зрак драгой не скучай,
Иль сыщи мне случай.
Не думай скорби мировой
Ты убаюкать личным счастьем!
Другим судьба грозит ненастьем,
Тебя она дарит мечтой.
Но если всюду слезы льются,
Они в груди твоей живой
Ответным стоном отзовутся…
Как после долгих мук, слеза
Невольно на глазах трепещет,
В ту минуту, когда ты в белой брачной одежде,
Вышнего, тайного мира невеста, земную корону
Тихо сняла и земле возвратила, и в свежем из зрелой
Жатвы венце от нас полетела... все зарыдало;
Плакал — кто только слыхал о тебе, но более плакал
Знавший тебя; а те, кого прижимала ты к сердцу,
Слез найти не могли, а после уж их не считали.
Время придет; нам завидовать станут в великом, в прекрасном,
Станут завидовать в счастии, нас посетившем, а скорби,
Скорби, с какой от себя мы его проводили, не вспомнят.
О радость! — Небесной ты гостьей слетела
И мне взволновала уснувшую грудь.
Где ж люди? Придите: я жажду раздела,
Я жажду к вам полной душою прильнуть.
Ты соком из гроздий любви набежала —
О братья! вот нектар: идите на пир!
Мне много, хоть капля в мой кубок упала:
Мне хочется каплей забрызгать весь мир!
Приди ко мне, старец — наперсник могилы!
Минувшего зеркалом став пред тобой,
Терпенье хорошо, об етом я не спорю,
Нравоучителей ни с кем я сим не ссорю.
Но мера есть во всем,
Подобно как и в нем.
Был некакой скупой, иль был домостроитель,
И за расходами подробный был смотритель:
Имел он лошадь иль коня:
Какою шерстью, то едино для меня.
Буланая ль была, гнедая, иль иная
Пусть лошадь будет вороная.
ИЗ ЗЕНД-АВЕСТЫ
Я царственный создатель многих стран,
Я светлый бог миров, Агурамазда
Зачем же лик мой тьмою повторен,
И Анграмайни встал противовесом?
Я создал земли, полные расцвета,
Но Анграмайни, тот, кто весь есть смерть,
Родил змею в воде и в землях зиму.
И десять зим в году, и два лишь лета,
И холодеют воды и деревья,
Смерть меня кличет, моя дорогая!
О! для чего, умирая —
О! для чего, умирая, любя,
Я не в лесу покидаю тебя?..
В темном лесу, где погибель таится
Неотразимо грозна:
Волк завывает, коршун гнездится,
С бешеным хрюканьем бродит веприца,
Бурого вепря жена.
В края далекие, под небеса чужие
Хотите вы с собой на память перенесть
О ближних, о стране родной живую весть,
Чтоб стих мой сердцу мог, в минуты неземные,
Как верный часовой, откликнуться: Россия!
Когда беда придет иль просто как-нибудь
Тоской по родине заноет ваша грудь,
Не ждите от меня вы радостного слова;
Под свежим трауром печального покрова,
Сложив с главы своей венок блестящих роз,
Подражание Жаку Делилю
Страсть нежных, кротких душ, судьбою угнетенных,
Несчастных счастие и сладость огорченных!
О Меланхолия! ты им милее всех
Искусственных забав и ветреных утех.
Сравнится ль что-нибудь с твоею красотою,
С твоей улыбкою и с тихою слезою?
Ты первый скорби врач, ты первый сердца друг:
Тебе оно свои печали поверяет;
Двадцать девятое января 1783—1883 г.
Две музы на пути его сопровождали:
Одна,— как бы ночным туманом повита,
С слезою для любви, с усладой для печали,—
Была верна, как смерть,— прекрасна, как мечта;
Другая — светлая, — покровы обличали
В ней девы стройный стан; на мраморе чела
Темнел пахучий лавр; ее глаза сияли
Земным бессмертием,— она с Олимпа шла.
Все утратил наш век, кроме смеха,—свободной стихии,
Над которой не властны ни скорби, ни силы земныя…
Можно мысль оковать, задержать своевольныя грезы,
Могут выплакать очи последния теплыя слезы
И отчаянья вопли сдавиться в груди человека;
Лишь не ведает смех ни цепей, ни препятствий от века!
И когда царство мрака и лжи своей маской холодной
Мысль упорно гнетет, душит голос свободный,
Из окованной груди, как будто на грех,
Вырывается гордо несдержанный смех,
Огненно-красное солнце уходит
В далеко волнами шумящее,
Серебром окаймленное море;
Воздушные тучки, прозрачны и алы,
Несутся за ним; а напротив,
Из хмурых осенних облачных груд,
Грустным и мертвенно-бледным лицом
Смотрит луна; а за нею,
Словно мелкие искры,
В дали туманной
Дни отрадны! где сокрылись
Ваша светлость и красы?
Мраком горести затмились
Прежни ясные часы.
Все в глазах моих постылый,
Томный принимает вид,
Скорбь в душе моей унылой
Чувство радости мертвит.
Как приятно расцветало
(Памяти А. В. Кольцова)«Мне грустно, больно, тяжело…
Что принесли мне эти строки?
Я в жизни видел только зло
Да слышал горькие упреки.Вот труд прошедшей жизни всей!
Тут много дум и песен стройных.
Они мне стоили ночей,
Ночей бессонных, беспокойных.Всегда задумчив, грустен, тих,
Я их писал от всех украдкой, —
И стал для ближних я своих
Неразрешимою загадкой.За искру чистого огня,
Снова я в сказочном старом лесу:
Липы осыпаны цветом;
Месяц, чаруя мне душу, глядит
С неба таинственным светом.
Лесом иду я. Из чащи ветвей
Слышатся чудные звуки:
Это поет соловей про любовь
И про любовныя муки.
Гроза миновала.
Я слышу, как радостно птицы щебечут,
Как курица, выйдя на улицу, снова
Свой стих повторяет. Вот ясной лазурью
Блеснуло на западе небо.
Деревня встает из тумана
И ярче виднеется речка в долине.
В сердцах обновляется радость. Повсюду
Движенье и шум воскресают
И все закипает обычной работой.
Зачем насмешливо ревнуешь,
Зачем, быть может, негодуешь,
Что музу темную мою
Я прославляю и пою?
Не знаю я тесней союза,
Сходней желаний и страстей —
С тобой, моя вторая Муза,
У Музы юности моей!
Не проливай на грудь мне слезы,
Ведь грудь моя — утес!
На нем ни лилии, ни розы
Не вырастут от слез!
Любовь, цветущую, святую
Они не возродят…
Они лишь скорбь тревожат злую
И вызывают ад…