Два мира властвуют от века,
Два равноправных бытия:
Один объемлет человека,
Другой — душа и мысль моя.И как в росинке чуть заметной
Весь солнца лик ты узнаешь,
Так слитно в глубине заветной
Всё мирозданье ты найдешь.Не лжива юная отвага:
Согнись над роковым трудом —
И мир свои раскроет блага;
Но быть не мысли божеством.И даже в час отдохновенья.
Подъемля потное чело,
Не бойся горького сравненья
И различай добро и зло.Но если на крылах гордыни
Познать дерзаешь ты как бог,
Не заноси же в мир святыни
Своих невольничьих тревог.Пари всезрящий и всесильный,
И с незапятнанных высот
Добро и зло, как прах могильный,
В толпы людские отпадет.
Вся мысль моя — тоска по тайне звездной…
Вся жизнь моя — стояние над бездной…
Одна загадка — гром и тишина,
И сонная беспечность и тревога,
И малый злак, и в синих высях Бога
Ночных светил живые письмена…
Не дивно ли, что, чередуясь, дремлет
В цветке зерно, в зерне — опять расцвет,
Что некий круг связующий обемлет
Простор вещей, которым меры нет!
Вся наша мысль — как некий сон бесцельный…
Вся наша жизнь — лишь трепет беспредельный…
За мигом миг в таинственную нить
Власть Вечности, бесстрастная, свивает,
И горько слеп, кто сумрачно дерзает,
Кто хочет смерть от жизни отличить…
Какая боль, что грозный храм вселенной
Сокрыт от нас великой пеленой,
Что скорбно мы, в своей тоске бессменной,
Стоим века у двери роковой!
Среди видений разных Вещества
Упился Дух несчетностью уборов.
Я здесь люблю не будни разговоров,
А празднично-размерные слова.
Лишь полнотой признанья мысль жива,
Вся музыка согласий и раздоров.
Мне нравится в лесах тяжелый боров,
И быстрая в лесной реке плотва.
И в джунглях тигр, и слон многообемный,
И длинный червь, что в кучку строит грязь,
Не те же ль это знаки Сказки темной?
Не та же ли в них Божеская связь?
Есть миг в часах, когда все мысли кротки,
И вяжет ум рассыпанные четки.
Полно вам мысли в любви летати,
Кинь сердце ныне все суеты,
Не дай дни прежни воспоминати,
Не мучьте больше мя красоты.
Пленным не буду,
Вольным повсюду,
Вольность мя веселит.
И любить не велит;
Та моя часть,
Уж мой дух знает,
Как сердце тает,
Коль зло терпети,
Когда горети
Чрез ту напасть,
Приятны очи другим скажите,
А меня взоры уже не пробьют,
Крепкое сердце не прострелите,
Пущенны стрелы распропадут.
И достав рану,
Травить не стану;
Пусть пленен вами свет,
Но в числе том меня нет,
Зло жить любя,
Хоть и лишаюсь,
Кем сокрушаюсь,
Я сердцем век моим,
На что владеть чужим,
Свое сгубя.
Пять лет рабочие глотки поют,
века воспоет рабочих любовь —
служила одной ей.
ощетиня в честь ей,
мы плыли кровью-рекой.
чуть не голой рукой.
Мы силой смирили силы свирепость.
Но мыслей ихних цела крепость,
Пора последнее оружие отковать.
В руки перо берем.
Исписывая каракулью листов клочья,
с трудом вытягивая мыслей ленты, —
ночами скрипят корреспонденты-рабочие,
крестьяне-корреспонденты.
нас затмит пустомелей лак ли?
разрастутся наши каракули.
Враг рабочим отомстить рад.
На мушку берет героя пера.
В дрожь вгоняя врагов рой,
трудящемуся защита дружья,
нынешнее наше оружие!
Мысли священные, жальте
Жалами медленных ос!
В этой толпе неисчетной,
Здесь, на вечернем асфальте,
Дух мой упорный возрос.
В этой толпе неисчетной
Что я? — лишь отзвук других.
Чуткое сердце трепещет:
Стон вековой, безотчетный
В нем превращается в стих.
Чуткое сердце трепещет
Трепетом тонкой струны,
Слышит таинственный ропот…
Шар электрический блещет
Мертвым лучом с вышины.
Слышит таинственный ропот
Сердце, в молчаньи толпы.
Здесь, на вечернем асфальте,
Словно предчувствие — топот,
Даль — словно в вечность тропы.
Здесь, на вечернем асфальте,
Дух мой упорный возрос.
Что я? — лишь отзвук случайный
Древней, мучительной тайны.
Мысли священные, жальте
Жалами медленных ос!
Мысль о тебе удаляется, как разжалованная прислуга,
нет! как платформа с вывеской «Вырица» или «Тарту».
Но надвигаются лица, не знающие друг друга,
местности, нанесенные точно вчера на карту,
и заполняют вакуум. Видимо, никому из
нас не сделаться памятником. Видимо, в наших венах
недостаточно извести. «В нашей семье, — волнуясь,
ты бы вставила, — не было ни военных,
ни великих мыслителей». Правильно: невским струям
отраженье еще одной вещи невыносимо.
Где там матери и ее кастрюлям
уцелеть в перспективе, удлиняемой жизнью сына!
То-то же снег, этот мрамор для бедных, за неименьем тела
тает, ссылаясь на неспособность клеток —
то есть, извилин! — вспомнить, как ты хотела,
пудря щеку, выглядеть напоследок.
Остается, затылок от взгляда прикрыв руками,
бормотать на ходу «умерла, умерла», покуда
города рвут сырую сетчатку из грубой ткани,
дребезжа, как сдаваемая посуда.
На что мне, боже сильный,
Дал смысл и бытие,
Когда в стране изгнанья
Любви и братства нет;
Когда в ней вихри, бури
И веют и шумят;
И черные туманы
Скрывают правды свет.
Я думал: в мире люди
Как ангелы живут,
Я думал, в тайных мыслях
Один у них закон:
К тебе, царю небесный,
Любовью пламенеть,
И ближе им неимущим
Без ропота души
Последнюю копейку,
Как братьям, уделять.
А люди — те же звери:
И холодны, и злы;
Мишурное величье —
Молебный их кумир,
А золото и низость —
Защитник их и бог.
И ты, отец небесный,
Не престаешь вседневно
Щедроты лить на них.
О, просвети мне мысли,
Нерадостны они,
И мудрости светильник
Зажги в моей душе.
О мысли люты!
Кончается мое
На свете бытие,
Преходит житие,
Пришли последние минуты,
Пришел ко мне тот час,
Который преселяет нас
Во мрачну бесконечность.
Отверста моему смятенну духу вечность:
Погаснут данные мне искры божества,
Потухнут мысли все и чувство вещества,
В ничто преобращусь навек из существа;
Престрашною судьбою
Расстанусь навсегда
Со светом и с собою,
Засну, и не проснуся никогда.
На то ль я, боже мой, произведен тобою,
Чтоб сей вкусил я страх
И претворился в прах?
Щедролюбивая и всемогуща сила
Нельзя, чтоб действие лютейшее сносила —
Восстану я опять.
Но, ах, возможно ли исчезнуть и восстать?
Когда есть бог, возможно,
А бог, конечно, есть, мы знаем то неложно.
Спешите к мертвым вы! Что́ там найдете,
О, мысли и намеренья мои?
Ткань мира ждет на каждом повороте.
Ты, Сердце, быстро бьешься в забытьи, —
Ждешь радости, но предано заботе.
Ты, жадный ум, о смерти, бытии
Все хочешь знать. Куда же вы идете,
Зачем шаги торопите свои?
Путь жизни с быстротою покидая,
От боли и от счастия равно
Вы прячетесь во гроб, где смерть седая.
Здесь зелень трав, там пусто и темно.
О, мысли, сердце, ум! Чего ж вы ждете,
Что в глубине могильной вы найдете?
Неуловимое порою уловимо,
Как ветер, как роса, как звук или кристалл!
Все уловимое скорей проходит мимо,
Чем чувство, мысль, мечта, сомненье, идеал!
Бог создал не один, а два великих мира:
Мир, видимый для нас, весь в красках и чертах,
Мир тяготения! От камня до эфира
Он — в подчинении, в бессилье и в цепях…
Но подле мир другой! Из мысли человека
От века ро́жденный, он, что ни день, растет!
Для мысли дебрей нет, и ей везде просека,
И тяготения она не признает.
В ней мощь нетления! Повсюду проступая,
Мысль свой особый мир в подлунной создала,
И в нем она вершит, мысль Бога воплощая, —
Нерукотворные и вечные дела!
Она порой грешит, смутясь в исканье хлеба…
А все же кажется, что в недра душ людских,
В нас корни некие спускаются от неба,
Свидетели судеб и сил совсем иных.
Ты, сердца моего прекрасный повелитель,
Ужасный дар небес, но вечно дорогой,
В страданьях верный друг и лучший утешитель,
Ты, мысль, всегда, везде владеющая мной.
Как молнии стрела исчезло с быстротою
Все то, чем до тебя душа была полна;
Могучий властелин, царишь ты надо мною,
Все умерло кругом, жива лишь ты одна.
Ты в глубине души воздвиглась одиноко,
Как башня-великан среди степи широкой.
Как путник с высоты угрюмых скал вершины
С надеждой радостной вдаль устремляет взор
На плодоносный край, цветущие долины,
Манящие его в зеленый свой простор, —
Так я от суеты и пошлой скуки света
Всегда, как в светлый рай, стремлюсь к тебе душой;
Тобой я вдохновлен, тобою жизнь согрета,
В одной тебе ищу я счастья и покой!
И жду, чтобы твоя чарующая сила
Больной и падший дух от смерти воскресила.
Ты унываешь о днях, невозвратно протекших,
Горестной мыслью, тоской безнадежной их призывая —
Будь настоящее твой утешительный гений!
Веря ему, свой день проводи безмятежно!
Легким полетом несутся дни быстрые жизни!
Только успеем достигнуть до полныя зрелости мыслей,
Только увидим достойную цель пред очами —
Все уж для нас прошло, как мечта сновиденья,
Призрак фантазии, то представляющей взору
Луг, испещренный цветами, веселые холмы, долины;
То пролетающей в мрачной одежде печали
Дикую степь, леса и ужасные бездны.
Следуй же мудрым! всегда неизменный душою,
Что посылает судьба, принимай и не сетуй! Безумно
Скорбью бесплодной о благе навеки погибшем
То отвергать, что нам предлагает минута!
Сонет
Спешите к мертвым вы! Что́ там найдете,
О, мысли и намеренья мои?
Ткань мира ждет на каждом повороте.
Ты, Сердце, быстро бьешься в забытьи, —
Ждешь радости, но предано заботе.
Ты, жадный ум, о смерти, бытии
Все хочешь знать. Куда же вы идете,
Зачем шаги торопите свои?
Путь жизни с быстротою покидая,
От боли и от счастия равно
Вы прячетесь во гроб, где смерть седая.
Здесь зелень трав, так пусто и темно.
О, мысли, сердце, ум! Чего ж вы ждете,
Что в глубине могильной вы найдете?
Утро. День воскресный. Бледной багряницей
Брызнул свет ленивый по волне, обятой
Теменью холодной. Будто бы зарницей,
В небе вдруг застывшей, бледно-лиловатой,
Освещает утро хмурый лик Мурмана.
Очерки утесов сквозь туман открылись…
Сердце, отчего ты так проснулось рано?
Отчего вы, мысли, рано окрылились?
Помнят, помнят мысли, знает сердце, знает:
Нынче день воскресный. На просторе вольном,
Как шатром безбрежным, церковь покрывает
Всю страну родную звоном колокольным,
И в шатре том, с краю, в холоде тумана,
В области скалистой молча притаилось
Мрачное обличье дальнего Мурмана…
И оно зарделось, и оно молилось!
Не смущай мой дух стеня,
Позабудь нещастну,
Удаляясь от меня,
Истребляй мысль страстну,
Ты тоски моей не множь,
И вздыханьем не тревожь
Дух стесненный боле,
И нещастну не вини;
Не меня, судьбу кляни,
Следуя сей доле.
Ты вздыхаешь обо мне,
Я терзаюсь страстью,
Я мила, мой свет, тебе,
Но мила к нещастью.
Мне не можно быть твоей,
И драгой утехи сей,
Рок меня лишает.
Наши мысли согласив,
Равной огнь в сердца вселив,
Бедных разлучает.
Я нещастлива тобой,
Ты нещастлив мною,
Ты разруша мой покой;
Рвешся сам тоскою.
О жестокая любовь!
Для чего в нещастных кровь
Тщетно вспламенила;
Иль на то, чтоб век страдать,
Век, чтоб слезы проливать,
Мысли согласила.
Каждый прав и каждый виноват.
Все полны обидным снисхожденьем
И, мешая истину с глумленьем,
До конца обидеться спешат.Эти споры — споры без исхода,
С правдой, с тьмой, с людьми, с самим собой,
Изнуряют тщетною борьбой
И пугают нищенством прихода.По домам бессильно разбредаясь,
Мы нашли ли собственный ответ?
Что ж слепые наши «да» и «нет»
Разбрелись, убого спотыкаясь? Или мысли наши — жернова?
Или спор — особое искусство,
Чтоб, калеча мысль и теша чувство,
Без конца низать случайные слова? Если б были мы немного проще,
Если б мы учились понимать,
Мы могли бы в жизни не блуждать,
Словно дети в незнакомой роще.Вновь забытый образ вырастает:
Притаилась Истина в углу,
И с тоской глядит в пустую мглу,
И лицо руками закрывает…
Тучи носят воду,
Вода поит землю,
Земля плод приносит;
Бездна звезд на небе,
Бездна жизни в мире;
То мрачна, то светла
Чудная природа…
Стареясь в сомненьях
О великих тайнах,
Идут невозвратно
Веки за веками;
У каждого века
Вечность вопрошает:
«Чем кончилось дело?» —
«Вопроси другова», —
Каждый отвечает.
Смелый ум с мольбою
Мчится к Провиденью.
Ты поведай мыслям
Тайну сих созданий!
Шлют ответ, вновь тайный,
Чудеса природы,
Тишиной и бурей
Мысли изумляя…
Что же совершится
В будущем с природой?..
О, гори, лампада,
Ярче пред Распятьем!
Тяжелы мне думы,
Сладостна молитва!
Когда, дитя, передо мной
С игрушкой новой ты играешь
И, мысли следуя живой,
Ее внимательно ломаешь;
Когда смеешься — и блестит
Жемчужный ряд зубов молочных,
И мысль пытливая сквозит
В словах неясных и неточных;
Когда, покинувши детей,
И бросив куклу, — ручкой белой
Ты водишь по щеке моей,
Давно сухой и пожелтелой...
О, как же страшно мне порой,
С моей мечтой глубоко хмурой,
Прильнуть горячей головой
К твоей головке белокурой!
Боюсь за взгляд угрюмый мой!
Его на всех я поднимаю,
На всех, дитя... Перед тобой —
В безмолвном страхе опускаю...
Довременно Доброе Начало,
Довременно и Начало Злое.
Что сильнее, — Мысль мне не сказала,
Лишь одно известно мне: — Их двое.
Гений неразлучен с темным Зверем,
Лик Огня — в эбеновой оправе,
Веря в Бога — в Дьявола мы верим,
Строим Замок — быть при нем канаве.
Ты дрожишь, облыжное Мечтанье,
Как собака под хлыстом владыки?
Маятника лживое болтанье,
В Замке — песни, в подземельи — крики.
Маятник — прикованный и медный,
Мечется и вправо он и влево,
Эта сказка — кажется мне бледной,
Я дрожу от бешеного гнева.
Я дрожу — и Мысли нет исхода,
Раз я светлый — весь мой мрак откуда?
Красота — в объятиях урода,
Бог Христос — и рядом с ним Иуда.
Тут и Чудо — Мысли не поможет,
Потому что разум мой — не чувство,
Потому что Мысль играть не сможет,
И не прячет доводов в Искусство.
Если Мир — как Мир — противоречье,
Я не знаю, чем он разрешится.
В Вавилоне — разные наречья,
И всезрящей башне — ввысь не взвиться.
Умствователь нищий, я слабею,
Предаюсь безумному Поэту,
Боль зову я правдою своею,
В темной Ночи песнь слагаю Свету.
Любовны мысли открывает
Смущенный взор мой ясно,
И страсть жестоку извещает
К тебе мой дух всечасно,
Красу твоих очей.
Следы твои когда считаю,
Я стон стократно испускаю
К тебе, душе моей.
Ты зришь меня хоть в сем стенанье,
Но часть моя еще лютяе,
С тобой когда живу в расстанье,
И огнь в крови сильняе:
Ты сердце отняла
И мой покой тем погубила,
Ты очи в слезы погрузила
И сон от них взяла.
Твое лицо не оступает
И в ночь и в день прелестно,
Всечасно страстью заражает
Мой ум и дух всеместно...
Услышь ты стон души,
Как рвусь всечасно я и плачу;
Тебя любя, я младость трачу;
Ты жар мой утиши.
1776
Люди нисколько ни в чем предо мной не виновны, я знаю,
Только я тут для себя утешенья большого не вижу.
День их торопит всечасно своею тяжелой заботой,
Ночь, как добрая мать, принимает в объятья на отдых.
Что им за дело, что кто-то, весь день протомившись бездельем,
Ночью с нелепым раздумьем пробьется на ложе бессонном?
Пламя дрожит на светильне — и около мысли любимой
Зыблются робкие думы, и все переходят оттенки
Радужных красок. Трепещет душа, и трепещет рассудок.
Сердце — Икар неразумный — из мрака, как бабочка к свету,
К мысли заветной стремится. Вот, вот опаленные крылья,
Круг описавши во мраке, несутся в неверном полете
Пытку свою обновлять добровольную. Я же не знаю,
Что добровольным зовется и что неизбежным на свете…
Спросил у тёти Кати я:
Что значит телепатия?
И понял я одно:
Вот раньше тёте Кате я
Твердил: «Пойдём в кино!»
Теперь моё желание
С любого расстояния
Я должен ей внушить.
Я пробовал внушить —
Она уселась шить.
На стадионе в выходной
Я к игроку стою спиной,
Ему внушаю мысль мою:
«Дай на меня! А я пробью!»
И мяч — в мои объятия!
Вот это телепатия!
Но когда идут занятия,
Тут бессильна телепатия,
И понятно отчего:
Каждый хочет обязательно,
Чтоб не вызвали его.
Нас понять не в состоянии
Петр Иваныч — педагог:
Уловить на расстоянии
Столько мыслей кто бы мог!
Ещё признаюсь кстати я:
Девчонка есть одна,
Она моя симпатия,
Но не со мной дружна…
Теперь мне телепатия
Особенно нужна!
Тучи декабрьские! Око за око
Я, как и вы, только с виду тосклив,
В мысли и в сердце я весел глубоко,
Тайну веселья познав, но сокрыв.
Тайна простая: «тем лучше, чем хуже!»
Гляньте на солнце! Чуть только взойдет, —
Тотчас склоняется, мерзнет на стуже
И, испугавшись, под землю идет.
Спрячется! Лезут отвсюду туманы!..
Холодно, боязно, скучно, темно...
Царствуют вьюги, бушуют бураны...
Солнце — причина, виновно оно!
Чуть отогреет, сейчас исчезает...
Там бы и греть ему, где холодней!
То же и в людях: где жизнь нагнетает,
Падает духом и смотрит грустней.
Мысль, это — солнце! Кто мыслью слабеет,
С зимнего солнца образчик берет:
Ждет, чтобы глянуть, когда потеплеет —
Ждет, чтоб другие согрели... Прождет!
Удел мой начертил гиероглифы мысли,
Такой узорчатой, что целый мир в ней слил.
Россию вижу я. Туманы там нависли.
И тени мстительно там бродят вкруг могил.
Но странно-радостно мне в горечи сердечной.
Я мыслью — в золотом: Там, в юности моей.
Как я страдал тогда. Был в пытке бесконечной.
Я Смерть к себе призвал, и вел беседу с ней.
Но Смерть сказала мне, что жить еще мне нужно,
Что в испытаниях — высокий путь сердец.
И светел я с тех пор. Мечта моя жемчужна.
Я знаю — Ночь долга, но Зори вьют венец.
(Дума)
Две жизни в мире есть.
Одна светла, горит она, как солнце;
В ее очах небесный тихий день;
В сиянии — святая мысль и чувство;
Ее живая сила так роскошно
Звучит свободной и разумной речью.
И это — жизнь земнова духа;
Долга она, как Божья вечность…
Другая жизнь темна;
В ее очах — земная грусть и ночь;
И спит она сном крепким и мятежным,
Таится мысль в ее цветистых формах,
Но не звучит свободной речью;
Наклоннее во тьме она к молчанью.
И это — жизнь земнова праха;
Кратка она, как блеск звезды падучей…
Всё, что сумел запомнить, я сразу перечислил,
Надиктовал на ленту и даже записал.
Но надо мной парили разрозненные мысли
И стукались боками о вахтенный журнал.Весомых, зримых мыслей я насчитал немало,
И мелкие сновали меж ними чуть плавней,
Но невесомость в весе их как-то уравняла —
Там после разберутся, которая важней.А я ловил любую, какая попадалась,
Тянул её за тонкий невидимый канат.
Вот первая возникла — и сразу оборвалась,
Осталось только слово одно: «Не виноват!»Но слово «невиновен» — не значит «непричастен»,
Так на Руси ведётся уже с давнишних пор.
Мы не тянули жребий — мне подмигнуло счастье,
И причастился к звёздам член партии, майор.Между «нулём» и «пуском» кому-то показалось,
А может, оператор с испугу записал,
Что я довольно бодро, красуясь даже малость,
Раскованно и браво «Поехали!» сказал.
Больше не мечтайся в мыслях, коль пременна
И на веки ведай, прочь что отлученна,
Я уже драгия цепи скидаваю,
И тебя неверну и не вспомннаио:
Отступись злая,
Есть уж иная,
Что моим владеет сордцем, дарагая,
Больше не мечтайся.Вон ступай из мысли, но думай склонити,
Нет уж не старайся, не хочу любити,
Видевши заплату я за то, что таял,
Быть когда премене от тебя не чаяль:
Я люблю тая,
Тая, сгарая,
Что моим владеет сордцом, дарагая,
Вон ступай из мысли, Я впредь не склонюся, уж узнал довольно,
Ты любись с кем хочешь, видь тебе то вольно;
А я не заплачу, коль ты изменила,
И не вспомню больше дни те, как любила:
Я любил тая…
тая, сгарая,
Что моим владеет сердцем, дарагая,
Я впредь не склонюсь.
Скончай о темна ночь сном бедному печали,
Чтоб я хотя на час своей тоскм отсталь,
Терпеть мне уж не в мочь. Глаза с слез мутны стали.
Злы беды от вас я ужь на век пропал
Прости ах жизнь драгая,
Не ты теперь, другая,
Твоих ужь дней мой свет,
И духу больше нет,
Меня печаль несносна ко гробу сильно гнет.Лиши приятный сон меня сей отравы,
Покойно дай заснуть, отбей все мысли проч
Лети прочь Купидон, в тебе мне нет забавы
Лишь ах в слезах тонуть и тем скончать всю ночь,
Мне мысли о дни люты,
Чтоб помнить те минуты,
Как я с любезной был.
И в радости с ней жил.
О рок за что ты так скоро зреть ея лишил.
Как волны грозныя, как пенистыя волны,
Что разбиваются о кручи темных гор,
Колышат озеро до дна и, гнева полны,
Зеркальный, голубой мутят его простор,
Так и мечты мои, гонимы бурей страсти,
Мир духа моего тревожат и мутят,
А мысль, мысль страшная о нашем злом несчастьи
Томит мне скорбью грудь и омрачает взгляд…
Не раз в мгновенья те, ужасныя мгновенья,
Искал и звал я смерть, чтоб прекратить мученья,—
Но отчего ее я все же прогонял?
Смерть гнал я оттого, что в ужасе страданья,
Казалось, слышал я, мой друг, твои рыданья
И слезы горькия твои я вспоминал.
Как сердце ни скрывает
Мою жестоку страсть,
Взор смутный обявляет
Твою над сердцем власть:
Глаза мои плененны
Всегда к тебе хотят,
И мысли обольщенны
Всегда к тебе летят.
Тебя не извлекает
И сон из мыслей прочь:
Твой образ обладает
Равно мной в день и в ночь.
Всеночно, дорогая,
Мне зришься ты во сне:
Вседневно обольщая
Ты множишь страсть во мне.
Твой каждой взор вонзает
Стрелу мне в сердце вновь:
Весь ум мой наполняет
Одна к тебе любовь!
А ты то все хоть знаешь,
И как я рвусь стеня,
Но все то презираешь,
Не любишь ты меня!
Как волны грозные, как пенистые волны,
Что разбиваются о кручи темных гор,
Колышат озеро до дна и, гнева полны,
Зеркальный, голубой мутят его простор,
Так и мечты мои, гонимы бурей страсти,
Мир духа моего тревожат и мутят,
А мысль, мысль страшная о нашем злом несчастьи
Томит мне скорбью грудь и омрачает взгляд…
Не раз в мгновенья те, ужасные мгновенья,
Искал и звал я смерть, чтоб прекратить мученья, —
Но отчего ее я все же прогонял?
Смерть гнал я оттого, что в ужасе страданья,
Казалось, слышал я, мой друг, твои рыданья
И слезы горькие твои я вспоминал.
Эта светлая ночь, эта тихая ночь,
Эти улицы, узкие, длинные!
Я спешу, я бегу, убегаю я прочь,
Прохожу тротуары пустынные.
Я не в силах восторга мечты превозмочь,
Повторяю напевы старинные,
И спешу, и бегу, — а прозрачная ночь
Стелет тени, манящие, длинные.Мы с тобой разошлись навсегда, навсегда!
Что за мысль, несказанная, странная!
Без тебя и наступят и минут года,
Вереница неясно туманная.
Не сойдёмся мы вновь никогда, никогда,
О любимая, вечно желанная!
Мы расстались с тобой навсегда, навсегда…
Навсегда? Что за мысль несказанная! Сколько сладости есть в тайной муке мечты.
Этой мукой я сердце баюкаю,
В этой муке нашёл я родник красоты,
Упиваюсь изысканной мукою.
«Никогда мы не будем вдвоём, — я и ты…»
И на грани пред вечной разлукою
Я восторгов ищу в тайной муке мечты,
Я восторгами сердце баюкаю.
Люблю я целый день провесть меж гор и скал.
Не думай, чтобы я в то время размышлял
О благости небес, величии природы
И, под гармонию ее, я строил стих.
Рассеянно гляжу на дремлющие воды
Лесного озера и верхи сосн густых,
Обрывы желтые в молчаньи их угрюмом;
Без мысли и ленив, смотрю я, как с полей
Станицы тянутся гусей и журавлей
И утки дикие ныряют в воду с шумом;
Бессмысленно гляжу я в зыблемых струях
На удочку, забыв о прозе и стихах…
Но после, далеко от милых сих явлений,
В ночи, я чувствую, передо мной встают
Виденья милые, пестреют и живут,
И движутся, и я приветствую их тени,
И узнаю леса и дальних гор ступени,
И озеро… Тогда я слышу, как кипит
Во мне святой восторг, как кровь во мне горит,
Как стих слагается и прозябают мысли…
Долголь жить мне в сих напастях,
Долголи тонуть в слезах,
Кто в уме моем всечасно,
Тово нет в моих глазах:
Там рок жить не допускает,
Где надежда дух питает,
И где мысль моя живет.Дорогая нет надежды,
Мне увидеться с тобой,
И последней нет утехи,
Чтоб вздохнуть перед тобой,
Как я стражду ты не знаешь;
Чтож везде мной обладаешь,
То известно уж тебе.Зло, влюбясь вздыхать напрасно,
Зло и страсть в любви таить,
Но всево зляе на свете,
Без тебя в несчастье жить,
При тебе мои печали,
Сносны тем всегда бывали,
Что тебя часто видал.Зрак твой здесь из моих мыслей
Не выходит никогда,
И имя мне твое любезно,
Во устах моих всегда,
Называя удивляюсь,
Чем в конец я истреблюсь,
То миляе мне всево.