«Поля цветами запестрели,
Веселый май вернулся к нам;
Скажи, изгнанник, неужели
Не рад ты солнцу и цветам?»
— «Цветы, что я в стране далекой,
В родной стране своей взрастил,
Я вспоминаю, одинокий…
Май без отчизны мне немил!»
Елене Барятинской
Есть остров на море далеком,
Покоем забвенья обят.
Там виден во сне одиноком
Могил беломраморных ряд.
Там люди и звери безмолвны,
Не стонет там ветер ночной.
Катя полумертвые волны,
Молчит и не бьется прибой.
(Памяти Мирры Лохвицкой)
Не слышу больше я песен страстных,
Горячих песен, любовных песен,
Не вижу взоров ее прекрасных,
И мир печален, и сер, и тесен.
Темнеет небо, и вянут розы;
Тоска мне сердце щемит уныло;
Сгубили юность певицы грозы,
Ее толкнули они в могилу.
В могиле дева — певица страсти.
Посвящается Н. И. Второву
Над твоей могилкой
Солнышко сияет;
В зелени сирени
Птичка распевает.
Вьются-распевают
Пчелы над цветами.
Ветерок лепечет
С темными листами.
Я сидел с тобою рядом,
Ты была вся в белом.
Я тебя касался взглядом,
Жадным, но несмелым.
Я хотел в твой ум проникнуть
Грёзой поцелуя.
Я хотел безгласно крикнуть,
Что тебя люблю я.
Любовь — неразумный ребенок —
За нею ухаживать надо
И лет до восьми от пеленок
Оставить нельзя без пригляда.От ссоры пасти и от брани
И няню брать с толком, без спешки.
А чтоб не украли цыгане,
Возить за собою в тележке! Выкармливать грудью с рожденья,
А спать класть у самого сердца,
На стол без предупрежденья
Не ставить горчицы и перца! А то может так получиться,
Над тростником медлительного Нила,
Где носятся лишь бабочки да птицы,
Скрывается забытая могила
Преступной, но пленительной царицы.
Ночная мгла несёт свои обманы,
Встаёт луна, как грешная сирена,
Бегут белесоватые туманы,
И из пещеры крадется гиена.
Спишь ты, спишь, моя родная,
Спишь в земле сырой.
Я пришёл к твоей могиле
С горем и тоской.Я пришёл к тебе, родная,
Чтоб тебе сказать,
Что теперь уже другая
У меня есть мать; Что твой муж, тобой любимый,
Мой отец родной,
Твоему бедняге сыну
Стал совсем чужой.Никогда твоих, родная,
Певец Услад любил Всемилу,
И счастлив был;
И вдруг завистный рок в могилу
Ее сокрыл.
Певец Услад душе покою
Искал в войне,
А враг тогда грозил войною
Родной стране.
Не бил барабан перед смутным полком,
Когда мы вождя хоронили,
И труп не с ружейным прощальным огнем
Мы в недра земли опустили.И бедная почесть к ночи отдана;
Штыками могилу копали;
Нам тускло светила в тумане луна,
И факелы дымно сверкали.На нем не усопших покров гробовой,
Лежит не в дощатой неволе —
Обернут в широкий свой плащ боевой,
Уснул он, как ратники в поле.Недолго, но жарко молилась творцу
Им нет числа — очам, что любовались
В разсвета час алеющей зарей;
Но спят они в своих могилах темных,
А солнце все восходит над землей.
Как часто ночь, горевшая звездами,
Пленяла их, торжественна, светла!
Мирьяды звезд над миром все сияют,
А очи те окутывает мгла.
Тебе гремел — и горный гром Синая;
Тебе явился бог…
Ты нас будил: твоя рука сквозная
Приподымала рог.
Как столб метельный, взвившийся воздушно
Из бури снеговой, —
Не раз взлетал над чернью равнодушной
Огромный голос твой.
Им нет числа — очам, что любовались
В рассвета час алеющей зарей;
Но спят они в своих могилах темных,
А солнце все восходит над землей.
Как часто ночь, горевшая звездами,
Пленяла их, торжественна, светла!
Мирьяды звезд над миром все сияют,
А очи те окутывает мгла.
Я был на могиле, похитившей брата,
И горькие слезы кропили ее,
В душе пролилася святая отрада,
От горя проснулося сердце мое.Проснулися чувства и думы толпою,
И память о прежнем в душе ожила,
И резво, роскошно опять предо мною
Былого картина как май расцвела.Как будто бы горе мое миновало,
Как будто б я с братом, и брат мой со мной,
Как будто б на сердце тоски не бывало;
Но я был обманут коварной мечтой: Не брат предо мною — могила сырая,
Ночью у Бузенто слышно у Козенцы песня раздается,
Звук той песни будит эхо меж брегами и от вод пустынных глухо отдается.
В дымно факелов мерцанье тени там мелькают тихо:
Это готы погребают ныне лучшего из смертных, короля их Алариха.
5Вдалеке страны родимой, вдалеке родного края
Он погиб в расцвете жизни, светлой юностью сияя.
И под мраком темной ночи, отведя реки теченье,
Там во мгле могилу роют готы в горестном смущеньи.
И, окончив труд тяжелый, вглубь зияющей могилы
10На коне в тяжелой броне труп героя опустили.
Куда бежать… Нет больше сил,
И льется кровь волной пурпурной.
Я здесь один, среди могил,
Склонен над каменною урной.
Не слышно вражеских шагов.
Чуть внятен шум далекой схватки.
У покосившихся крестов
Мерцают красные лампадки.
Прощай, учитель наш! Прощай, борец,
Поднявший высоко свое над нами знамя,
Во храме Истины, как верный жрец,
Всю жизнь поддерживавший пламя!
Прощай, прощай, народа верный друг!
Ты умер, но живет твое святое дело:
Твоих учеников растет могучий круг, —
Вперед они глядят, как ты учил их, смело.
Вперед они идут,—туда, где луч зари
Блистал тебе наградой и приветом
Лида, друг мой неизменный,
Почему сквозь легкий сон
Часто, негой утомленный,
Слышу я твой тихий стон?
Почему, в любви счастливой
Видя страшную мечту,
Взор недвижный, боязливый
Устремляешь в темноту?
Почему, когда вкушаю
Быстрый обморок любви,
Памяти Августа Стриндберга
Да, я изведала все муки,
Мечтала жадно о конце…
Но нет! Остановились руки,
Живу — с печалью на лице…
Весной по кладбищу бродила
И холмик маленький нашла.
Пусть неизвестная могила
Узнает всё, чем я жила!
Я принесла цветов любимых
Не ходите вы, девицы,
Поздно в Нижний сад гулять!
Там такие небылицы,
Что и слухом не слыхать!
В роще меж двумя прудами
Виден домик, вы туда
Не ходите; право, с вами
Может встретиться беда! Артамоныч в час полночи
Часто ходит в тех местах:
Как огонь сверкают очи,
В степи привольной без дороги
Брожу один порой ночной.
Вдали днепровские пороги,
Полны неведомой тревоги,
Грохочут громкою волной.
Унылый явор чутко дремлет;
Курганов сумрачную цепь
Глубокий, мирный сон обемлет,
И шуму волн днепровских внемлет
То не голос трупа из могилы темной, —
Я перед тобой.
Слушай, как восходит в твой приют укромный
Голос резкий мой.
Слушай, мандолине душу открывая,
Как звенит струна:
Про тебя та песня, льстивая и злая,
Мною сложена.
Хлопает гид меня по плечу —
Что смотрит сеньор в этот темный угол?
А я молчу, а я ищу
Могилу друга.
Большой, со смеющимся ртом,
Он уехал в тридцать седьмом.
Это было чуть не полвека назад,
Но со мной в автобусе в полумгле
Улыбка его и глаза
Качаются на стекле.
Сидел рыбак веселый
На берегу реки,
И перед ним по ветру
Качались тростники.
Сухой тростник он срезал
И скважины проткнул,
Один конец зажал он,
В другой конец подул.И будто оживленный,
Тростник заговорил –
То голос человека
Умерла моя муза!.. Недолго она
Озаряла мои одинокие дни:
Облетели цветы, догорели огни,
Непроглядная ночь, как могила, темна!..
Тщетно в сердце, уставшем от мук и тревог,
Исцеляющих звуков я жадно ищу:
Он растоптан и смят, мой душистый венок,
Я без песни борюсь и без песни грущу!..
А в былые года сколько тайн и чудес
Совершалось в убогой каморке моей:
Рассыпано много холмов полевых
Из длани природы обильной;
Холмы те люблю я; но более их
Мне холм полюбился могильный. В тоске не утешусь я светлым цветком,
Не им обновлю мою радость: Взгляну на могилу — огнистым клубком
По сердцу прокатится сладость. Любви ли сомнение в грудь залегло,
На сладостный холм посмотрю я —
И чище мне кажется девы чело,
И ярче огонь поцелуя. Устану ли в тягостной с роком борьбе,
Изранен, избит исполином,
В груди у юноши есть гибельный вулкан.
Он пышет. Мир любви под пламенем построен.
Чредой прошли года; Везувий успокоен,
И в пепле погребён любовный Геркулан;
Под грудой лавы спят мечты, тоска и ревность;
Кипевший жизнью мир теперь — немая древность.
И память, наконец, как хладный рудокоп,
Врываясь в глубину, средь тех развалин бродит,
Могилу шевелит, откапывает гроб
И мумию любви нетленную находит:
Когда за городом, задумчив, я брожу
И на публичное кладбище захожу,
Решетки, столбики, нарядные гробницы,
Под коими гниют все мертвецы столицы,
В болоте кое-как стесненные рядком,
Как гости жадные за нищенским столом,
Купцов, чиновников усопших мавзолеи,
Дешевого резца нелепые затеи,
Над ними надписи и в прозе и в стихах
О добродетелях, о службе и чинах;
Безпросветная ночь, безконечная ночь!
Я забыться хочу и забыться не в мочь!
Буря дико ревет и стучится в окно,
А в душе у меня, как в могиле темно…
Прежде яркой звездой там сияла любовь,
Но угасла она—не затеплится вновь;
Прежде чудный в душе распускался цветок,
Но, разцвесть не успев, он внезапно поблек;
Я посетил твой прах, забытый и далекий,
На сельском кладбище, среди простых крестов,
Где ты, безвестный, спишь, как в жизни, одинокий,
Любовник тишины и несказанных снов.
Ты позабыт давно друзьями и врагами,
И близкие тебе давно все отошли,
Но связь давнишняя не порвалась меж нами,
Двух клявшихся навек — жить радостью земли!
И здесь, в стране чужой, где замки над обрывом
Ревниво берегут сны отошедших дней,
«Она так пламенно любила,
Теперь меж волн погребена.
За то, что верность мне хранила…
Могиле влажной предана.И между волн, могилы хладной
Узнав весь ужас в мертвом’ сне,
Она унылой, безотрадной
Вдруг ожила в их глубине.Во тьме, вдоль озера мелькает
Из тростника ее челнок,
И, как фонарь, в руке сверкает
Летучий синий огонек.И вижу я — лишь… ночь настанет, —
(Из agеnda {*})
{* Записная книжка (лат.).}
Жизнь груба. Чудовищно груба.
Выживает только толстокожий.
Он не выжил. Значит — не судьба.
Проходи, чего стоять, прохожий.
Как он, прощаясь, не сошел с ума.
Как он рыдал перед могилой свежей.
О, пусть бы розы и кипарис
Над книгою этой нежно сплелись,
Шнуром увитые золотым, —
Чтоб стать ей гробницею песням моим.
Когда б и любовь схоронить я мог,
Чтоб цвел на могиле покоя цветок!
Но нет, не раскрыться ему, не цвести, —
И мне самому в могилу сойти.
Пусть рано из твоих обятий я ушла,
Пусть холодна моя могила…
Любовь твоя ко мне еще не умерла,
И я тебя не разлюбила…
Живи я много лет, — и увидал бы ты,
Как я старею, увядая…
И рада, рада я, что для твоей мечты
Сияю — вечно-молодая…
Муж пьяница, жена всяк день ево журит
И говорит
Друзьям ево она: я мужа постращаю,
И отъучить от пьянства обещаю.
А какъ?
Вот так.
Когда напьется он и потеряет силу
И помышления, снесу ево в могилу,
И сверьху прикреплю доской,
А не землей; проход дышать ево дам рылу.