Одинокий, к тебе прихожу,
Околдован огнями любви.
Ты гадаешь. — Меня не зови —
Я и сам уж давно ворожу.
От тяжелого бремени лет
Я спасался одной ворожбой,
И опять ворожу над тобой,
Но неясен и смутен ответ.
Ворожбой полоненные дни
Я лелею года, — не зови…
Только скоро ль погаснут огни
Заколдованной темной любви? 1 июня 190
1.
С. Шахматово
Душа опять звучит стихами.
Пришла весна, и в сердце вновь,
Чаруя радостными снами,
Воскресла милая любовь.
Устал, устал я жить в затворе,
То ненавидя, то скорбя.
Хочу забыть про зло и горе,
И повторять: — Люблю тебя! —
Пойми, пойми, — пока мы живы,
Пока не оскудела кровь,
Все обещания не лживы,
И не обманет нас любовь.
Земное сердце стынет вновь,
Но стужу я встречаю грудью.
Храню я к людям на безлюдьи
Неразделённую любовь.
Но за любовью — зреет гнев,
Растёт презренье и желанье
Читать в глазах мужей и дев
Печать забвенья, иль избранья.
Пускай зовут: Забудь, поэт!
Вернись в красивые уюты!
Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!
Уюта — нет. Покоя — нет.
В возвышенных сердцах любовь приют находит,
Как птичка робкая в тени густых древес:
Природа нам ее сама в сердца низводит,
А ранее любви ведь не было сердец;
И свет не ранее, чем солнце, появился,
Но в то ж мгновение стал греть всех без конца:
Он вместе с теплотой во все сердца пролился;
Так точно жар любви обемлет нам сердца…
Не отразит алмаз в себе звезду Востока,
Пока он солнечных лучей не отразил:
Лишь солнцем просветлен от всякой тьмы глубоко.
Он отражения способность получил!
Любовью дама то лишь сердце наполняет,
Которое добром для подвигов сияет.
Что знает о любви любовь,
В ней скрыт всегда испуг.
Страх чувствует в себе любой
Если он полюбил вдруг.
Как страшно потерять потом,
То, что само нашлось,
Смерть шепчет нам беззубым ртом:
Все уйдет, все пройдет, брось!
Я любовь сквозь беду поведу, как по льду
И упасть ей не дам.
На семь бед мой ответ: где любовь, смерти нет,
Обещаю всем вам.
Нет, я не верю в смерть любви,
Пусть ненависть умрет,
Пусть корчится она в пыли
И земля ей забьет рот.
Но ты, любовь, всегда свети
Нам и другим вокруг
Так, чтобы на твоем пути
Смерть любви умерла вдруг.
Я любовь сквозь беду поведу, как по льду
И упасть ей не дам.
На семь бед мой ответ: где любовь, смерти нет,
Обещаю всем вам.
Любовь моя, Россия,
Люблю, пока живу,
Дожди твои косые,
Полян твоих траву,
Дорог твоих скитанья,
Лихих твоих ребят.
И нету оправданья
Не любящим тебя.
Любовь моя, Россия,
Ты с каждым днём сильней.
Тебя в груди носили
Солдаты на войне,
Шинелью укрывали
И на руках несли,
От пуль оберегали,
От горя сберегли.
Любовь моя, Россия,
Немало над тобой
Невзгоды моросили
Осеннею порой.
Но ты за далью синей
Звездой надежд живёшь,
Любовь моя, Россия,
Спасение моё!
Меня любовь преобразила:
Я стал задумчив и уныл;
Я ночи бледные светила,
Я сумрак ночи полюбил.
Когда веселая зарница
Горит за дальнею горой,
И пар густеет над водой,
И смолкла вечера певица,
По скату сонных берегов
Брожу, тоскуя и мечтая,
И жду, когда между кустов
Мелькнет условленный покров
Или тропинка потайная
Зашепчет шорохом шагов.
Гори, прелестное светило,
Помедли, мрак, на лоне вод:
Она придет, мой ангел милый,
Любовь моя, — она придет!
Безмолвное отрадно мне признанье
Храню его. Я говорю без слов:
Люблю любовь, как робкий вздох цветов,
Как звёзд вечерних бледное мерцанье.
О, полюби и ты мое молчанье!
Слова мертвы и тяжелей оков.
Слова — души обманчивый покров,
В словах — любви с угрозой сочетанье.
Покуда ты любовь свою таил,
Я верила — ей нет предела в мире.
Она была светилом меж светил,
Далёким сном, пылающим в эфире.
Но ты нашёл пределы и слова.
Зажёгся день. Звезда любви — мертва.
Хоть вся теперь природа дремлет,
Одна моя любовь не спит;
Твои движенья, вздохи внемлет
И только на тебя глядит. Приметь мои ты разговоры,
Помысль о мне наедине;
Брось на меня приятны взоры
И нежностью ответствуй мне. Единым отвечай воззреньем
И мысль свою мне сообщи:
Что с тем сравнится восхищеньем,
Как две сольются в нас души? Представь в уме сие блаженство
И ускоряй его вкусить:
Любовь лишь с божеством равенство
Нам может в жизни сей дарить.
Не мысли о земном и малом
В дыханьи бури роковой, —
И не стыдясь святого страха,
Клони чело свое до праха.
Любовью — с мировым началом
Роднится дух бессильный твой.
Любовь находит черной тучей,
Молись, познав ее приход.
Не будь упрям душою черствой,
Не уклоняйся, но покорствуй!
И кто б ни подал кубок жгучий, —
В нем дар таинственных высот.
Крылатый бог любви, склоняся над сохой,
Оратаем идет за взрезанной браздой;
Впряженные тельцы его послушны воле;
Прилежною рукой он засевает поле
И, дерзкий взгляд подняв, к властителю небес
Взывает: «Жатву ты блюди мою, Зевес!
Не то, к Европе страсть опять в тебе волнуя,
В ярмо твою главу мычащую нагну я!»
<Осень 1856>
Любовь начиналась обманом сплошным.
Бежал я из школы двором проходным
И вновь на углу появлялся, краснея,
Чтоб как бы нечаянно встретиться с нею.И, всё понимая, чуть-чуть смущена,
Моим объясненьям внимала она:
Мол, с кем-то из здешних мне встретиться надо.
О белый беретик во мгле снегопада! И снова дворами я мчался сквозь мглу,
И ей попадался на каждом углу,
И, встретившись, снова навстречу бежал…
Вот так я впервые её провожал.
Моя любовь взошла в декабрьский вечер,
Когда из уст исходит легкий пар,
Когда зима сухим морозом лечит
Туманной осени угар.
Ее тогда не пеленали страсти.
Ясна и холодна,
Из тесных и убогих яслей
Уйти не жаждала она.
На заре даже древний разум
Постиг ее ореол.
Он принес ей золото черного мага
И до вечера прочь отошел.
Отходя, он шептал кому-то:
«Снег и звезды — это чудо, чудо или шутка?..»
Напрасно я любви Светланы
Надежно, пламенно искал;
Напрасно пьяный и непьяный
Ее хвалил, ее певал.
Я понял ветренность прекрасной,
Пустые взгляды и слова —
Во мне утихнул жар опасной,
И не кружится голова!
И сердце вольность сохранило,
За холод холодом плачу;
Она rеs publиca, мой милой,
Я с ней бороться не хочу!
Ни тоски, ни любви, ни печали,
ни тревоги, ни боли в груди,
будто целая жизнь за плечами
и всего полчаса впереди.
Оглянись — и увидишь наверно:
в переулке такси тарахтят,
за церковной оградой деревья
над ребенком больным шелестят,
из какой-то неведомой дали
засвистит молодой постовой,
и бессмысленный грохот рояля
поплывет над твоей головой.
Не поймешь, но почувствуешь сразу:
хорошо бы пяти куполам
и пустому теперь диабазу
завещать свою жизнь пополам.
Изволь ведать, что скорбь есть смертельная всяко,
Когда кто любит верно,
Но жестоку безмерно,
И котора смеется над ним всюду тако.
Можно ль жить любовнику, чтоб милу не видеть?
Могу ль я в надежде быть,
Чтоб вас ныне умолить?
Но ежели я како возмог вас обидеть,
За то я чрез мою скорбь довольно наказан.
Извольте умилиться,
Со мною помириться:
Ибо я к тебе вечно чрез любовь привязан.
Что ветру говорят кусты,
листом бедны?
Их речи, видимо, просты,
но нам темны.
Перекрывая лязг ведра,
скрипящий стул —
«Сегодня ты сильней. Вчера
ты меньше дул».
А ветер им — «Грядет зима!»
«О, не губи».
А может быть — «Схожу с ума!»
«Люби! Люби!»
И в сумерках колотит дрожь
мой мезонин…
Их диалог не разберешь,
пока один.
Волны волос упадали,
Щечки пылали огнем.
С отзвуком нежной печали
Речи любовью звучали,
Нега сквозила во всем.
Солнце, с весенней улыбкой,
Воды теченья зажгло,
Мы над поверхностью зыбкой,
В лодочке утлой и зыбкой,
Медлили, бросив весло.
Милые детские грезы,
Вы не обманете вновь!
И тростники, и стрекозы,
Первые, сладкие слезы,
Первая в жизни любовь!
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.
Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина…
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор всё как будто больна.
За то, что ты молчишь, не буду
Тебя любить, мой милый друг,
И, разлюбив тебя, забуду
И никогда не вспомню вдруг.Молчаньем, злостью иль обманом
Любовный кубок пролился,
И молчаливым талисманом
Его наполнить вновь нельзя.Произнеси хотя бы слово,
Хотя бы самый краткий звук,
И вмиг любовь зажжётся снова
Ещё сильней к тебе, мой друг.
Что я тебе отвечу на обман?
Что наши встречи давние у стога?
Когда сбежала ты в Азербайджан,
Не говорил я: «Скатертью дорога!»Да, я любил. Ну что же? Ну и пусть.
Пора в покое прошлое оставить.
Давно уже я чувствую не грусть
И не желанье что-нибудь поправить.Слова любви не станем повторять
И назначать свидания не станем.
Но если все же встретимся опять,
То сообща кого-нибудь обманем…
Морфей, до утра дай отраду
Моей мучительной любви.
Приди, задуй мою лампаду,
Мои мечты благослови!
Сокрой от памяти унылой
Разлуки страшный приговор!
Пускай увижу милый взор,
Пускай услышу голос милый.
Когда ж умчится ночи мгла
И ты мои покинешь очи,
О, если бы душа могла
Забыть любовь до новой ночи!
Над бездной ночи Дух, горя,
Миры водил Любви кормилом; Мой дух, ширяясь и паря,
Летал во сретенье светилам.И бездне — бездной отвечал;
И твердь держал безбрежным лоном; И разгорался, и звучал
С огнеоружным легионом.Любовь, как атом огневой,
Его в пожар миров метнула; В нем на себя Она взглянула —
И в Ней узнал он пламень свой.
Глаза затянутые дымкой томной неги.
Волна распле́сканная брызгами на бреге.
Зарниц разме́танные сны, излом огней.
Любви почудившейся свет с игрой теней.
Глаза осме́ленные тайной глаз хотящих.
Цветы зажегшиеся сказкой в темных чащах.
Любовь пронзающая больно и светло.
Всепроницающее — лик меча — весло.
Ее любовь проснулась в девять лет,
Когда иной ребенок занят куклой.
Дитя цвело, как томный персик пухлый,
И кудри вились, точно триолет.
Любовь дала малютке амулет:
Ее пленил — как сказка — мальчик смуглый…
Стал. через месяц, месяц дружбы — круглый.
Где, виконтесса, наше трио лет?
Ах, нет того, что так пленяло нас,
Как нет детей с игрой в любовь невинной.
Стремится смуглый мальчик на Парнас,
А девочка прием дает в гостиной
И, посыпая «пудрой» ананас,
Ткет разговор, изысканный и длинный.
Увы! Язык любви болтливый,
Язык неполный и простой,
Своею прозой перадивой
Тебе докучен, ангел мой.
Но сладок уху милой девы
Честолюбивый Аполлон.
Ей милы мерные напевы,
Ей сладок рифмы гордый звон.
Тебя страшит любви признанье,
Письмо любви ты разорвешь,
Нo стихотворное посланье
С улыбкой нежною прочтешь.
Благословен же будь отныне
Судьбою вверенный мне дар.
Доселе в жизненной пустыне,
Во мне питая сердца жар,
Мне навлекал одно гоненье,
Иль лицемерную хулу,
Иль клевету, иль заточенье,
И редко хладную хвалу.1828 г.
О, любовь, ты светла и крылата, -
но я в блеске твоем не забыл,
что в пруду неизвестном когда-то
я простым головастиком был.Я на первой странице творенья
только маленькой был запятой, -
но уже я любил отраженья
в полнолунье и день золотой.И, дивясь темно-синим стрекозкам,
я играл, и нырял, и всплывал,
отливал гуттаперчевым лоском
и мерцающий хвостик свивал.В том пруду изумрудно-узорном,
где змеились лучи в темноте,
где кружился я живчиком черным, -
ты сияла на плоском листе.О, любовь. Я за тайной твоею
возвращаюсь по лестнице лет…
В добрый час водяную лилею
полюбил головастик-поэт.
Давно ль желанный мир я звал к себе, тоскуя,
Любил и проклинал любви святую власть,
Давно ли из цепей я рвался, негодуя, —
И цепи порвались, и миновала страсть.
Любовь — побеждена, — но сердце недовольно.
О чем оно грустит, чего ему так жаль?
Ужели с муками душе расстаться больно,
Ужель так дороги ей слезы и печаль?
Свобода без любви — угрюмая темница:
Отдам я всё, — и жизнь, и радость, и покой,
Но только б вновь любить с безумною тоской,
Страдать, как я страдал, и плакать, и томиться!
За чаем болтали в салоне
Они о любви по душе:
Мужья в эстетическом тоне,
А дамы с нежным туше.«Да будет любовь платонична!»—
Изрек скелет в орденах,
Супруга его иронично
Вздохнула с усмешкою: «Ах1»Рек пастор протяжно и властно:
«Любовная страсть, господа,
Вредна для здоровья ужасно!»
Девица шепнула: «Да?»Графиня роняет уныло:
«Любовь — кипящий вулкан…»
Затем предлагает мило
Барону бисквит и стакан.Голубка, там было местечко —
Я был бы твоим vis-a-vis, —
Какое б ты всем им словечко
Сказала о нашей любви!
В зените бытия любовь изнемогает.
Какой угрюмый зной! И тяжко, тяжко мне,
Когда, рукой обвив меня, ты пригибаешь,
Как глиняный кувшин, ища воды на дне.Есть в летней полноте таинственная убыль,
И выжженных озер мертва сухая соль.
Что если и твои доверчивые губы
Коснутся лишь земли, где тишина и боль? Но изойдет грозой неумолимый полдень —
Я, насмерть раненный, еще дыша, любя,
Такою нежностью и миром преисполнюсь,
Что от прохладных губ не оторвут тебя.
К матери нашей, Любви, я бросился, горько стеная:
«Мать, о мать, посмотри, что мне готовит судьба!
С другом моим дорогим на долгие дни разлучаюсь,
Долгие, долгие дни как проведу без него?»
Кроткая мать, рассмеясь, волос моих нежно коснулась.
«Глупое, — молвит, — дитя, что тебя тяжко томит?
Легкий страсти порыв улетит бесследно с разлукой,
Крепко вяжет сердца в час расставанья любовь».
Какое счастие: и ночь, и мы одни!
Река — как зеркало и вся блестит звездами;
А там-то… голову закинь-ка да взгляни:
Какая глубина и чистота над нами! О, называй меня безумным! Назови
Чем хочешь; в этот миг я разумом слабею
И в сердце чувствую такой прилив любви,
Что не могу молчать, не стану, не умею! Я болен, я влюблён; но, мучась и любя —
О слушай! о пойми! — я страсти не скрываю,
И я хочу сказать, что я люблю тебя —
Тебя, одну тебя люблю я и желаю!
О ты, звезда любви, еще на небесах,
Диана, не блестишь в пленительных лучах!
В долины под холмом, где ток шумит игривый,
Сияние пролей на путь мой торопливый.
Нейду я похищать чужое в тьме ночной
Иль путника губить преступною рукой,
Но я люблю, любим, мое одно желанье —
С прелестной нимфою в тиши найти свиданье;
Она прекрасных всех прекраснее, милей,
Как ты полночных звезд красою всех светлей.
Мечты, мечты,
Где ваша сладость?
Где ты, где ты,
Ночная радость?
Исчезнул он,
Веселый сон,
И одинокий
Во тьме глубокой
Я пробужден.
Кругом постели
Немая ночь.
Вмиг охладели,
Вмиг улетели
Толпою прочь
Любви мечтанья.
Еще полна
Душа желанья
И ловит сна
Воспоминанья.
Любовь, любовь,
Внемли моленья:
Пошли мне вновь
Свои виденья,
И поутру,
Вновь упоенный,
Пускай умру
Непробужденный.
М.А. Лохвицкой
Я знал, что, однажды тебя увидав,
Я буду любить тебя вечно.
Из женственных женщин богиню избрав,
Я жду — я люблю — бесконечно.
И если обманна, как всюду, любовь,
Любовью и мы усладимся,
И если с тобою мы встретимся вновь,
Мы снова чужими простимся.
А в час преступленья, улыбок, и сна
Я буду — ты будешь — далёко,
В стране, что для нас навсегда создана,
Где нет ни любви, ни порока.