«Страданья старого урода…»
Страданья старого урода —
Никчемней шутки Красоты.
Согласен ли со мною ты,
Ты, защищающий урода?
Со мною — Бог, со мной — природа,
Мои понятия чисты.
Жизнь отнимаю от урода
Из-за каприза Красоты.«Она казалась мне прекрасной…»
Она казалась мне прекрасной,
Всегда уродливою быв.
Пусть миг, но был я с ней счастлив!
Пусть миг, была она прекрасной!
Прозрел. И с жаждой ежечасной
Искал тебя, мечтою жив.
И ты, прекрасная, прекрасной
Пришла, уродливой не быв.«Она всегда была мне верной…»
Она всегда была мне верной
И быть не верной не могла:
Суха, неинтересна, зла,
Была она, конечно, верной…
Тебе, любимая, примерной
Труднее быть: ты так мила!
Но если б ты была неверной,
Ты быть собою не могла!..
Я жизни не боюсь. Своим бодрящим шумом
Она дает гореть, дает светиться думам.
Тревога, а не мысль растет в безлюдной мгле,
И холодно цветам ночами в хрустале.
Но в праздности моей рассеяны мгновенья,
Когда мучительно душе прикосновенье,
И я дрожу средь вас, дрожу за свой покой,
Как спичку на ветру загородив рукой…
Пусть только этот миг… В тот миг меня не трогай,
Я ощупью иду тогда своей дорогой…
Мой взгляд рассеянный в молчаньи заприметь
И не мешай другим вокруг меня шуметь.
Так лучше. Только бы меня не замечали
В тумане, может быть, и творческой печали.
Не верь, мой темный брат,
Внушениям вражды.
Созвездия горят,
Взгляни, о, сын Звезды.
Мы — дети ярких звезд,
Мы в них вовлечены.
Нам к ним сплетают мост
Узывчивые сны.
Не помни, позабудь
О том, что сделал злой,
Ты сам. чужую грудь
Не раз пронзил стрелой.
Лишь помни мой намек,
Завет цветов: Гори.
Смотри, любой цветок
Раскрылся — изнутри.
Когда ты помнишь зло,
Ты делаешься злом,
И ты глядишь светло,
Лелея свет умом.
Ты создал сам свой лик,
Все можно изменить.
Вот, в этот самый миг
Идет из света нить.
Возьми ее скорей,
Сплети себе покров
Из ласковых лучей
И самых нежных слов.
И встретим праздник звезд,
Он каждый миг нас ждет.
От звезд лучистый мост
До сердца к нам идет.
Ты белых лебедей кормила,
Откинув тяжесть черных кос…
Я рядом плыл; сошлись кормила;
Закатный луч был странно-кос.
По небу полосы синели,
Вечеровой багрец кроя;
В цветах черемух и синели
Скрывались водные края.
Все формы были строго-четки,
Миг ранил сердце сотней жал…
Я, как аскет сжимает четки,
В руке весло невольно жал.
Вдруг лебедей метнулась пара…
Не знаю, чья была вина…
Закат замлел за дымкой пара,
Алея, как поток вина.
Была то правда ли, мечта ли,—
Уста двоих слились в одно.
Две лодки, как и мы, мечтали,
Как будто вонзены во дно.
Я свято помню эту встречу:
Пруд, берег, неба яркий плат…
Миг тот же если вновь я встречу,—
И жизнь ничтожная из плат!
12 декабря 1914
Ты отдавалась каждому и всем.
Я понял все, я не спросил — зачем:
Ты отдавалась иногда и мне.
Любил с тобою быть наедине
И знал, что в миг, когда с тобою я,
Что в этот миг ты целиком моя.
Вчера ты отказала: «Не могу.
Я верность мужу берегу».
Я прошептал: «Ты замужем давно.
И уж давно тобою все дано,
И я не понимаю, почему ж
Теперь меж нами возникает муж?»
И смерила ты с ног до головы
Меня в ответ: «Мой друг, ошиблись Вы.
Приснился Вам довольно странный сон».
Я был ошеломлен, я был смущен:
Та женщина, что каждому и всем…
Но понял вновь и не спросил — зачем.
А завтра ты, о милая, опять,
Я знаю, будешь мне принадлежать
И на руках моих лежать без сил,
Дав все, чего бы я не попросил.
И если я умру, то скажешь: «Да,
Мужчины понимают… иногда…»
Любви веселый проповедник,
Всегда любезный говорун,
Глубокомысленный шалун,
Назона правнук и наследник!
Дана на время юность нам;
До рокового новоселья
Пожить не худо для веселья.
Товарищ милый, по рукам!
Наука счастья нам знакома,
Часы летят! Скорей зови
Богиню милую любви!
Скорее ветреного Мома!
Альков уютный приготовь!
Наполни чаши золотые!
Изменят скоро дни младые,
Изменит скоро нам любовь!
Летящий миг лови украдкой —
И Гея, Вакх еще с тобой!
Еще полна, друг милый мой,
Пред нами чаша жизни сладкой;
Но смерть, быть может, сей же час
Ее с насмешкой опрокинет —
И мигом в сердце кровь остынет,
И дом подземный скроет нас!
______________________
* Обращено к Александру Абрамовичу Крылову (1793-1829), поэту, члену ВОЛРС.
Для чего непременно ты хочешь,
Чтоб с тобой был я нежен при всех?
Для чего сокровенныя чувства
Выставлять для показа, на смех?
Неужели тебе не дороже
Упоительный миг в тишине,
Миг, когда грациозно и нежно
Ты склоняешь головку ко мне?
Верь, дитя мое, эти порывы,
Эти чудные звуки души,
Только в темной, темной аллее,
При сияньи луны хороши,
И при шепоте синяго моря,
И при пеньи живом соловья…
А в толпе равнодушной, холодной,
Мы смешны, дорогая моя!
Сохраним же заветныя чувства,
Не дадим их мы людям на смех,
И любви упоительной тайна
Пусть останется тайной для всех!
Светлый месяц из-за туч
Бросил тихо ясный луч
По степи безводной;
Как янтарная слеза,
Блещет влажная роса
На траве холодной.
Время, девица-душа,
Из-под сени шалаша
Пролети украдкой;
Улови, прелестный друг,
От завистливых подруг
Миг любови краткой!
Не звенит ли за холмом
Милый голос?
Не сверкнул ли над плечом
Черный волос?
Не знакомое ли мне
Покрывало
В благосклонной тишине
Промелькало?
Сердце вещее дрожит,
Дева юная спешит
К тайному приюту.
Скройся, месяц золотой,
Над счастливою четой,
Скройся на минуту!
Миг волшебный пролетел,
Как виденье,
И осталось мне в удел
Сожаленье!
Скоро ль, девица-краса,
От желанья
Потемнеют небеса
Для свиданья?
Мы — безотчетные: безличною
Судьбой
Плодим
Великие вопросы;
И — безотличные — привычною
Гурьбой
Прозрачно
Носимся, как дым
От папиросы.
Невзрачно
Сложимся под пологом окна,
Над Майей месячной, над брошенною брызнью, —
Всего на миг один —
— (А ночь длинна —
Длинна!) —
Всего на миг один:
Сияющею жизнью.
Тень, тихий чернодум, выходит
Из угла,
Забродит
Мороком ответов;
Заводит —
Шорохи…
Мутительная мгла
Являет ворохи
Разбросанных предметов.
Из ниши смотрит шкаф: и там немой арап.
Тишайше строится насмешливою рожей…
Но время бросило свой безразличный крап.
Во всех различиях — все то же, то же, то же.
И вот — стоят они, и вот — глядят они,
Как дозирающие очи,
Мои,
Сомнением
Испорченные
Дни,
Мои
Томлением
Искорченные
Ночи…
Когда-б я стал, хотя на миг,
Весенним нежным ветерком,
К твоим кудрям бы я приник,
Лобзал бы, веял бы кругом!
Когда-б я розой нежной был,
Взяла бы ты меня на грудь;
Я лепестки бы распустил,
К твоей бы груди мог прильнуть…
Когда бы птичкой мог я стать,
К тебе бы быстро, как мечта,
Я прилетел, чтоб целовать
Те щечки, шейку и уста…
Когда бы стал я грезой сна,
К тебе-б пришел ночной порой,
Когда настанет тишина,—
И сердца отнял бы покой!
Скажи, тебе что сделал я?
Чем эту муку заслужил,
Что так скорбит душа моя,
И нет конца… нет больше сил?..
Как дух, как сон, ты скрылась вновь…
Была верна недолго ты!
Увяла так твоя любовь,
Как вянут осенью цветы!..
(Омонимические рифмы)Ты белых лебедей кормила,
Откинув тяжесть черных кос…
Я рядом плыл; сошлись кормила;
Закатный луч был странно-кос.
По небу полосы синели,
Вечеровой багрец кроя;
В цветах черемух и синели
Скрывались водные края.
Все формы были строго-четки,
Миг ранил сердце сотней жал…
Я, как аскет сжимает четки,
В руке весло невольно жал.
Вдруг лебедей метнулась пара…
Не знаю, чья была вина…
Закат замлел за дымкой пара,
Алея, как поток вина.
Была то правда ли, мечта ли, —
Уста двоих слились в одно.
Две лодки, как и мы, мечтали,
Как будто вонзены во дно.
Я свято помню эту встречу:
Пруд, берег, неба яркий плат…
Миг тот же если вновь я встречу, —
И жизнь ничтожная из плат!
Когда, качнув орарь, диакон знак дает,
Что певчим время петь, народу — миг моленья,
В высотах Божеских, в то самое мгновенье,
Кто верен, слышит звон и ангельский полет.
Когда на сотне верст чуть слышно хрустнет лед
В одной проталине, тот звук и дуновенье
Тепла весеннего вещают льду крушенье,
И в Солнце в этот миг есть явно зримый мед.
И ветка первая на вербе златоносной,
Пушок свой обнажив, сзывает верных пчел.
Воскресен благовест их ульевидных сел.
Когда ж, когда мой дух, тоскующий и косный,
Увидит вербный свет и веющий орарь.
И Богу песнь споет. Как в оны дни. Как встарь.
Да, я страшусь ея. Загадочно немая,
Она войдет в тиши и встанет предо мной,
И откровению безмолвному внимая,
Забуду в этот миг я о любви земной.
Но что таит она под дымкой покрывала:
Зловещее ничто? Богини дивный лик?
Ужели все, что здесь нам сердце волновало—
Ничтожным явится в великий этот миг?
И все ж она влечет меня неодолимо,
Забвенья мук земных давно ищу я в ней,
Желаньем и тоской душа моя томима,
И трудно умирать, но жить еще трудней.
Я верую: покой божественный безстрастья
В ея дыхании таинственно разлит,
И жажду жгучую земной любви и счастья
Она лобзанием безсмертным утолит.
Хранятся в памяти, как в темной книге,
Свершившиеся таинства ночей,
Те, жизни чуждые, святые миги,
Когда я был и отдан, и ничей.
Я помню запах тьмы и запах тела,
Дрожащих членов выгибы и зной,
Мир, дышащий желаньем до предела,
Бесформенный, безобразный, иной.
Исторгнутые мукой сладострастья,
Безумны были речи, — но тогда
Казалось мне, что властен их заклясть я
Заклятием забвенья — навсегда!
Что этот бред, мучительным отливом
Вскрывающий души нагое дно,
Навек умрет с растаявшим порывом,
Что в миге будет все погребено!
Нет! Эта мгла и криков и видений
В другой мечте, как и в моей, жива!
О вы, участницы ночных радений,
Вы слышали запретные слова!
Я был не одинок во храме страсти,
Дал подсмотреть свой потаенный сон,
И этот храм позором соучастии
В святых воспоминаньях осквернен!
Да, я страшусь ее. Загадочно немая,
Она войдет в тиши и встанет предо мной,
И откровению безмолвному внимая,
Забуду в этот миг я о любви земной.
Но что таит она под дымкой покрывала:
Зловещее ничто? Богини дивный лик?
Ужели все, что здесь нам сердце волновало —
Ничтожным явится в великий этот миг?
И все ж она влечет меня неодолимо,
Забвенья мук земных давно ищу я в ней,
Желаньем и тоской душа моя томима,
И трудно умирать, но жить еще трудней.
Я верую: покой божественный бесстрастья
В ее дыхании таинственно разлит,
И жажду жгучую земной любви и счастья
Она лобзанием бессмертным утолит.
Мы выйдем в сад с тобою, скромной,
И будем странствовать одни.
Ты будешь за травою темной
Искать купальские огни.
Я буду ждать с глубокой верой
Чудес, желаемых тобой:
Пусть вспыхнет папоротник серый
Под встрепенувшейся рукой.
Ночь полыхнет зеленым светом, —
Ведь с нею вместе вспыхнешь ты,
Упоена в волше? бстве этом
Двойной отравой красоты!
Я буду ждать, любуясь втайне,
Ночных желаний не будя.
Твоих девичьих очертаний —
Не бойся — не спугну, дитя!
Но если ночь, встряхнув ветвями,
Захочет в небе изнемочь,
Я загляну в тебя глазами
Туманными, как эта ночь.
И будет миг, когда ты снидешь
Еще в иные небеса.
И в новых небесах увидишь
Лишь две звезды — мои глаза.
Миг! В этом небе глаз упорных
Ты вся отражена — смотри!
И под навес ветвей узорных
Проникло таинство зари.
Тише, тише совлекайте с древних идолов одежды,
Слишком долго вы молились, не забудьте прошлый свет,
У развенчанных великих как и прежде горды вежды,
И слагатель вещих песен был поэт и есть поэт.
Победитель благородный с побеждённым будет ровен,
С ним заносчив только низкий, с ним жесток один дикарь.
Будь в раскате бранных кликов ясновзорен, хладнокровен,
И тогда тебе скажу я, что в тебе мудрец — и царь.
Дети Солнца, не забудьте голос меркнущего брата,
Я люблю в вас ваше утро, вашу смелость и мечты,
Но и к вам придёт мгновенье охлажденья и заката, —
В первый миг и в миг последний будьте, будьте как цветы.
Расцветайте, отцветайте, многоцветно, полновластно,
Раскрывайте всё богатство ваших скрытых юных сил,
Но в расцвете не забудьте, что и смерть, как жизнь, прекрасна,
И что царственно величье холодеющих могил.
В тот миг, когда ты мне в грудь искры заранила,
Когда пронзил мое прелестный сердце взор,
Ты рощи и луга и все переменила,
Не вижу прежних рек, не вижу прежних гор.
Мне больше неприятны
Источники сии,
И песни мне невнятны,
Как свищут соловьи.
Весення теплота жесточе мне мороза,
И мягки муравы противняе снегов,
Лети отсель Зефир, увянь прекрасна роза,
Не трогайте струи журчаньем берегов.
Вздыхаю, млею, ною,
Томлюся в сих кустах:
Стени, стени со мною,
Ты ехо в сих местах.
Иль нет сюда тебе, иль нет тебе дороги?
Не придешь никогда сюда пастушка ты.
Приди когда нибудь в потоках сих мыть ноги,
Приди сюда гулять и рвать со мной цветы:
Приди к сему ты стаду,
Приди к леску сему,
Приди подай отраду,
Ты сердцу моему!
Уединенный остров, чуть заметный в море,
Я неуклонно выбрал, — золотой приют,
Чтоб утаить в пустыне и мечты и горе
И совершить свободно над собой свой суд.
Немного пальм качалось над песком прибрежий:
Кустарник рос по склонам, искривлен и сер;
Но веял ветер с юга, просоленный, свежий,
Вдали, в горах, прельщала тишина пещер.
Я с корабля на берег был доставлен в лодке;
Как с мертвецом, прощались моряки со мной,
Казались в миг разлуки голоса их кротки,
И каждый стал как будто для меня — иной.
Над палубой взметнулось колыханье дыма,
Над голубым простором прозвучал свисток…
И вот судно помчалось вдаль невозвратимо,
И на косе песчаной был я одинок!
О, как я страстно жаждал рокового мига,
Мечтал все путы жизни навсегда порвать…
Теперь природа вскрыта, как большая книга:
Леса на скалах, небо и морская гладь…
Но почему так страшен этот миг разлуки?
Иль я глубоко знаю, что напрасно жду?
Изменятся лишь краски, ароматы, звуки,
Но и в пустыне буду, как в толпе, — в аду!
Свежо, вечереет… Зарею огнистой
Подернулся запад, с зеленых лугов
На миг потянуло прохладой душистой
И слышится звонкая песня косцов.
С балкона усадьбы старинной, белея,
Виднеется кленов сребристых аллея;
И вот замелькали вдали огоньки,
В водах отражаясь широкой реки.
О, миг упоенья, восторга и муки!
Сжимая ее трепетавшие руки,
В потоке бессвязных, восторженных слов
Излил он пред нею: надежды, любовь,
Всей жизни великие чудные цели…
А в роще неслись соловьиные трели,
Ложилася гуще вечерняя тень
И тихо склонялась над ними сирень.
Весна миновала, увяли сирени,
Сгустилися в сердце вечерние тени,
И прежде, чем с кленов опали листы —
Навек отлетели о счастьи мечты…
1886 г.
Не робей, краса младая,
Хоть со мной наедине;
Стыд ненужный отгоняя,
Подойди — дай руку мне.
Не тепла твоя светлица,
Не мягка постель твоя,
Но к устам твоим, девица,
Я прильну — согреюсь я.От нескромного невежды
Занавесь окно платком;
Ну, — скидай свои одежды,
Не упрямься, мы вдвоем;
На пирах за полной чашей,
Я клянусь, не расскажу
О взаимной страсти нашей;
Так скорее ж… я дрожу.О! как полны, как прекрасны
Груди жаркие твои,
Как румяны, сладострастны
Пред мгновением любви;
Вот и маленькая ножка,
Вот и круглый гибкий стан,
Под сорочкой лишь немножко
Прячешь ты свой талисман; Перед тем, чтобы лишиться
Непорочности своей,
Так невинна ты, что мнится,
Я, любя тебя, — злодей.
Взор, склоненный на колена,
Будто молит пощадить;
Но ужасным, друг мой Лена,
Миг один не может быть.Полон сладким ожиданьем,
Я лишь взор питаю свой;
Ты сама, горя желаньем,
Призовешь меня рукой;
И тогда душа забудет
Все, что в муку ей дано,
И от счастья нас разбудит
Истощение одно.
Миры летят. Года летят. Пустая
Вселенная глядит в нас мраком глаз.
А ты, душа, усталая, глухая,
О счастии твердишь, — который раз?
Что счастие Вечерние прохлады
В темнеющем саду, в лесной глуши?
Иль мрачные, порочные услады
Вина, страстей, погибели души?
Что счастие Короткий миг и тесный,
Забвенье, сон и отдых от забот…
Очнешься — вновь безумный, неизвестный
И за сердце хватающий полет…
Вздохнул, глядишь — опасность миновала…
Но в этот самый миг — опять толчок!
Запущенный куда-то, как попало,
Летит, жужжит, торопится волчок!
И, уцепясь за край скользящий, острый,
И слушая всегда жужжащий звон, —
Не сходим ли с ума мы в смене пестрой
Придуманных причин, пространств, времен…
Когда ж конец? Назойливому звуку
Не станет сил без отдыха внимать…
Как страшно всё! Как дико! — Дай мне руку,
Товарищ, друг! Забудемся опять.2 июля 1912
Шумен, радостен и тесен,
Вновь сомкнулся наш кружок.
Заплетемте ж свежих песен
Зеленеющий венок!
Но кого между богами
Песня первая почтит?
Он воспет да будет нами —
Он, что радость нам дарит!
Хоть Церера с нивы нашей
Хлеб несет нам на алтарь
И вливает Бахус в чаши
Гроздий пурпур и янтарь,
Но коль с неба огнь священный
Алтаря не опалит,
Не зажжется дух наш пленный,
В сердце радость не вскипит!
Свыше к нам нисходит счастье,
От божественных владык;
Но из них всех выше властью —
Из владык владыка — Миг!
С той поры, как произволу
Смутных сил назначен строй,
Все божественное долу —
Свет лишь мысли огневой.
Тихо в мерном Ор движенье
Дело жизни совершай;
Миг же краткий вдохновенья
Быстро сердцем уловляй!
Феб с безоблачной лазури
Стелет вмиг покров цветной,
Вмиг по небу после бури
Строит мост Ирида свой.
Так и каждый дар прекрасный,
Словно молнии струя,
Промелькнет — и гаснет, ясный,
В черной тьме небытия!
Книг, статуй, гор, огромных городов,
И цифр, и формул груз, вселенной равный,
Всех опытов, видений всех родов,
Дней счастья, мигов скорби своенравной,
И слов, любовных снов, сквозь бред ночей,
Сквозь пламя рук, зов к молниям бессменным,
Груз, равный вечности в уме! — на чьей
Груди я не дрожал во сне надменном?
Стон Клеопатр, вздох Федр, мечты Эсфирей,
Не вы ль влились, — медь в память, — навсегда!
Где фильмы всей земли кружат в эфире,
Еще звучат, поют векам — их «да»!
Взношу лицо; в окно простор звездистый,
Плечо к плечу, вздох нежный у виска.
Миг, новый миг, в упор былых вгнездись ты!
Прибой швырнул на берег горсть песка.
Сбирай в пригоршни книги, жизни, сны, —
Своих Голландии в гул морской плотины, —
Вбирай в мечты все годы, — с крутизны
Семи холмов покорный мир латаны!
А им, а тем, кто в буйстве ветра ниц
Клонились, лица — «Страшный суд» Орканий,
Им — в счет слепот иль — в ряд цветных страниц;
Горсть на берег, лот в груз живых сверканий!
В тишине темно-синей —
Бледный месяца рог,
И серебряный иней —
У окраин дорог.
Снеговая поляна,
Глубь ветвистых аллей —
В легкой ризе тумана
С каждым мигом — светлей.
С каждым мигом — властнее
В сердце жажда чудес,
И манит все сильнее
Очарованный лес.
Блещет искрами льдинок
Стройных елей наряд;
Много дивных тропинок
В путь — дорогу манят.
Но сомненье обемлет
Душу мраком своим,
Сердце вещее внемлет
Голосам неземным.
Ты, неведомый странник,
Ты пришелец, вернись!
Мира жалкого данник,
Что тебе эта высь?
Этот край заповедный?
Эта дивная тишь?
Тщетно, робкий и бледный,
На распутье стоишь!
Тщетно жаждешь ты чуда,
Откровения ждешь!
Ты дороги отсюда
Никогда не найдешь!
Я по ночам вникал в гиероглифы звезд,
В те свитки пламеней в высотах совершенных.
Но немы их слова. И дух, в томленьях пленных,
Не перекинет к ним, их достающий, мост.
Их повесть явственна и четко различима,
Но дух в них не найдет возжажданный ответ.
На все мои мольбы они ответят: «Нет».
Промолвят: «Миг живи, как смесь огня и дыма.
Гори. Еще гори, покуда не сгоришь.
Когда же догорит лампада золотая,
Созвездье между звезд, взнесешься ты, блистая,
Узнавши звездную, в провалах Ночи, тишь.
Но, если ты душой ненасытимо жгучей
Возжаждал то продлить, что длиться миг должно,
Ты камнем рушишься на мировое дно,
Созвездием не став, сгоришь звездой падучей».
Страданья старого урода —
Никчемней шутки Красоты.
Согласен ли со мною ты,
Ты, защищающий урода?
Со мною — Бог, со мной — природа,
Мои понятия чисты.
Жизнь отнимаю от урода
Из-за каприза Красоты.
Она казалась мне прекрасной,
Всегда уродливою быв.
Пусть миг, но был я с ней счастлив!
Пусть миг, была она прекрасной!
Прозрел. И с жаждой ежечасной
Искал тебя, мечтою жив.
И ты, прекрасная, прекрасной
Пришла, уродливой не быв.
Она всегда была мне верной
И быть не верной не могла:
Суха, неинтересна, зла,
Была она, конечно, верной…
Тебе, любимая, примерной
Труднее быть: ты так мила!
Но если б ты была неверной,
Ты быть собою не могла!..
Осенний ясный день. Не шелохнутся клены
И стебли тонкие желтеющей травы
И солнце золотит причудливые тоны
Полуувянувшей пурпуровой листвы.
Поблекнувшей листве как будто придавая
На миг красу и цвет — оно горит на ней,
Но вот угаснет день, и землю усыпая
Собою, желтый лист посыплется с ветвей.
Так иногда и ты, позабывая горе,
Вдруг оживляешься: румянец на щеках,
В речах — знакомый пыл и вновь огонь во взоре
И снова — прежняя улыбка на устах.
Но это — лишь на миг. О том, что позабыто
Ты вспомнишь, — и в очах померкнет снова свет.
В душе, тяжелыми невзгодами разбитой
Нет жизни, как ее в листе поблекшем нет.
Пролетала золотая ночь
И на миг замедлила в пути,
Мне, как другу, захотев помочь,
Ваши письма думала найти —
Те, что вы не написали мне…
А потом присела на кровать
И сказала: «Знаешь, в тишине
Хорошо бывает помечтать!
Та, другая, вероятно, зла,
Ей с тобой встречаться даже лень,
Полюби меня, ведь я светла,
Так светла, что не светлей и день.
Много расцветает черных роз
В потайных колодцах у меня,
Словно крылья пламенных стрекоз,
Пляшут искры синего огня.
Тот же пламень и в глазах твоих
В миг, когда ты думаешь о ней,
Для тебя сдержу я вороных
Неподатливых моих коней».
Ночь, молю, не мучь меня! Мой рок
Слишком и без этого тяжел,
Неужели, если бы я мог,
От нее давно б я не ушел?
Смертной скорбью я теперь скорблю,
Но какой я дам тебе ответ,
Прежде чем ей не скажу «люблю»
И она мне не ответит «нет».
Она задумалась. За парусом фелуки
Следят ее глаза сквозь завесы ресниц.
И подняты наверх сверкающие руки,
Как крылья легких птиц.Она пришла из моря, где кораллы
Раскинулись на дне, как пламя от костра.
И губы у нее еще так влажно-алы,
И пеною морской пропитана чадра.И цвет ее одежд синее цвета моря,
В ее чертах сокрыт его глубин родник.
Она сейчас уйдет, волнам мечтою вторя
Она пришла на миг.Она задумалась. За парусом фелуки
Следят ее глаза сквозь завесы ресниц.
И подняты наверх сверкающие руки,
Как крылья легких птиц.Она пришла из моря, где кораллы
Раскинулись на дне, как пламя от костра.
И губы у нее еще так влажно-алы,
И пеною морской пропитана чадра.И цвет ее одежд синее цвета моря,
В ее чертах сокрыт его глубин родник.
Она сейчас уйдет, волнам мечтою вторя
Она пришла на миг.Она задумалась.
Вот раскрытое окошко!
И задумчиво сидит
В том окошке рядом с кошкой
Госпожа Агнесса Шмидт.
Где-то мерно бьет «12»…
И, взглянувши на чулки,
Стала тихо раздеваться
Госпожа Агнесса… И —
Ах, Агнессочка, Агнессочка!
Опустилась занавесочка!..
Через миг, довольно резко,
Совершенно невзначай,
Вдруг, поднялась занавеска!..
-Ай, Агнесса! Ай-яй-яй!..
Рядом с ней, в любви неистов,
В совершенном забытьи
Господин судебный пристав
Страстно шепчет что-то… И —
Ах, Агнессочка, Агнессочка!
Опустилась занавесочка!..
Через миг, ужасно резко,
Чьей-то гневною рукой —
Вновь поднялась занавеска!
-Ой, Агнесса! Ой-ой-ой!..
Ах, как грустно! Ах, как жалко
Неудачников в любви!
Муж Агнессы с толстой палкой
К ним подходит быстро… И —
Ах, Агнессочка, Агнессочка!
Опустилась занавесочка!..
Миг, лишь миг быть Земле в данной точке вселенной!
Путь верша, ей сюда возвратиться ль, и как?
Звездной вязи, в уме ложью глаз впечатленной,
Не найдет он, грядущий, там, в новых веках.
Время, время, стой здесь! полосатый шлагбаум
В череп мысли влепи! не скачи, сломя дни!
Гвоздь со шнуром в «теперь» вбить бы нам, и в забаву
Миллионам веков дать приказ: отдохни!
Эх! пусть фильму Эйнштейн волочит по Европе!
Строф не трать на обстрел: дроби праздный извод!
Все ж из «прежде» в «потом» кувыркаться! и в тропе
Гераклита — все истины: жизнь — смена вод.
Есть, быть может, ждут, будут — Гольфштрем, Куро-Сиву
На путях, где нас Солнце влечет, как сатрап,
Чтоб лучи, звуки, запахи, краски — красивы
Стали все, всем, везде, или — соком отрав;
Есть, быть может, ждут, будут — огни дальних станций
Там, где шаг человечества врежет свой след,
Чтоб в Коммуне Всемирной жить в музыке, в танце,
В песне, славила радость предсказанных лет;
Но и там все — лишь миг, но и там все — что дребезг
Невозможных полнот, тех, что взор осязать
Мог бы лишь не как взор, чей на смертном одре блеск
Будет бред, будет цель — с мигом вечность связать.
Будет миг… мы встретимся, это я знаю- недаром
Словно песня мучит мня недопетая часто
Облик тонко-прозрачный с больным лихорадки
румянцем,
С ярким блеском очей голубых… Мы встретимся —
знаю,
Знаю все наперед, как знал я про нашу разлуку.
Ты была молода, от жизни ты жизни просила,
Злилась на свет и людей, на себя на меня еще
злилась…
Злость тебе чудно пристала… но было бы трудно
ужиться
Нам обоим… упорно хотела ты верить надеждам
Мне назло да рассудку назло… А будет время иное,
Ты устанешь, как я, — усталые оба, друг другу
Руку мы подадим и пойдем одиноко по жизни
Без боязни измены, без мук душевных, без горя,
Да и без радости тоже, выдохшись поровну оба,
Мудрость рока сознавши. Дает он, чего мы не просим,
Сколько угодно душе — но опасно, поверь мне опасно
И просить и жалеть — за минуты мы не платим
Дорого. Стоит ли свеч игра?.. И притом же
Рано иль поздно — устанем… Нельзя ж поцелуем
Выдохнуть душу одним… Догорим себе тихо,
Но, дорогая, мой друг, в пламень единый сольемся.
В пятнадцать лет, продутый на ветру
Газетных и товарищеских мнений,
Я думал: «Окажись, что я не гений, —
Я в тот же миг от ужаса умру!..»Садясь за стол, я чувствовал в себе
Святую безоглядную отвагу,
И я марал чернилами бумагу,
Как будто побеждал ее в борьбе! Когда судьба пробила тридцать семь.
И брезжило бесславных тридцать восемь,
Мне чудилось — трагическая осень
Мне на чело накладывает тень.Но точно вызов в суд или собес,
К стеклу прижался желтый лист осенний,
И я прочел па бланке: «Ты не гений!» —
Коротенькую весточку с небес.Я выглянул в окошко — ну нельзя ж,
Чтобы в этот час, чтоб в этот миг ухода
Нисколько не испортилась погода,
Ничуть не перестроился пейзаж! Все было прежним. Лужа на крыльце.
Привычный контур мусорного бака.
И у забора писала собака
С застенчивой улыбкой на лице.Все так же тупо пялился в окно
Знакомый голубь, важный и жеманный.
И жизнь не перестала быть желанной
От страшного прозренья моего…
ExpositioЗнакомый стих любимого поэта!
Он прозвучал, и вот душа — ясней,
Живым лучом властительно согрета,
Скользнувшим отблеском далеких, милых дней!
Слова поэта — магия печали:
В них мир таится мыслей и картин,
И часто словно разверзает дали
Мечтам — одна строфа иль стих один.
И как в зерне скрывается растенье —
И стебль, и листья, и цветы, и плод,
Так и в стихе затаено виденье, —
Как семя, пав, оно в душе растет.
ExouiumВслед за картиной движется другая
И ряд еще, во, сладостно-слита
С мечтой поэта — (раня) и сверкая, —
Встает далекой юности мечта!
Я помню тот же стих; к знакомой книге
Приникли мы, счастливые, вдвоем.
И были полны вкрадчивые миги
Возникшим, как заклятие, стихом.
Он подсказал нам все, что мы таили,
Он объяснил, что в нас самих живет,
Нас подчинил своей чудесной силе,
Как Паоло с Франческой — Ланчелот!
Знакомый стих любимого поэта,
С тобой навек сплел эти миги я,
Диван высокий, тайны полусвета
И сладкий миг желанного ответа,
Крик радостный души: твоя! твоя!Тема (лат.)
Развязка (лат.)