С пустынь доносятся
Колокола.
По полю, по сердцу
Тень проплыла.Час перед вечером
В тихом краю.
С деревцем встреченным
Я говорю.Птичьему посвисту
Внемлет душа.
Так бы я по свету
Тихо прошла.
И я ушел к пустыням смутным сна:
Безвестный мир, он глух и неогляден,
Жизнь этого навек окружена
Безмерностью его глубоких впадин.
Пустыня тихая, сует уединенна,
В тебе я позабыл все горести мои!
Но будь ты на холмах Аи, —
Тогда была бы совершенна!
Прорытые временем
Лабиринты —
Исчезли.
Пустыня —
Осталась.
Несмолчное сердце —
Источник желаний —
Иссякло.
Пустыня —
Осталась.
Закатное марево
И поцелуи
Пропали.
Пустыня —
Осталась.
Умолкло, заглохло,
Остыло, иссякло,
Исчезло.
Пустыня —
Осталась.
Ласкою утра светла,
Ты не умедлишь в пустыне,
Ты не уснешь, не остынешь.
Ласкою утра светла,
Ладан росы собрала
Ты несказанной святыне.
Ласкою утра светла,
Ты не умедлишь в пустыне.
Блаженный, забытый в пустыне,
Ищу небывалых распятий.
Молюсь небывалой богине —
Владыке исчезнувших ратей.
Ищу тишины и безлюдий,
Питаюсь одною отравой.
Истерзанный, с язвой кровавой,
Когда-нибудь выйду к вам, люди! Октябрь 1902
Темнеют, свищут сумерки в пустыне.
Поля и океан…
Кто утолит в пустыне, на чужбине
Боль крестных ран? Гляжу вперед, на черное Распятье
Среди дорог —И простирает скорбные объятья
Почивший Бог.
Полночный звон степной пустыни,
Покой небес, тепло земли,
И горький мед сухой полыни,
И бледность звездная вдали.
Что слушает моя собака?
Вне жизни мы и вне времен.
Звенящий сон степного мрака
Самим собой заворожен.
Газели пустынь ты стройнее и краше,
И речи твои бесконечно-бездонны —
Туранская Эва, степная Мадонна,
Ты будь у Аллаха заступницей нашей.И всяк, у кого нечто бьется налево,
Лежит пред тобой, не вставая из праха.
Заступницей нашей ты будь у Аллаха,
Степная Мадонна, Туранская Эва!
Где дремала пустыня — там ныне сады,
Поля и озерная гладь.
Мы раз навсегда сотрем следы
Войны, —
чтоб жизнь созидать.
И нам не страшна зарубежная ложь,
Мы правдой своей сильны.
Он создан уже —
великий чертеж
Грядущего нашей страны.
Я шла пустыней выжженной и знойной.
За мною тень моя ленивая ползла.
Был воздух впереди сухой и беспокойный,
И я не ведала, куда, зачем я шла.И тень свою в тоске спросила я тогда:
— Скажи, сестра, куда идем с тобою? —
И тень ответила с насмешкою глухою:
— Я за тобой, а ты, быть может, никуда.
Мы встретились с нею в пустыне,
Утром в пустыне.
Солнце палило песок.
Торопливо шел я — на Запад,
Она — на Восток.
Лицо ее, полное светом,
Полное светом,
Словно сияло в лучах;
И таились вещие тайны
В глубоких очах.
Надеждой сердце забилось,
Сердце забилось,
Веря, что миг тот высок…
И мы молча прошли, я — на Запад,
Она — на Восток.
28 августа 1897
Меж тем как неуклонно тает
Рать рыцарей минувших дней,
Небрежно-буйно подрастает
Порода новая… людей.
И те, кому теперь под тридцать,
Надежд отцовских не поймут:
Уж никогда не сговориться
С возникшими в эпоху смут.
И встреча с новой молодежью
Без милосердья, без святынь
Наполнит наше сердце дрожью
И жгучим ужасом пустынь…
Ты отошла, и я в пустыне
К песку горячему приник.
Но слова гордого отныне
Не может вымолвить язык.
О том, что было, не жалея,
Твою я понял высоту:
Да. Ты — родная Галилея
Мне — невоскресшему Христу.
И пусть другой тебя ласкает,
Пусть множит дикую молву:
Сын Человеческий не знает,
Где приклонить ему главу.30 мая 1907
Один, без сил, в пустыне знойной
В тоске предсмертной я лежал,
И вдруг твой чудный, твой спокойный,
Твой ясный образ увидал —
И я вскочил; коня и броню!
Я снова силен, я боец!
Где враг? навстречу иль в погоню?
Где лавр! Где слава! Где венец?!!
Я живу в пустыне.
Нынче, как вчера.
Василек мой синий,
Я твоя сестра.
Низкие поклоны
Мне кладут цветы.
На меже зеленой
Князь мой, милый, ты.
Милый мой, не скрою,
Что твоя, твоя…
Не дает покою
Думушка моя.
Друг мой, князь мой милый
Пал в чужом краю.
Над его могилой
Песни я пою.24–28 июня 1903
Для чего в пустыне дикой
Ты возник, мой вешний цвет?
Безнадёжностью великой
Беспощадный веет свет.
Нестерпимым дышит жаром
Лютый змей на небесах.
Покоряясь ярым чарам,
Мир дрожит в его лучах.
Милый цвет, ты стебель клонишь,
Ты грустишь, ты одинок, —
Скоро венчик ты уронишь
На сухой и злой песок.
Для чего среди пустыни
Ты возник, мой вешний цвет,
Если в мире нет святыни,
И надежды в небе нет?
В безмолвной пустыне,
Где жаркий песок и гранит,
Где небо безоблачно-сине,
Где жгучее солнце блестит,
Стоит под скалой одиноко
Забытая арфа и ждёт,
Что ветер, примчась издалёка,
Тихонько в струнах запоёт.
Встречает пустыня нагая
Нагие, горючие дни.
Над арфой немой пролетая,
В ней звуков не будят они.
И ночи летят торопливо, —
На их молчаливый полёт
Молчание смотрит ревниво,
И струн им задеть не даёт.
Корабль мой на черных плывет парусах
По дикой пустыне морей…
Ты знаешь, как больно мне горе мое:
Зачем его делать больней?
Как ветер, изменчиво сердце твое,
Волны оно вольной беглей!..
Корабль мой на черных плывет парусах
По дикой пустыне морей.
Только что сердце молилось Тебе,
Только что вверилось темной судьбе, —
Больше не хочет молиться и ждать,
Больше не может страдать.
Точно задвинулись двери тюрьмы,
Душно мне, страшно от шепчущей тьмы,
Хочется в пропасть взглянуть и упасть,
Хочется Бога проклясть.
Над усталою пустыней
Развернулся полог синий,
В небо вышел месяц ясный.
Нетревожный и нестрастный.
Низошла к земле прохлада,
И повеяна отрада.
В мой шатёр, в объятья сна,
Тишина низведена.
С внешней жизнью я прощаюсь,
И в забвенье погружаюсь.
Предо мною мир нездешний,
Где ликует друг мой вешний,
Где безгрешное светило,
Не склоняясь, озарило
Тот нетленный, юный сад,
Где хвалы его звучат.
Ты в пустыню меня послала, -
никаких путей впереди.
Ты оставила и сказала:
— Проверяю тебя. Иди.Что ж, я шла… Я шла как умела.
Выло страшно и горько, — прости!
Оборвалась и обгорела,
истомилась к концу пути.Я не знала, зачем ты это
испытание мне дала.
Я не спрашивала ответа:
задыхалась, мужала, шла.Вот стою пред тобою снова —
прямо в сердце мое гляди.
Повтори дорогое слово:
— Доверяю тебе. Иди.
В пустынях есть свои пустыни,
Где и песок-то не найдёшь.
Гладь серая. Кусты полыни.
А на пригорках норы сплошь.В них от жары таятся змеи.
Они презрели цвет земли
И, постепенно розовея,
Зари окраску обрели.В закатный час и утром рано
Их не отыщешь, как ни шарь.
И только в пыльной мгле бурана
Заметишь розовую тварь.
Я ношусь во мраке, в ледяной пустыне,
Где-то месяц светит? Где-то светит солнце?
Вон вдали блеснула ясная зарница,
Вспыхнула — погасла, не видать во мраке,
Только сердце чует дальний отголосок
Грянувшего грома, лишь в глазах мелькает
Дальний свет угасший, вспыхнувший мгновенно,
Как в ночном тумане вспыхивают звезды…
И опять — во мраке, в ледяной пустыне…
Где-то светит месяц? Где-то солнце светит?
Только месяц выйдет — выйдет, не обманет,
Только солнце встанет — сердце солнце встретит!
В пути безрадостном среди немой пустыни
Предстала предо мной
Мечта порочная, принявши вид богини
Прекрасной и нагой.
Рукою нежной разливала
Из тонкого фиала
Куренья дымные она,
И серебристо обвивала
Её туманная волна.
И где она ногою голой
Касалася сухой земли,
Там грешные цветы толпой весёлой
Бесстыдные, пахучие цвели.
И предо мной склонившись, как рабыня,
Она меня к греху таинственно звала, —
И скучной стала мне житейская пустыня,
И жажда дел великих умерла.
Былые надежды почили в безмолвной могиле…
Бессильные страхи навстречу неведомой силе,
Стремленье к святыне в безумной пустыне,
И всё преходяще, и всё бесконечно,
И тайна всемирная ныне
И вечно…
В тяжёлом томленьи мгновенные дети творенья.
Томятся неясным стремленьем немые растенья,
И голодны звери в лесах и пустыне,
И всё преходяще, и всё бесконечно,
И муки всемирные ныне
И вечно.
Чей дух извечно-молодой
Над этим краем веял,
Пустыню напоил водой
Прохладною
и золотой
Пшеницею засеял!..
Там, где, рождаясь, суховей
С тупым упорством дул,
Сжигая дальний цвет степей, —
Там легонькая тень ветвей,
Черкез и саксаул.
Цветут хлопковые поля
И великаны тополя,
Где птица не летала.
Чья воля провела канал
Там, где верблюд изнемогал
И вихрь песчаный заметал
Иссохший труп шакала?
16
Города в пустыне
Акрополи в лучах вечерней славы.
Кастилий нищих рыцарский покров.
Троады скорбь среди немых холмов.
Апулии зеркальные оправы.
Безвестных стран разбитые заставы.
Могильники забытых городов.
Размывы, осыпи, развалины и травы
Изглоданных волною берегов.
Озер агатовых колдующие очи.
Сапфирами увлажненные ночи.
Сухие русла, камни и полынь.
Теней Луны по склонам плащ зубчатый.
Монастыри в преддверии пустынь,
И медных солнц гудящие закаты…
Ах, весна, твоими чарами
Околдован наш отряд.
Черепахи ходят парами
И коробками гремят.
На барханчике тюльпанчики
Не пески — цветущий луг.
Свищут суслики, тушканчики
О любви мечтают вслух.
Ураганы вместе с пылью
Ароматы к нам несут,
И бараны щиплют лилии,
И фиалки ест верблюд.
Но кончается приволье.
Зной великий настаёт.
Кустик перекати-поля
Из себя корзину вьёт.
И к мидианке на колени
Склоняю праздную главу.
Владимир Соловьев
Через песчаные пустыни,
Лелея долгую мечту,
Я нес в далекие святыни
Мою духовную лепту.
Ни человек, ни зверь, ни птица
Не помешали мне идти.
Одно дитя — отроковица
Мне повстречалась на пути.
И вечно-женственным прикован,
Смущен, — и брошена лепта,
И ослеплен, и очарован,
И власть прияла красота.
Но за блаженными брегами
Еще белеет некий храм.
Туда приду, горя мольбами,
И там явлюсь — в ряду с богами
И сопричисленный богам.20–21 мая 1901
Ни зверей, ни змей, ни птиц,
Ни манящих глаз растений.
Прах песчаный без границ,
Облачков случайных тени.
И ползучий шелест-шум
Угрожает: — Здесь могила.
То — воронкой встал самум,
То — бесовское сверлило.
Лишь верблюжьи черепа,
Знак томлений каравана,
Говорят, что есть тропа,
Выход к жизни из дурмана.
Исхудалый и усталый
Он идёт один в пустыню.
Ищет, бледный и усталый,
Сокровенную святыню.
Знает он, — в пустыне скудной
Есть источник говорливый.
Он поёт пустыне скудной
О стране, всегда счастливой.
Возле самого истока
Положил пророк скрижали.
Струи светлого потока
Много лет их целовали.
Над скрижалями поставил
Он сосуд священный с миром.
Он тому его оставил,
Кто придёт с душевным миром,
Склонит радостно колени
И рукою дерзновенной
На себя, склонив колени,
Изольёт елей священный.
Сирый убогий в пустыне бреду.
Все себе кров не найду.
Плачу о дне.
Плачу… Так страшно, так холодно мне.
Годы проходят. Приют не найду.
Сирый иду.
Вот и кладбище… В железном гробу
чью-то я слышу мольбу.
Мимо иду…
Стонут деревья в холодном бреду…
Губы бескровные шепчут мольбу…
Стонут в гробу.
Жизнь отлетела от бедной земли.
Темные тучи прошли.
Ветер ночной
рвет мои кудри рукой ледяной.
Старые образы встали вдали.
В Вечность ушли.
Скала к скале; безмолвие пустыни;
Тоска ветров, и раскаленный сплин.
Меж надписей и праздничных картин
Хранит утес два образа святыни.
То — демоны в объятиях. Один
Глядит на мир с надменностью гордыни;
Другой склонен, как падший властелин.
Внизу стихи, не стертые доныне:
«Добро и зло — два брата и друзья.
Им общий путь, их жребий одинаков».
Неясен смысл клинообразных знаков.
Звенят порой признанья соловья;
Приходит тигр к подножию утеса.
Скала молчит. Ответам нет вопроса.
7 января 1895
Пуста пустыня дождевая…
И, обескрылев в мокрой мгле,
Тяжелый дым ползет, не тая,
И никнет, тянется к земле.Страшна пустыня дождевая…
Охолодев, во тьме, во сне,
Скользит душа, ослабевая,
К своей последней тишине.Где мука мудрых, радость рая?
Одна пустыня дождевая,
Дневная ночь, ночные дни…
Живу без жизни, не страдая,
Сквозь сон все реже вспоминая
В тени угасшие огни.Господь, Господь мой. Солнце, где Ты?
Душе плененной помоги!
Прорви туманные наветы.
О, просияй! Коснись! Сожги…