Солнце садится,
Месяц родится,
А ребятам
И девчатам
По ночам не спится.Сердце то стихнет,
То вдруг забьется.
Ведь недаром
Столько песен
Про любовь поется! Теплыми стали
Синие ночи,
Трепетали и таяли звуки
И в безбрежную даль убегали;
Стихли сердца тревожного муки,
Потонув в беспредметной печали!
Эти звуки с собой уносили
Далеко все земные виденья
И рыдали, и тихо просили,
И замолкли в тоскливом волненье.
Красот умильна!
Паче всех сильна!
Уже склонивши,
Уж победивши,
Изволь сотворить
Милость, мя любить:
Люблю, драгая,
Тя, сам весь тая.Ну ж умилися,
Сердцем склонися;
Не будь жестока
Как в дымке легкой облака
Неуловимо в небе тают,
Так о былом издалека
Воспоминанья улетают:
То детство светлое мелькнет
В туманной памяти улыбкой,
То совесть едко упрекнет
Минувшей юности ошибкой;
Вижу ли ночи светило приветное
Или денницы прекрасной блистание,
В сердце ласкаю мечту безответную,
Грустную думу земного страдания… Пусть бы сошла к нам уж ночь та угрюмая
Или бы солнце на небе сокрылося,
Ропот сердечный унял бы я, думая:
Так что и счастье мое закатилося… Так же, как мир ночью мрачной, безмолвною,
Сердце оделося черною тучею,
Но, как назло мне, величия полные,
Шепчутся звезды с волною кипучею… Невыразимая, невыносимая
Перестань, милый друг, свое сердце пугать.
Что нам завтра сулит — мудрено угадать.
Посмотри: из-за синего полога туч
На зеленый курган брызнул золотом луч,
Колокольчик поник над росистой межой,
Алой краской покрыт василек голубой,
Сироты-повилики румяный цветок
Приласкался к нему и обвил стебелек.
Про талан золотой в поле пахарь поет,
В потемневшем лесу отголосок идет.
Сердце, сердце, что с тобою?
Что за странные мечты?
Жизнью новой, молодою
Что так сильно бьешься ты?
Прочь всё то, что ты любило,
Всё, что горесть наводило!
Прочь заботы и покой!
Сердце, что сбылось с тобой? Этот образ чародейный,
Этот тихий, нежный взор,
Полный силы беспредельной,
В норе темно и мглисто,
Навис тяжелый свод,
А под норою чисто
Стремленье горных вод.
Нору мою оставлю,
Построю крепкий дом,
И не простор прославлю,
Не светлый водоем,
Прославлю я ограды
И крепость новых стен,
Пора любви среди полей,
Среди закатов тающих
И на виду у журавлей,
Над полем пролетающих.Теперь все это далеко.
Но в грустном сердце жжение
Пройдет ли просто и легко,
Как головокружение? О том, как близким был тебе,
И о закатах пламенных
Ты с мужем помнишь ли теперь
В тяжелых стенах каменных? Нет, не затмила ревность мир.
Если сердце снов захочет,
ляг в траве, и над тобой,
вдруг заплачет захохочет
колокольчик голубой.
Если сердце, умирая,
хочет горе позабыть,
колокольчик песни Рая
будет петь, не уставая,
будет сказки говорить.
Мне повесть старинная снится,
Печальна она и грустна:
Любовью измучен рыцарь,
Но милая неверна.
И должен он поневоле
Презреньем любимой платить
И муку собственной боли
Как низкий позор ощутить.
Нет, никогда не мог Амур в сем мире
Так сердце мучить, как меня она!
Я из-за той, кто всех прекрасней в мире,
Не знаю отдыха, не знаю сна.
Увы! не знает жалости она,
И мне укрыться некуда в сем мире, —
Затем, что всюду мне она видна!
Лети, о песня, и скажи прекрасной,
Что чрез нее покой утратил я!
Что сердцем я страдаю по прекрасной,
Я женился; небо вняло
Нашим пламенным мольбам;
Сердце сердцу весть подало,
Страсть ввела нас в светлый храм.О друзья! ваш страх напрасен;
У меня ль не твердый нрав?
В гневе я суров, ужасен,
Страж лихой супружних прав.Есть для мести черным ковам
У женатого певца
Над кроватью, под альковом,
Нож, ружье и фунт свинца! Нож вострей швейцарской бритвы;
Ах не та ужь это липа
На которую когда-то —
Я влезал — чтоб любоваться
Ярким заревом заката.
И не этой рощей темной
Я под шум ветвей сосновых,
От подруги возвращался,
С сердцем полным песен новых.
Люблю тебя за то, что в вихре светских бурь
Ты сохранил ума и сердца живость,
Улыбку на устах, в очах своих лазурь,
В движеньях детскую стыдливость.
Люблю тебя за то, что юность расцветя
Приманками надежды и мечтанья,
Ты жизнью тешишься, как резвое дитя,
Еще не знавшее страданья.
Когда в веках скудеет звук свирельный,
Любовь встает на огненном пути.
Ее встревоженное сердце — пчельник,
И человеку некуда уйти.К устам припав, высасывают пчелы
Звериное тепло под чудный гуд.
Гляди, как этот мед тяжел и золот —
В нем грусть еще не целовавших губ.Роясь в семнадцатом огромным роем,
Любовь сошла. В тени балтийских мачт,
Над оловом Фонтанок или Моек
Был вскрик ее, а после женский плач.О, как сердца в такие ночи бились!
В каждом случайном обятьи
Я вспоминаю ее,
Детское сердце мое,
Девочку в розовом платье.
Где-то в горах огоньки,
(Видно, душа над могилой).
Синие глазки у милой
И до плечей завитки.
Ах, не та уж эта липа,
На которую когда-то
Я влезал, чтоб любоваться
Ярким заревом заката.
И не этой рощей темной
Я, под шум ветвей сосновых,
От подруги возвращался
С сердцем, полным песен новых.
Пока с восторгом я умею
Внимать рассказу славных дел,
Любовью к чести пламенею
И к песням муз не охладел,
Покуда русский я душою,
Забуду ль о счастливом дне,
Когда приятельской рукою
Пожал Давыдов руку мне!
О ты, который в пыл сражений
Полки лихие бурно мчал
Лист положен сверху вялый,
Переплёт корзинки туг.
Я принёс подарок алый
Для души твоей, мой друг.Тёмно-ярки и пушисты,
Все они — одна к одной.
Спят, как дети, чисты, чисты,
В колыбели под листвой.Томь полудня вздохом мглистым
Их, лаская, обвила.
Дымом лёгким и огнистым
Заалели их тела.Погляди ж в мою корзинку,
Я сердцем не здесь, я в шотландских горах,
Я мчусь, забывая опасность и страх,
За диким оленем, за ланью лесной, —
Где б ни был, я — сердцем в отчизне родной.
Шотландия, смелых борцов колыбель,
Стремлений моих неизменная цель,
С тобой я расстался, но в каждом краю
Люблю я и помню отчизну мою!
Еще любви безумно сердце просит,
Любви взаимной, вечной и святой,
Которую ни время не уносит,
Ни губит свет мертвящей суетой;
Безумно сердце просит женской ласки,
И чудная мечта нашептывает сказки.
Но тщетно все!.. ответа нет желанью;
В испуге мысль опять назад бежит
И бродит трепетно в воспоминанье...
Молчи, как встарь, скрывая свет, —
Я ранних тайн не жду.
На мой вопрос — один ответ:
Ищи свою звезду.
Не жду я ранних тайн, поверь
Они не мне взойдут.
Передо мной закрыта дверь
В таинственный приют.
Передо мной — суровый жар
Душевных слез и бед,
Война, война! Прощай, Сиана!
Бойцы шумят, бойцы идут;
Они товарища баяна
В страну далекую зовут.
Туда, где бранные пожары
Дунайски волны озарят,
Где смертоносные удары
О шлемы греков зазвенят.
С врагом сражаяся, как деды,
Рукой и сердцем славянин,
Часы не свершили урока,
А маятник точно уснул,
Тогда распахнул я широко
Футляр их — и лиру качнул.И, грубо лишенная мира,
Которого столько ждала,
Опять по тюрьме своей лира,
Дрожа и шатаясь, пошла.Но вот уже ходит ровнее,
Вот найден и прежний размах.
. . . . . . . . . . . . . . . .
О сердце! Когда, леденея,
И хочу, но не в силах любить я людей:
Я чужой среди них; сердцу ближе друзей —
Звезды, небо, холодная, синяя даль
И лесов, и пустыни немая печаль…
Не наскучит мне шуму деревьев внимать,
В сумрак ночи могу я смотреть до утра
И о чем-то так сладко, безумно рыдать,
Словно ветер мне брат, и волна мне сестра,
И сырая земля мне родимая мать…
А меж тем не с волной и не с ветром мне жить,
Бессмертною любовью любит
И не разлюбит только тот,
Кто страстью радости не губит,
Кто к звездам сердце вознесет,
Кто до могилы пламенеет, —
Здесь на земле любить умеет
Один безумец Дон-Кихот.
Он видит грубую Альдонсу,
Но что ему звериный пот,
Который к благостному солнцу
И разсудок, и сердце, и память губя,
Я недаром так жарко целую тебя,—
Я целую тебя и за ту, перед кем
Я таил мои страсти,—был робок и нем,
И за ту, что̀ меня обожгла без огня
И смеялась, и долго терзала меня,
И за ту, чья любовь мне была бы щитом,
Да убитая спит под могильным крестом.
При свечах тишина —
Наших душ глубина,
В ней два сердца плывут, как одно…
Пора занавесить окно.Пусть в нашем прошлом будут рыться люди странные,
И пусть сочтут они, что стоит всё его приданое, —
Давно назначена цена
И за обоих внесена —
Одна любовь, любовь одна.Холодна, холодна
Голых стен белизна,
Но два сердца стучат, как одно,
Когда ночами все тихо-тихо,
Хочу веселья, хочу огней,
Чтоб было шумно, чтоб было лихо,
Чтоб свет от люстры гнал сонм теней!
Дворец безмолвен, дворец пустынен,
Беззвучно шепчет мне ряд легенд…
Их смысл болезнен, сюжет их длинен,
Как змея черных ползучих лент…
А сердце плачет, а сердце страждет,
Вот-вот порвется, того и ждешь…
Звучная волна забытых сочетаний,
Шепчущий родник давно-умолкших дней,
Стон утихнувших страданий,
Свет угаснувших огней,
С вами говорю в тени воспоминаний,
С вами я дышу и глубже, и полней!
Вижу я цветы заброшенного сада,
Липы вековые, сосны, тополя.
Здесь навек остаться надо,
Здесь приветливы поля.
Милый Вы мой и добрый! Ведь Вы так измучились
От вечного одиночества, от одиночного холода…
По своей принцессе лазоревой — по Мечте своей соскучились:
Сердце-то было весело! сердце-то было молодо!
Застенчивый всегда и ласковый, вечно Вы тревожились,
Пели почти безразумно, — до самозабвения…
С каждою новою песнею Ваши страданья множились,
И Вы — о, я понимаю Вас! — страдали от вдохновения…
Вижу Вашу улыбку, сквозь гроб меня озаряющую,
Слышу, как божьи ангелы говорят Вам: «Добро пожаловать!»
На грудь мою, полную трепетной му́ки,
Из грустных очей твоих слезы бегут.
О, светлым потоком текущие звуки,
В которых сердца наши вместе плывут!
Как будто бы самая песня страдает:
В ней слышны рыданья, в ней слышны мольбы.
В блаженстве и му́ке душа утопает,
Полна бесконечно-печальной борьбы.
Зачем так бледны мы? Что грусть навевает?
Грядущее? Прошлого черные дни?
Когда кокетливо Надежда перед нами
Смеется, ласково кивая головой,
И вдаль летит, взмахнувши легкими крылами,
И с чудной грацией манит нас за собой, —
Куда идем? Куда нас сердце призывает?
За ветерком игривым ласточка летит, —
Так сердце вдаль нас, легковерных, увлекает,
Когда Надежда за собою нас мани́т.
И вдаль сама она, воздушная, несется,
И нам кокетливо кивает головой,
«Бойся, дочка, стрел Амура.
Эти стрелы жал больней.
Он увидит, — ходит дура,
Метит прямо в сердце ей.
Умных девушек не тронет,
Далеко их обойдет,
Только глупых в сети гонит
И к погибели влечет».