Смерть кругом… Горячей кровью
Весь залит наш край родимый…
Но в груди геройской буров
Жив огонь неугасимый.
Тот огонь—любовь к отчизне,
Тот огонь—любовь к свободе,
Нет той силы, что смогла-бы
Истребить его в народе!
Пусть-же враг нещадней губит,
Пусть еще сильнее давит, —
А. И. ТургеневуИз мрачных северных лесов,
С восточных дальних берегов,
Сыны отваги и свободы,
Стремятся дикие народы
С двойной секирою, пешком,
В звериной коже, с булавами,
И на конях с копьем, с стрелами,
И череп вражий за седлом.
Дошли; рассыпались удары,
Клубится дым, горят пожары,
Змея, к пчельной на цветке подкравшися матке
И подражая льстецов прегнусной повадке,
Скучными стала взносить ее похвалами,
Славя в ней силу, красу над всеми пчелами,
Добрый чин, в ком подданный народ держать знает,
И пользу, что от трудов ея получает
Все племя пчел и весь свет. Потом же, склоняя
К цели своей хитру речь: «Заслуга такая
В веки б, де, могла твою утвердить державу,
Если б было чем тебе щитить свою славу
Мне не дал бог бича сатиры:
Моя душевная гроза
Едва слышна в аккордах лиры —
Едва видна моя слеза.
Ко мне виденья прилетают,
Мне звезды шлют немой привет-
Но мне немногие внимают —
И для немногих я поэт.Я не взываю к дальним братьям
Мои стихи — для их оков
Подобны трепетным объятьям,
В степи, на равнине открытой,
Курган одинокий стоит;
Под ним богатырь знаменитый
В минувшие веки зарыт.
В честь витязя тризну свершали,
Дружина дралася три дня,
Жрецы ему разом заклали
Всех жён и любимца коня.
Жил да был один король, —
Где, когда — нам неизвестно
(Догадаться сам изволь).
Спал без славы он чудесно,
И носил король-чудак
Не корону, а колпак.
Право, так!
Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?
Вот так славный был король!
Предчувствие — томительней кометы,
Непознанной, но видимой везде.
Послушаем, что говорят приметы
О тягостной, мучительной звезде.
Что знаешь ты, ученый! сам во тьме ты,
Как и народ, светлеющий в нужде.
Не каждому дано светлеть в нужде
И измерять святую глубь кометы…
Бодрись, народ: ведь не один во тьме ты, —
Мы все во тьме — повсюду и везде.
Нет, на Руси бывали чудеса,
Не меньшие, чем в отдаленных странах
К нам также благосклонны Небеса,
Есть и для нас мерцания в туманах.
Я расскажу о чуде старых дней,
Когда, опустошая нивы, долы,
Врываясь в села шайками теней,
Терзали нас бесчинные Монголы.
Жил в Галиче тогда несчастный князь,
За красоту был зван Димитрий Красный.
Зачем мне считаться шпаной и бандитом —
Не лучше ль податься мне в антисемиты:
На их стороне хоть и нету законов —
Поддержка и энтузиазм миллионов.
Решил я — и, значит, кому-то быть битым,
Но надо ж узнать, кто такие семиты, —
А вдруг это очень приличные люди,
А вдруг из-за них мне чего-нибудь будет!
Едет, едет
Ваня Мохов
На собаке
Бу Бу Бу,
А над ним
В азроплане
Маша Умница
Летит.
По волнам
О Николай, народов победитель,
Ты имя оправдал свое! Ты победил!
Ты, Господом воздвигнутый воитель,
Неистовство врагов его смирил…
Настал конец жестоких испытаний,
Настал конец неизреченных мук.
Ликуйте, христиане!
Ваш Бог, Бог милости и браней,
Исторг кровавый скиптр из нечестивых рук.
Тебе, тебе, послу его велений —
Когда нас солнышко осветит?
Когда пригреет нас оно?
Авось нам кто-нибудь ответит.
Что ж, отвечать не мудрено:
Когда в год на душу пуд мыла
Зачнет народ употреблять
И в страдном поле, как кобыла,
Не станет женщина рожать...
Я — жрец Изиды Светлокудрой;
Я был воспитан в храме Фта,
И дал народ мне имя «Мудрый»
За то, что жизнь моя чиста.Уста не осквернял я ложью,
Корыстью не прельщался я,
И к женской груди, с страстной дрожью,
Не припадала грудь моя; Давал я щедро подаянье
Всем, обращавшимся ко мне…
Но есть в душе воспоминанье,
Как змей лежащее на дне.Свершал я путь годичный в Фивы…
Все, с чем Россия
в старый мир врывалась,
Так что казалось, что ему пропасть, —
Все было смято… И одно осталось:
Его
неограниченная
власть.
Ведь он считал,
что к правде путь —
тяжелый,
В ребяческие дни любил я край родной,
Как векша — сумрак бора,
Как цапля — ил береговой,
Как ворон — кучу сора.
В дни юности любил я родину, как сын —
Родную мать, поэт — природу,
Жених — невесту, гражданин —
Права или свободу.
Грозный вихрь над землею несется,
Над землей, закабаленной злом.
Змеем огненным молния вьется,
Оглушительный сыплется гром.
Долго облачки в тучи копились,
Шли туманом седым от земли, ―
Долго слезы в народе таились,
Долго сердце народное жгли.
Долго молнии в тучках дремали
И молчал оглушительный гром;
На рассвете было, утром ранним —
Вышло солнышко, вышло красное
Из-за славных волжских Жигулевских гор,
Поднималося во поднебесье,
Светлым взором вкруг поглянуло.
Видит: в небе тучки вольные,
Вольны рыбки в Волге плещутся,
И над цветиками над лазоревыми
Нет ни барина, ни указчика…
И глядит на мир светло солнышко,
Автор Пьер-Жан де Беранже.
Перевод Аполлона Григорьева.
Под соломенной крышей
Он по преданиям живет,
И доселе имя выше
Чтит едва ли чьё народ.
И, старушку окружая
Вечерком, толпа внучат
«Про былое нам, родная,
Скользкий, узкий, как жук водяной, –
Ослепительно-бел, – распустив
След, как синий петлистый шнурок,
В треугольнике пены стальной,
Закачал берега и залив
Под охрипший и длинный свисток.
Дрогнул берег. Лежащий в воде
Серый домик качнуло. Бульвар
Тучей лип под колеса упал.
В торжественном, лучистом свете,
Что блещет сквозь густой туман
Отшедших вдаль тысячелетий, —
Подобен огненной комете,
Над миром ты горишь, Тигран!
Ты понял помыслом крылатым
Свой век, ты взвесил мощь племен,
И знамя брани над Евфратом
Вознес, в союзе с Митридатом,
Но не в безумии, как он.
На Болоте стоит Москва, терпит:
Приобщиться хочет лютой смерти.
Надо, как в чистый четверг, выстоять.
Уж кричат петухи голосистые.
Желтый снег от мочи лошадиной.
Вкруг костров тяжело и дымно.
От церквей идет темный гуд.
Бабы все ждут и ждут.
Крестился палач, пил водку,
Управился, кончил работу.
О, Франция, ты призрак сна,
Ты только образ, вечно милый,
Ты только слабая жена
Народов грубости и силы.
Твоя разряженная рать,
Твои мечи, твои знамена —
Они не в силах отражать
Тебе враждебные племена.
Колодец вырыт был давно.
Все камнем выложено дно,
А по бокам, пахуч и груб,
Сработан плотниками сруб.
Он сажен на семь в глубину
И уже видится ко дну.
А там, у дна, вода видна,
Как смоль, густа, как смоль, черна.
Но опускаю я бадью,
И слышен всплеск едва-едва,
Благословен Господь мой Бог,
Мою десницу укрепивый
И персты в брани научивый
Согреть врагов взнесенный рог.Заступник и спаситель мой,
Покров, и милость, и отрада,
Надежда в брани и ограда,
Под власть мне дал народ святой.О Боже, что есть человек?
Что ты ему себя являешь,
И так его ты почитаешь,
Которого толь краток век.Он утро, вечер, ночь и день
1.
Эй,
разинь голодный рот!
Распоясай пузо!
Обкормить честной народ
вздумалось французам.
2.
К нам
у них
доверья нет, —
Смирив свою печаль, с согбенною спиною,
Султану будем мы безропотно служить
И имя грозное в мольбах произносить, —
Авось он сжалится над бедною страною…
Десятый грош, полученный ценою
Упорного труда, мы отдадим войскам;
Покорны будем мы, подобные рабам —
Авось он сжалится над бедною страною…
С залогом славы, но не бренной,
О Племя Славы, ты стоить,
И на племен поток смятенный
С надеждой ясною глядишь.
Когда кипя страстями зверя,
Народы растерзали Рим, —
И в дух, и в жизнь, и в братство веря,
Ты ненавистно стало им,
И их озлобленная сила
Тебя метою избрала,
Вера, Надежда, Любовь! Премудрости милые дщери!
Вами блаженствует смертный, и вами царства блюдутся.
Вы вливаете слабому непобедимую силу:
Он без страха сквозь огнь и воду и в лютых напастях
Без уныния с вами течет к божественной цели.
Вы в житейских пустынях хранители—ангелы наши:
Заблужденных на путь направляете, изнеможенным
Кладезь живой воды указуете в жажде палящей!
Если ж, у струй освеженный, путник под пальмой воздремлет,
Кто, как не вы, защитит его от льва и от змия,
Угрюмая, глухая ночь темна,
Не видно звезд, за тучами луна,
В порывах ветра жалоба слышна,
й ропот волн в безбрежном, темном море
То замирает вдруг, то вновь растет, растет,
И словно песню грозную поет
Нам о таинственном, о непонятном горе.
Италия! Я шлю тебе привет!
Люблю я небеса твои святые.
Там проливают яркий, теплый свет
А. П. Милюкову
Ну-ка! Валите и бук, и березу,
Деревцо малое, ствол вековой,
Осокорь, дубы, и сосну, и лозу,
Ясень и клен, — все под корень долой!
Поле чтоб было! А поле мы вспашем;
Годик, другой и забросим потом...
Голую землю, усталую — нашим
Детям оставим и прочь отойдем!
Внимая потокам приветственных слов,
Хмельницкий Богдан принимает послов. Посол тут валахский, посол молдаванской
И князь, представитель земли трансильванской. Прислал и державник Московии всей
С подарком послов к нему царь Алексей. Не любо ль принять от владыки такого
И шубу соболью, и доброе слово? От Польши здесь также послы и гонцы.
Он — дома, кругом козаки-молодцы: Полковники славные, ратные люди,
Разгульные головы, крепкие груди, Но — грубы, — что ж делать? — Их вождь-атаман
Доволен, радушен и весел Богдан. При нем его женка, — богато одета,
Гостей принимает с улыбкой привета, Сама ж, с деревянного ложкой в руке,
Табак растирает в простом черепке. Хозяин уставил заздравные кубки
Великий гений! муж кровавый!
Вдали, на рубеже родном,
Стоишь ты в блеске страшной славы
С окровавленным топором.
С великой мыслью просвещения
В своей отчизне ты возник,
И страшные подъял мученья,
И казни страшные воздвиг.
Во имя пользы и науки,
Добытой из страны чужой,
(По поводу живой картины).
Костер сооружен, и роковое
Готово вспыхнуть пламя. Все молчит.
Лишь слышен легкий треск, и в нижнем слое
Костра огонь предательски сквозит.
Дым побежал—народ столпился гуще,
Вот все они, весь этот темный мир:
Тут и гнетомый люд—и люд гнетущий,
Ложь и насилье—рыцарство и клир.
На простяков всегда обманщики бывали
Равно в старинные и в наши времена.
Ухватка только не одна,
Какую обмануть народ употребляли;
А первых на обман жрецов,
Бывало, в старину считали.
От наших нынешних попов
Обманов столько нет: умняе люди стали.
А чтоб обманывать народ,
Жрецов был первый способ тот,
Пророк, чей грозный нимб ваятель
Рогами поднял над челом,
Вождь, полубог, законодатель, —
Всё страшно в облике твоем!
Твоя судьба — чудес сплетенье,
Душа — противоречий клуб.
Ты щедро расточал веленья,
Ты был в признаньях тайных скуп.
Жрецами вражьими воспитан,
Последней тайны приобщен,