Ек. Ал. БальмонтВозлюби просторы мгновенья,
Всколоси их звонкую степь,
Чтобы мигов легкие звенья
Не спаялись в трудную цепь.
Ах, как тяжко бремя свободы,
Как темны просторы степей!
Кто вернет темничные своды
И запястья милых цепей? Что рук не свяжете?
Ног не подкосите?
На темной пажити
Меня не бросите?
Не веют крылия
Живых вестей
Здесь, на развилии
Слепых путей.Не зови того, кто уходит,
Не жалей о том, что прошло:
Дарит смерть, а жизнь лишь уводит…
Позабудь и знак, и число.
Ах, как дики эти излоги!
Как грустна вечерняя муть!..
Но иди: в полях без дороги
Пусть неверен будет твой путь.Край одиночества,
Земля молчания…
Сбылись пророчества,
Свершились чаянья.
Под синей схимою
Простерла даль
Неотвратимую
Печаль.
На асфальт расплавленный похожа
память ненасытная моя:
я запоминаю всех прохожих,
каждое движенье бытия…
След колес, железных и зубчатых, —
ржавый след обиды и тоски.
Рядом птичий милый отпечаток —
дочери погибшей башмачки.
Здесь друзья чредою проходили.
Всех запоминала — для чего?
Ведь они меня давно забыли,
больше не увижу никого.
Вот один прошел совсем по краю.
Укоризны след его темней.
Где-то он теперь живет? Не знаю.
Может, только в памяти моей.
В наказание такую память
мне судьба-насмешница дала,
чтоб томило долгими годами
то, что сердцем выжжено дотла.
Лучше б мне беспамятство, чем память,
как асфальт расплавленный, как путь, —
вечный путь под самыми стопами:
не сойти с него, не повернуть…
Что северным мы называем сияньем,
Есть не сиянье, — игранье лучей.
Владеет великим оно расстояньем,
Рожденье различным дает чарованьям,
Узорной легендой встает для очей.
Сперва это — отбель: на Севере, белый,
Бледнеющий свет, как бы Млечный путь,
Но вот розовеют цветные пределы,
Багровеют зорники, зори те смелы,
Лучи полосами, цветочная жуть,
Столбы ярко-красные, вон еще синий,
Огнем наливаются там багрецы,
Играют костры по воздушной пустыне,
И треск перекатный, во все концы.
То — сполохи. Рдеют и зреют убранства,
В ночи, осиянные, дышат столбы.
Какой пролегает здесь путь чрез пространство?
О чем то, по краскам, гаданье Судьбы.
1
Белая гвардия, путь твой высок:
Чёрному дулу — грудь и висок.
Божье да белое твоё дело:
Белое тело твоё — в песок.
Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает…
Старого мира — последний сон:
Молодость — Доблесть — Вандея — Дон.
2
Кто уцелел — умрёт, кто мёртв — воспрянет.
И вот потомки, вспомнив старину:
— Где были вы? — Вопрос как громом грянет,
Ответ как громом грянет: — На Дону!
— Что делали? — Да принимали муки,
Потом устали и легли на сон.
И в словаре задумчивые внуки
За словом: долг напишут слово: Дон.
3
Волны и молодость — вне закона!
Тронулся Дон. — Погибаем. — Тонем.
Ветру веков доверяем снесть
Внукам — лихую весть:
Да! Проломилась донская глыба!
Белая гвардия — да! — погибла.
Но покидая детей и жён,
Но уходя на Дон,
Белою стаей летя на плаху,
Мы за одно умирали: хаты!
Перекрестясь на последний храм,
Белогвардейская рать — векам.
Тяжел наш путь, твой бедный мул
Устал топтать терновник злобный;
Взгляни наверх: то не аул,
Гнезду орлиному подобный;
То целый город; смолкнул гул
Народных празднеств и торговли,
И ветер тления подул
На богом проклятые кровли.
Во дни глубокой старины
(Гласят народные скрижали),
Во дни неволи и печали,
Сюда Израиля сыны
От ига чуждого бежали,
И град возник на высях гор.
Забыв отцов своих позор
И горький плен Ерусалима,
Здесь мирно жили караимы;
Но ждал их давний приговор,
И пала тяжесть божья гнева
На ветвь караемого древа.
И город вымер. Здесь и там
Остатки башен по стенам,
Кривые улицы, кладбища,
Пещеры, рытые в скалах,
Давно безлюдные жилища,
Обломки, камни, пыль и прах,
Где взор отрады не находит;
Две-три семьи как тени бродят
Средь голых стен; но дороги
Для них родные очаги,
И храм отцов, от моха черный,
Над коим плавные круги,
Паря, чертит орел нагорный…
Звени,
звени, кольцо кандальное,
завейтесь в цепи, злые дни… Тянись,
мой путь, в изгнанье дальное,
где вихри бледные сплелись.В полночь,
когда уснут вожатые,
бесшумно отползу я прочь.Собью,
собью кольцо проклятое,
переломлю судьбу мою.Прими,
прими, тайга жестокая,
меня, гонимого людьми.Сокрой,
укрой ледяноокая,
морозной ризой, колкой мглой.Бегут
пути, никем не сложены,
куда бегут? куда ведут? Иди,
иди тайгой оснеженной,
и будь что будет впереди.Звезда,
звезда горит — та самая,
которую любил всегда.Гори,
гори, меж туч, звезда моя,
о вольной воле говори.Поёт
мне ветер песню смелую,
вперёд свободного зовёт.Метель,
метель свивает белую,
свивает вечную постель —Любви,
любви тоску незримую,
о Смерть, о Мать, благослови.Прильну,
склонюсь на грудь любимую
и, вольный, — вольно я усну.
О дивной розе без шипов
Давно твердят в стихах и прозе;
Издревле молим мы богов
Открыть нам путь к чудесной розе:
Ее в далекой стороне
Цветущею воображаем;
На грозной мыслим вышине,
К которой доступ охраняем
Толпой драконов и духов,
Средь ужасов уединенья —
Таится роза без шипов;
Не то обман воображенья —
Очаровательный цветок
К нам близко! В райский уголок,
Где он в тиши благоухает,
Дракон путей не заграждает
Его святилище хранит:
Богиня-благость с ясным взором,
Приветливость сестра Харит —
С приятным сладким разговором,
С обворожающим лицом —
И скромное Благотворенье
С тем очарованным жезлом,
Которого прикосновенье
Велит сквозь слез сиять очам
И сжатым горестью устам
Улыбку счастья возвращает.
Там невидимкой расцветает
Созданье лучшее богов —
Святая роза без шипов.
От пламени страстей, нечистых и жестоких,
От злобных помыслов и лживой суеты
Не исцелит нас жар порывов одиноких,
Не унесет побег тоскующей мечты,
Не средь житейской мертвенной пустыни,
Не на распутье праздных дум и слов
Найти нам путь к утраченной святыне,
Напасть на след потерянных богов.
Не нужно их! В безмерной благостыне
Наш Бог земли своей не покидал
И всем единый путь от низменной гордыни
К смиренной высоте открыл и указал.
И не колеблются Сионские твердыни,
Саронских пышных роз не меркнет красота,
И над живой водой, в таинственной долине,
Святая лилия нетленна и чиста.
23 декабря 1884
Я рано встал, недолги были сборы,
Я вышел в путь, чуть занялась заря;
Переходил я пропасти и горы,
Переплывал я реки и моря;
Боролся я, один и безоружен,
С толпой врагов; не унывал в беде
И не роптал. Но стал мне отдых нужен —
И не нашел приюта я нигде!
Не раз, упав лицом в сырую землю,
С отчаяньем, голодный, я твердил:
«По силам ли, о боже! труд подъемлю?»-
И снова шел, собрав остаток сил.
Всё ближе и знакомее дорога,
И пройдено всё трудное в пути!
Главы церквей сияют впереди —
Недалеко до отчего порога!
Насмешливо сгибаясь и кряхтя
Под тяжестью сумы своей дырявой,
Алчбы и жажды бедное дитя,
Голодный труд, попутчик мой лукавый,
Уж прочь идет: теперь нам розный путь.
Вперед, вперед! Но изменили силы —
Очнулся я на рубеже могилы… И некому и нечем помянуть!
Настанет утро — солнышко осветит
Бездушный труп… Всё будет решено!
И в целом мире сердце лишь одно —
И то едва ли — смерть мою заметит…
Зря ты, Ванечка, бредёшь
Вдоль оврага.
На пути — каменья сплошь,
Резвы ножки обобьёшь,
Бедолага! Тело в эдакой ходьбе
Ты измучил,
А и, кажется, себе
Сам наскучил.Стал на беглого похож
Аль на странничка.
Может, сядешь, отдохнёшь,
Ваня-Ванечка?!
Ваня! Что, Ванюша, путь трудней?
Хворь напала?
Вьётся тропка меж корней,
До конца пройти по ней —
Жизни мало.Славно, коль судьбу узнал
Распрекрасну,
Ну, а вдруг коней загнал
Понапрасну?! Али вольное житьё
Слаще пряничка?
Ах ты, горюшко моё,
Ваня-Ванечка!
Ваня! Ходят слухи, будто сник
Да бедуешь,
Кудри сбросил — как без них?
Сыт ли ты или привык —
Голодуешь! Хорошо ли бобылём
Да без крова?
Это, Ваня, не путём —
Непутёво! Горемычный мой, дошёл
Ты до краюшка!
Тополь твой уже отцвёл,
Ваня-Ванюшка!
Ваня!
Долин альпийских сын, хозяин мирный мой,
С какою завистью гляжу на домик твой!
Не здесь ли счастие? Лишь с юною весною
Нагорные ручьи журчащею струею
С холмов меж зеленью младою утекут,
Твой стол обеденный искусно уберут
Младыми розами и почками лилеи
Подруги дней твоих игривые затеи;
И стадо дар несет, с полей его собрав,
Дышащий запахом новорожденных трав;
И голос соловья в саду звучит и блещет,
И ласточек семья под кровлею щебещет,
И пчелы шумною гирляндою летят
К цветущим яблоням, в твой благовонный сад…
Ты любишь ближнего и горд своей свободой,
Ты все нашел, чего веками ждут народы…
Десятый день ее корвет
Плывет среди полярной сини,
И нет все пристани, но нет
На корабле ее — уныний.
Ах, в поиски какой святыни
Она направила свой путь?
Ах, грезы о какой богине
Сжимают трепетную грудь?
Не прозвучал еще ответ,
Но неуверенных нет линий
В пути руля: сквозь мрак, сквозь свет
Плывет корвет под плеск — то линьий,
То осетровый, то павлиний
Узорный ветер опахнуть
Спешит ее. Волшба Эриний
Сжимает трепетную грудь.
О королева! ты — поэт!
Источник ты среди пустыни!
Твой чудодейный амулет
Хранит тебя средь бурь, средь скиней…
На палубе сребреет иней
И голубеет он чуть-чуть…
Но вот мечты о милом сыне
Сжимают трепетную грудь…
Забыть бы о ветрах, о мине,
Корвет обратно повернуть:
Ведь там весна!.. Она, в жасмине,
Сжимает трепетную грудь.
Я помню лаковые крылья экипажа,
Молчание и ложь. Лети, закат, лети.
Так Христофор Колумб скрывал от экипажа
Величину пройденного пути.
Была кривая кучера спина
Окружена оранжевою славой.
Вилась под твердой шляпой седина
А сзади мы, как бы орел двуглавый.
Смотрю, глаза от солнца увернув;
Оно в них все ж еще летает множась
Напудренный и равнодушный клюв
Грозит прохожим, что моргают ежась.
Ты мне грозила восемнадцать дней,
На девятнадцатый смягчилась и поблекла.
Закат оставил наигравшись стекла,
И стало вдруг заметно холодней.
Осенний дым взошел над экипажем,
Где наше счастье медлило сойти,
Но капитан скрывал от экипажа
Величину пройденного пути.
Неизвестный автор
Лишь только в Сибири займется заря,
По деревням народ пробуждается.
На этапном дворе слышен звон кандалов —
Это партия в путь собирается.
Арестантов считает фельдфебель седой,
По-военному строит во взводы.
А с другой стороны собрались мужики
И котомки грузят на подводы.
Вот раздался сигнал: — Каторжане, вперед! —
И пустилися вдоль по дороге.
Лишь звенят кандалы, подымается пыль,
Да влачатся уставшие ноги.
А сибирская осень не любит шутить,
И повсюду беднягу морозит.
Только силушка мощная нас, молодцов,
По этапу живыми выносит.
Вот раздался сигнал, это значит — привал,
Половина пути уж пройдена.
А на этом пути пропадает народ:
Это нашим царем заведено.
Молодцы каторжане собрались в кружок
И грянули песнь удалую,
Двое ссыльных ребят, подобрав кандалы,
Пустилися в пляску лихую.
Близ потока могучего звезд,
Разметавшихся в Небе как мост,
Что до Вечности тянется в Море,
Возле млечных сияний пути,
Где приходится мертвым идти,
Светят звездочки — Девичьи Зори.
Эти звездочки светят для глаз
Не минуту, не год, и не час,
Нет, все время, покуда есть очи.
И не млечный, не белый в них свет,
И не мертвым дорога он, нет,
Хоть и мертвому путь с ним короче.
Изумрудным и алым огнем,
Голубым и опаловым сном,
В Мире — мир, эти звездочки в Море.
И они никуда не ведут,
Но, коль нежен ты, вот, они тут,
Эти вольные Девичьи Зори.
У каждого свой тайный демон.
Влечет неумолимо он
Наполеона через Неман
И Цезаря чрез Рубикон.
Не демон ли тебе, Россия,
Пути указывал в былом, —
На берег Сити в дни Батыя,
На берег Дона при Донском?
Не он ли вел Петра к Полтаве,
Чтоб вывести к струям Невы,
И дни Тильзита, дни бесславии,
Затмил пыланием Москвы?
Куда ж теперь, от скал Цусимы,
От ужаса декабрьских дней,
Ты нас влечешь, неодолимый?
Не видно вех, и нет путей.
Где ты, наш демон? Или бросил
Ты вверенный тебе народ,
Как моряка без мачт и весел,
Как путника в глуши болот?
Явись в лучах, как страж господень,
Иль встань, как призрак гробовой,
Но дай нам знак, что не бесплоден
Столетий подвиг роковой!У каждого человека свой демон.
Менандр (греч.).
По прочтении перевода его
из Горация
Тогда, как уши нам терзают
Несносны крики сов, гагар,
И музы в наши дни страдают,
Как предки наши от татар,
Когда Шишков, Батый талантов,
Грозит смерть вкусу нанести,
Шихматов из морских сержантов
В Гомеры хочет перейти.
Когда Хвостов, Анастасевич,
Захаров, Шаховской, Станевич
И вся Батыева орда
Выходит на Парнас войною,
Ты, жрец счастливый муз, тогда,
С горящей пламенной душою
И лирой звонкой, золотой,
Невежд рой шумный оставляешь
И славу на пути встречаешь.
Идущий скромною стезей,
Счастливый путь, друг муз и граций,
Достигни пристани тайком,
И пусть наставник твой Гораций
Поделится с тобой венком.
Народу русскому дивитесь:
Орлить настал его черед!
Восстал из недр народный витязь
И спас от деспота народ.
Не важно знать — какое имя
Носил народа лучший сын.
Не важно знать — он шел какими
Путями к пламени вершин.
Но он пришел, освободитель!
Но он возник, но он восстал!
И голос был: «За мной идите!»
Не гром ли то прогрохотал!
Все, как один, рванулись люди
За счастьем! за весной! за сном!
Все, как один, вздохнули груди.
Одно — во всех, и все — в одном!
Но незачем идти им стало, —
Свобода к ним из-за угла.
В глазах, как солнце, заблистала
И в душах факелы зажгла.
И улыбнулась им Свобода:
«Все, как один! Вот в чем секрет
Удачи зрелого народа…
Иных путей к свободе нет!»
Благословен да будет витязь,
Воспламенивший всех вперед!
Народу русскому дивитесь:
Пример народам — мой народ!
Непогода моя жестокая,
не прекращайся, шуми,
хлопай тентами и окнами,
парусами, дверьми. Непогода моя осенняя,
налетай, беспорядок чини, —
в этом шуме и есть спасение
от осенней густой тишины. Непогода моя душевная —
от волны на волну прыжок, —
пусть грозит кораблю крушение,
хорошо ему и свежо. Пусть летит он, врывая бока свои
в ледяную тугую пыль,
пусть повертывается, показывая
то корму, то бушприт, то киль. Если гибнуть — то всеми мачтами,
всем, что песня в пути дала,
разметав, как снасти, все начатые
и неоконченные дела. Чтоб наморщилась гладь рябинами,
чтобы путь кипел добела,
непогода моя любимая,
чтоб трепало вкось вымпела. Пусть грозит кораблю крушение,
он осилил крутой прыжок, —
непогода моя душевная,
хорошо ему и свежо!
Близь потока могучаго звезд,
Разметавшихся в Небе как мост,
Что до Вечности тянется в Море,
Возле млечных сияний пути,
Где приходится мертвым идти,
Светят звездочки — Девичьи Зори.
Эти звездочки светят для глаз
Не минуту, не год, и не час,
Нет, все время, покуда есть очи.
И не млечный, не белый в них свет,
И не мертвым дорога он, нет,
Хоть и мертвому путь с ним короче.
Изумрудным и алым огнем,
Голубым и опаловым сном,
В Мире — мир, эти звездочки в Море.
И они никуда не ведут,
Но, коль нежен ты, вот, они тут,
Эти вольныя Девичьи Зори.
Час пришел — так бери же, неси меня, Смерть,
В беспредельные области духа!
Без расспросов — куда? я прошел путь земной,
Изволением свыше ведомый…
Что я людям давал, — я давал не свое,
А что было мне подано свыше,
И не знал, не считал, не ценил, что даю.
Пел как Божья в поднебесьи птичка…
До свиданья ж, друзья! Мир цветущий, прощай!
С благодарной душой вас покину —
Славя Бога за все, что мне дал — что мне даст —
В бесконечном пути к совершенству!..
Уноси ж меня, смерть, над пучиной времен,
Ближе — ближе все — к Вечному Свету!
Много нынче в памяти потухло,
а живет безделица, пустяк:
девочкой потерянная кукла
на железных скрещенных путях.
Над платформой пар от паровозов
низко плыл, в равнину уходя…
Теплый дождь шушукался в березах,
но никто не замечал дождя.
Эшелоны шли тогда к востоку,
молча шли, без света и воды,
полные внезапной и жестокой,
горькой человеческой беды.
Девочка кричала и просила
и рвалась из материнских рук, —
показалась ей такой красивой
и желанной эта кукла вдруг.
Но никто не подал ей игрушки,
и толпа, к посадке торопясь,
куклу затоптала у теплушки
в жидкую струящуюся грязь.
Маленькая смерти не поверит,
и разлуки не поймет она…
Так хоть этой крохотной потерей
дотянулась до нее война.
Некуда от странной мысли деться:
это не игрушка, не пустяк, —
это, может быть, обломок детства
на железных скрещенных путях.
Се он, на жизни путь судьбою приведенной!
Беспечен, весел, тих, играет на цветах!
О чистая краса невинности священной!..
Пред ним веселие на радужных крылах
Летит и дольный мир сияньем украшает!
Он радость бытия из полной чаши пьет!
Он в даль сокрытую очей не устремляет!
Готов в безвестный путь! Готов — куда влечет
Незримая судьба таинственной рукою!
Увы! Что рок ему обресть определил?
К блаженству ль он придет начертанной стезею?
Иль скорбь ему в удел Могучий положил?
Невинность мирная! блажен своим незнаньем...
Гляди с надеждою, с душевной чистотой,
С непотрясаемым на благость упованьем!
Довольно: есть Творец, и счастье — жребий твой.
Куда ты держишь путь, прекрасная звезда,
Таинственный полет столетия свершая?
Откуда гостьею явилась ты сюда,
Безбрежный океан небес переплывая?
Не повстречал-ли где взор лучезарный твой
Таких же, как у нас, печалей и страданья?
Скажи: есть братья нам в пучинах мирозданья?
Не шлют-ли к нам они приветствия с тобой?
Когда твой яркий луч опять сюда прольется,
Исчезнет, может быть, из мира человек….
И если род земной, угаснув, не дождется
Возврата твоего, тогда, из века в век,
Ты, продолжая путь, в минуту возвращенья
Взгляни на мир пустой, прекрасная звезда,
Взгляни хотя мельком ты взором сожаленья
На сцену стольких мук и тяжкаго труда!..
(Из Е. Манюэля)
По склонам трудного житейского пути
Я шагом медленным на высоту взбирался,
Мне было тяжело порой по ним идти,
Но долгу своему я молча покорялся.
Я часто обольщен был ложью, суетой,
Чуждаясь верных благ, в тумане ослепленья,
И увлекался я безумно красотой,
Познал борьбу, печаль и слезы сожаленья.
Теперь осталось мне – спуститься с высоты...
И в бездну я смотрю тревожными глазами;
Окутанный покровом темноты
Крутой и голый спуск я вижу под ногами.
Мой шаг колеблется, нога моя скользит...
Кто проведет меня, кто даст мне указанье?
Туман покрыл мой путь, лишь в небесах дрожит
Едва заметное, неверное сиянье...
Любя полдневное светило,
Умножь свой день в полночный час,
Златое устреми кормило
Меж миллионов звездных глаз.
Овейся пылью метеоров,
Забудь заботы позади,
И между многозвездных хоров
Свой путь намеченный веди.
Вкруг солнц, по эллипсам продольным
И по законченным кругам,
Своим взнесеньем, летом вольным,
Являя многогроздный храм, —
Сверкают помыслы Пространства,
Самовопрос, самоответ,
Самосвеченье постоянства,
Толпы серебряных планет.
Созвездно-взвешенные мысли,
Глядят в колодец темноты,
На равновесном коромысле
Златые ведра льют мечты.
Переплеснуло изобилье,
Алмазы-грезы чертят путь,
Раскрой звездящиеся крылья,
Вбирай ночную свежесть в грудь.
Осеребрив свои полеты,
Упейся влагой золотой,
Тебя не спросят в безднах: «Кто ты?»
На праздник звезд лети звездой.
Ночь выплыла из Байкала
И, поближе держась к кайме
Нижних скал (не меня ль искала?),
Ангарою пошла таймень.
К Ледовитому океану
В неприснившиеся края
Увлекла (это все по плану!)
Малахитовая струя.
Перерезала путь фаланге
Лодок с рыбой, плывущих в порт,
Посетила в пути Архангельск
И в Норвежский зашла фиорд.
Только — долго ли там, коро́тко ль, —
Много странного пережив,
Утомленная рыба кротко
Финский выискала залив.
И в ту речку, где я весною
Постоянно, она вплыла,
И ту удочку, что со мною
Неизменно, она нашла…
Там я выудил в предвесенний
Бодрый, солнечный, тихий день
В силу высших предназначений
Мне ниспосланную таймень.
Сорок лет!.. Сквозь пургу и бураны,
Среди молний, побед и невзгод…
И идут на покой ветераны:
Даже сталь, говорят, устаёт.Годы мчатся… Вчерашние дети,
Мы становимся старшим под стать
И за всё, что творится на свете,
Начинаем сейчас отвечать… Да, за всё, в чём воспитаны с детства.
Без чего нам не жить, не любить…
Революции нашей наследство
Обязует нас зоркими быть.Но не думай, что путь уготован,
Что наследьем её чистоты
Навсегда и во всём застрахован
От любого падения ты.Нам завещано Дело и Знамя,
И страна, что прошла сквозь бои…
Вот и всё! Поколения сами
Отвечают за судьбы свои.Нынче очень не просто на свете.
В трудный час мы с тобой подросли…
Но сегодня мы тоже в ответе
За надежду и счастье земли.Путь истории — он нескончаем.
Тем путём мы не просто идём,
А идём, за него отвечая…
И, как старшие, не подведём!
Что для меня этот город Сим?
Он так же, как все, прост.
Но там я впервые встретился с ним,
Вставшим во весь рост.
У этой встречи не было дня,
Не определить дат,
Но он не оставит уже меня,
Наверное, никогда.
Особых примет у него нет,
Ведь он подобен лисе.
Но это ведь он устроил банкет,
Когда голодали все.
А затем на вопросы, сверху вниз
Отвечал, улыбаясь, слегка:
У нас, товарищи, социализм,
А не коммунизм пока…
Я знаю его, он мой личный враг,
И, сам не стремясь идти,
Он отравляет мне каждый шаг
На трудном моем пути.
Он мастер пугающих громких фраз
И ими вершит дела,
И всех, в ком он видит хозяйский глаз,
Глушит он из-за угла.
Но наши пути все равно прямы,
И будет он кончен сам…
Потому, что хозяева жизни — мы,
А он — присосался к нам.
О гражданин с душой наивной!
Боюсь, твой грозный стих судьбы не пошатнет,
Толпа угрюмая, на голос твой призывный
Не откликаяся, идет, Хоть прокляни-не обернется…
И верь, усталая, в досужий час скорей
Любовной песенке сердечно отзовется,
Чем музе ропщущей твоей.Хоть плачь — у ней своя задача:
Толпа-работница считает каждый грош;
Дай руки ей свои, дай голову, — но плача
По ней, ты к ней не подойдешь.Тупая, сильная, не вникнет
В слова, которыми ты любишь поражать,
И к поэтическим страданьям не привыкнет,
Привыкнув иначе страдать.Оставь напрасные воззванья!
Не хныкай! Голос твой пусть льется из груди,
Как льется музыка, — в цветы ряди страданья,
Любовью — к правде нас веди! Нет правды без любви к природе,
Любви к природе нет без чувства красоты,
К Познанью нет пути нам без пути к свободе,
Труда — без творческой мечты…
Где вы — певцы любви, свободы, мира
И доблести?.. Век «крови и меча»!
На трон земли ты посадил банкира,
Провозгласил героем палача…
Толпа гласит: «Певцы не нужны веку!»
И нет певцов… Замолкло божество…
О, кто ж теперь напомнит человеку
Высокое призвание его?..
Прости слепцам, художник вдохновенный,
И возвратись!.. Волшебный факел свой,
Погашенный рукою дерзновенной,
Вновь засвети над гибнущей толпой!
Вооружись небесными громами!
Наш падший дух взнеси на высоту,
Чтоб человек не мертвыми очами
Мог созерцать добро и красоту…
Казни корысть, убийство, святотатство!
Сорви венцы с предательских голов,
Увлекших мир с пути любви и братства,
Стяжанного усильями веков,
На путь вражды!.. В его дела и чувства
Гармонию внести лишь можешь ты.
В твоей груди, гонимый жрец искусства,
Трон истины, любви и красоты.
Было очень темно. Фонари у домов не горели.
Высоко надо мной все гудел и гудел самолет.
Обо всем позабыв, одинокий, блуждал я без цели:
Ожидающий женщину, знал, что она не придет.
В сердце нежность я нес. Так вино в драгоценном сосуде
Осторожнейший раб на пирах подавал госпоже.
Пусть вино — до краев, но на пир госпожа не прибудет,
Госпожа не спешит: ее нет и не будет уже!
И в сосуде кипит не вино, а горчайшая влага,
И скупую слезу затуманенный взор не таит…
И на небо гляжу. Я брожу, как бездомный бродяга.
Млечный Путь надо мной. «Млечный Путь, как седины твои!»
И ты, ослепшая от слез,
упала на пути,
и подошел к тебе Христос
и молвил: «Все прости!».
И кротко улыбнулся Он,
и улыбнулась ты,
и тихий свет и тихий сон
облек твои черты.
Душа, как келья, убрана,
светла, проста, чиста
и вся навек озарена
улыбкою Христа.
Там за окном звенит пчела.
качается сирень,
там за окном и свет и мгла,
а в келье вечный День…
И я бродил по всем путям,
и я ослеп от слез,
но не предстал моим очам
с улыбкою Христос.
И был мой горький путь — позор,
безумие и страсть.
И вот теперь пришел, как вор,
к твоим ногам упасть.
И вот иду на голос Дня
в твой дом, как в Божий дом…
«О, Боже, помяни меня
во Царствии Твоем!»
* * *
Покров рассеялся туманный,
Весна! Вольнее дышит грудь,
И ветерок благоуханный.
И солнца луч — зовет нас в путь,
Рождая смутную тревогу!..
Поднимем парус, и — вперед,
Без колебаний, в путь-дорогу!
Кто путешествует — живет.
Умчимся мы быстрее птицы
На крыльях пара далеко́.
Как вешних тучек вереницы
Кругом сменяются легко,
Бегут пред нами прихотливо
Иные страны, небеса…
Какое счастье — в час прилива
Поднять свободно паруса!
Я слышу пташки щебетанье,
В окно стучит она крылом!
Скорей! Умчимся за теплом
И светом истинного знанья!
Сорвем рукою смелой плод
Всего, что дивно и прекрасно!
Поднимем парус! Небо ясно!
Кто путешествует — живет!
Нашей ПартииЯ в жизни всем тебе обязан,
Мне без тебя дороги нет.
И я навек с тобою связан
С далеких юношеских лет.И там еще, под отчей крышей,
И знал, и сердцем чуял я,
Что не бывает цели выше,
Чем цель высокая твоя.Ты — ум и правда всех народов,
Заря, взошедшая во мгле;
И мир, и счастье, и свободу
Ты утверждаешь на земле.И этот путь свой необычный
С тобой лишь мог пройти народ —
Путь от лучины горемычной
И до космических высот.И не мечта уже, не призрак
Маячит нам во мгле глухой —
Живое пламя коммунизма
Зажгли мы собственной рукой; Зажгли огонь неугасимый
На благо всех людей труда.
И затемнить его не в силах
Уже никто и никогда.И я, твой сын, и горд и счастлив,
И благодарен я тебе,
Что хоть немного, но причастен
К твоим делам, к твоей судьбе.