Неужели птицы пели,
Без пальто гуляли мы?
Ранний март в конце апреля
Давит призраком зимы.Холод неба, зябкость улиц,
Ночь без бодрости и сна…
Что-то слишком затянулась
Нынче ранняя весна.Как тот призрак с места сдвинуть,
Заблистать в лучах реке?
Мир в пути застрял — и стынет
От тепла невдалеке.Это всё — каприз природы,
Шутки солнечных лучей…
Но в родстве с такой погодой
Для меня весь ход вещей.Все, с чего гнетет усталость,
Все, что мне внушало злость,
Тоже кончилось, осталось
И торчит, как в горле кость.В светлых мыслях — жизнь иная,
Сам же — в этой дни влачу:
Что-то вижу, что-то знаю,
Чем-то брежу — и молчу.Словно виден свет вершины,
А вокруг все та же мгла.
Словно впрямь — застрял, и стыну
На ветру,
вблизи тепла.
Зелен березами, липами, кленами,
Травами зелен, в цветах синь, желт, ал,
В облаке жемчуг с краями калеными,
В речке сапфир, луч! вселенский кристалл!
В воздухе, в вольности, с волнами, смятыми
В песне, в бубенчике, в шелесте нив;
С зыбью, раскинутой тминами, мятами,
Сеном, брусникой; где, даль осенив,
Тучка нечаянно свежестью с нежностью
Зной опознала, чтоб скрыться скорей;
Где мед и дыня в дыханьи, — над внешностью
Вечной, над призраком сущностей, — рей!
Вкус! осязанье! звук! запах! — над слитыми
В музыку, свет! ты взмыл скиптром-смычком:
Радугой режь — дни, ночь — аэролитами,
Вой Этной ввысь, пой внизу светлячком!
Слышать, вкусить, надышаться, притронуться —
Сладость! но луч в лучшем! в высшем! в святом!
Яркость природы! Земля! в сказках «трон отца»!
Быть с тобой! взять тебя глазом! все в том!
Коротаю дни за днями —
Как отшельник, одинок…
Солнца луч, блеснув огнями,
Нынче вызвал за порог.
Смотрит юношей румяным
Сад забытый — весь в лучах…
И зарос же он бурьяном:
Целый лес на цветниках!
В шаловливом беспорядке
Подорожником сплошным
Заросли дорожки, грядки, —
Ни песчинки между ним;
Только, змейкою желтея,
В царстве трав ласкает глаз
Та тропинка, где — как фея —
В предрассветный ранний час,
Позабыв судьбы обиды,
Пробирается порой
От меня соседка Фрида
К мужу старому домой.
Сумрак в заговоре с нами…
Чуть свет — Фрида за порог!
И — живу я дни за днями,
Как отшельник одинок…
Широко раскинулся ветвями,
Чуждый неба, звуков и лучей,
Целый лес кораллов под волнами,
В глубине тропических морей.
Миллионам тружеников вечных —
Колыбель, могила и приют,
Дивный плод усилий бесконечных,
Этот мир полипы создают.
Каждый род — ступень для жизни новой —
Будет смертью в камень превращен,
Чтобы лечь незыблемой основой
Поколеньям будущих времен;
И встает из бездны океана,
И растет коралловый узор;
Презирая натиск урагана,
Он стремится к небу на простор,
Он вознесся кружевом пурпурным,
Исполинской чащею ветвей
В полусвете мягком и лазурном
Преломленных, трепетных лучей.
Час придет — и гордо над волнами,
Раздробив их влажный изумруд,
Новый остров, созданный веками,
С торжеством кораллы вознесут…
О, пускай в глухой и темной доле,
Как полип, ничтожен я и слаб, —
Я могуч святою жаждой воли,
Утомленный труженик и раб!
Там, за далью, вижу я: над нами
Новый рай, лучами весь облит,
Новый остров, созданный веками,
Высоко над бездною царит.
Спит пращур городов! А я с горы высокой
Смотрю на очерки блестящих куполов,
Стремящихся к звездам над уровнем домов,
Под сенью темною, лазурной и стоокой.
И Днепр уносится… Его не слышу я, —
За далью не шумит блестящая струя.
О нет! Не месяц здесь живой красе причина!
Когда бы волю дать серебряным лучам
Скользить в безбрежности по темным небесам,
Ты не явилась бы, чудесная картина,
И разбежались бы безмолвные лучи,
Чтоб сгинуть, потонуть в неведомой ночи.
Но там, где им в пути на землю пасть случилось,
Чтобы светить на то, что в тягостной борьбе,
Так или иначе, наперекор судьбе,
Бог ведает зачем, составилось, сложилось, —
Иное тем лучам значение иметь:
В них мысль затеплилась! Ей пламенем гореть!
Суть в созданном людьми, их тяжкими трудами,
В каменьях, не в лучах, играющих на них,
Суть в исчезаньи сил, когда-то столь живых,
Сил, возникающих и гибнущих волнами, —
А кроткий месяц тут, конечно, ни при чем
С его бессмысленным серебряным лучом.
Вон светит зарево над морем! за скалой
Мелькают полосы румяного тумана —
То месяц огненный, ночной товарищ мой,
Уходит в темные пучины океана.Прости!.. Я звезд ищу, их прежнего следа
Ищу я, — по распутьям ночи ясной
Я видел в сонме звезд красавица звезда
Текла — но, видно, луч ее потух в напрасной
Борьбе с туманами, которых путь ненастный
По небу тянется, как черная гряда.Лучи небесные, прощайте!.. Взор блуждает.
Где берега? — где море? — где восток!..
Как в сумрачной степи пустынный огонек,
Один маяк вдали — и нет ему затменья,
И светится вдали, как огненный глазок.Один маяк вдали — нет ему затменья,
И дела нет ему до мрачных облаков,
Как будто видит он ночное приближенье
К нему издалека идущих парусов.
Горит — а на меня наводит утомленье
Печальный шум невидимых валов.
Он восходит как солнечный луч,
Он сияет как Месяц, как ветер приходит,
Он как Нил свои воды из бездны выводит,
Он как вешняя птица певуч,
Он по воле своей
Возникает как зверь,
Как один из зверей,
Догадайся скорей,
Загляни ему в очи и верь,
Он как Апис, как утренний Гор,
Как овен, как Сэбек-крокодил,
Соколиный полет, дальнометящий взор,
Убаюкавший лотосы Нил,
Только в небе он был, только Солнцем он был,
Как шакал он скользит близ гробниц,
Где бы ты ни зажег благовонье кадил,
Где б пред ним ни повергся ты ниц,
Он с тобою как луч отдаленных светил,
И как знаемость глянувших лиц.
В дыхании зефиров,
На крыльях благодати
Низлетит к нам весна —
Весна! Весна! Кроткая, любезная, вечно юная богиня! Весна низлетит к нам в дыхании любви отческой. Огнь любви разольется во вселенной, счастье озарит людей светлыми лучами в обятиях любви. Дух жизни — будет дух любви. Все восторжествует, все исполнится радости.
В врагах мы узрим братьев нежных
И в их обятиях прольем
Слезу прощенья, примиренья.
Все принесет дань благодарности благословляющему, и мы в радости сердца воскликнем:
Цвети, любовь, в природе,
Будь жизнию вселенной,
Будь жизнию пылинке,
Будь жизнию богов!
Красуйся, добродетель!
С любовию сопрягшись,
Лучом ее венчайся
И радость лей в сердца.
29 ноября 1799
Диана с голубого трона,
В полукрасе своих лучей,
В обятия Эндимиона
Как сходит скромною стезей,
В хитон воздушный облеченна,
Чело вокруг в звездах горит, —
В безмолвной тишине вселенна
На лунный блеск ея глядит;
Иль виноградна ветвь младая,
Когда подпоры лишена,
Поблекнет, долу упадая,
Но, ветерком оживлена,
Вкруг стебля нового средь лета
Обвившись листьями, встает,
Цветет и, солнцем обогрета,
Румянцем взоры всех влечет:
Так ты, в женах о милый ангел,
Магнит очей, заря без туч, —
Как брак твой вновь позволил Павел
И кинул на тебя свой луч, —
Подобно розе развернувшись,
Любви душою расцвела.
Ты Красота, что, улыбнувшись,
Свой пояс Марсу отдала.
1798
Находятся с таким в природе твари зреньем,
Что быстро свой взносить на солнце могут взор;
Но суть и те, кому луч вреден удареньем;
То под вечер они выходят лишь из нор.
Иные ж некаким безумным вожделеньем
И на огонь летят, красот в нем зря собор;
Но лишь касаются, сгорают мановеньем.
И я, бедняк, сих толп и образ и позор!
Бессилен будучи сносить лучи светила,
Которым я прельщен, ни тени, коя б скрыла
Меня где от него, ни места я не зрю, —
Но с потупленными, слезящими очами
Влекусь чрез силу зреть на солнце меж женами,
Не мысля, ах! о том, хоть ею и сгорю.
— Банально, как лунная ночь…
Смотрю, дыша травой и мятой,
Как стали тени туч белей,
Как льется свет, чуть синеватый,
В лиловый мрак ночных полей.
Закат погас в бесцветной вспышке,
И, прежде алый, шар луны,
Как бледный страж небесной вышки,
Стоит, лучом лелея сны.
Былинки живы свежим блеском,
Лес ожил, и живет ручей,
Бросая искры каждым всплеском, —
Змей — лента водяных лучей.
Час волшебством мечты пропитан, —
Луга, деревья, воздух, даль…
Сердца томит он, мысль пьянит он:
Везде — восторг, во всем — печаль!
И, лунной ночи полня чары,
Вливает песню в тишь ветвей
(Банальный гимн, как зов гитары!)
Друг всех влюбленных, соловей.
1917
Не плачь, мой друг, о счастьи отлетевшем,
Его, увы, слезами не вернуть!
Оно огням подобно догоревшим,
Тебя на миг, на кроткий миг согревшим —
Прости… забудь…
Забудь о том, как счастие нежданно
Тебя своим коснулося лучом,
И вместо мглы, холодной и туманной,
Повеяло весной благоуханной,
Пахнуло вновь и светом и теплом.
Забудь о том, как жизнь тебе предстала
В красе цветов и звуков и лучей,
Во всей красе былого идеала, —
И сердце вновь собой очаровала
Гармония и взоров и речей.
Забудь, каким страданьем и тоскою
Полна теперь измученная грудь,
Какой пришлось платить тебе ценою
За счастья миг, у жизни взятой с бою!
Забудь, забудь!
Облак, как мышь,
подбежал и взмахнул
В небо огромным хвостом.
Словно яйцо,
расколовшись, скользнул
Месяц за дальним холмом.
Солнышко утром в колодезь озер
Глянуло —
месяца нет…
Свесило ноги оно на бугор,
Кликнуло —
месяца нет.
Клич тот услышал с реки рыболов,
Вздумал старик подшутить.
Отраженье от солнышка
с утренних вод
Стал он руками ловить.
Выловил.
Крепко скрутил бечевой,
Уши коленом примял.
Вылез и тихо на луч золотой
Солнечных век
привязал.
Солнышко к Богу глаза подняло
И сказало:
«Тяжек мой труд!»
И вдруг солнышку
что-то веки свело,
Оглянулося — месяц как тут.
Как белка на ветке, у солнца в глазах
Запрыгала радость…
Но вдруг…
Луч оборвался,
и по скользким холмам
Отраженье скатилось в луг.
Солнышко испугалось…
А старый дед,
Смеясь, грохотал, как гром.
И голубем синим
вечерний свет
Махал ему в рот крылом.
Графине Е.Н. ТолстойЖемчужина морей,
Цветущий Остров дремлет,
И в пышности своей
Волнам влюбленным внемлет.
Над ним — простор Небес,
Кругом — пустыня Моря,
На нем зеленый лес
Шумит, прибою вторя.
Здесь нет людских следов,
Здесь легкий ветер веет,
Он чашечки цветов
Дыханием лелеет.
Безмолвные цветы —
Властители пространства,
И жаждой красоты
Живет цветов убранство.
И вот за гранью гор
Встает дворец Востока, —
Украшен трав ковер
Цветами златоока.
И снова в свой черед
Вздохнет Закат усталый,
И берег вновь цветет,
Лазурный, желтый, алый.
Проходит жизнь как сон,
Рассвет, как прежде, пышен,
Полет седых времен
Над Островом не слышен.
Лучи с Небес глядят,
И кроток свет Заката,
Цветы лучам кадят
Струями аромата.
Кадильница морей,
Цветами Остров дышит,
А ветер сеть ветвей
Колышет и колышет.
Старик, бородатый Хронос —
Годов и веков звонарь.
Бросает светящийся конус
Его потайной фонарь.
Глядит: на летящей в космос
Земле зашаталась ось,
И туч золотые космы
Отброшены взмахом вкось.
Не больше, к примеру, крысы,
Пред солнцем — и то уж тля,
А полюс, затылок лысый,
К лучу норовит земля.
И, вырвав толпу из круга
(Забыли, шатнуло вас?),
Земля повернула круто
К лучам затененный фас.
И дальше помчалась в пляске,
Как пуля, когда в излет,
И лопнули льды Аляски,
В Гренландии вспыхнул лед.
Порвалась цепей заковка,
И вот — на снегу лоза.
— Однако, довольно ловко! —
Старик про себя сказал.
И бело-светящийся конус
Лучей перебросив в высь,
Стучится сигналами Хронос
В лиловый дворец Главы.
У нас бы сейчас — винтовку,
Но небо — другой предмет:
Сверкнул догонять бунтовку
Отряд голубых комет.
А. На-ой
Лилии, лилии чистые,
Звезды саронских полей…М. Лохвицкая
В светозарной душе белых лилий посев
Расцветет для услад урожая,
И болотный туман испарится, осев,
Только солнце дохнет, угрожая.
В светозарной душе — белых лилий посев,
И такая душа — всем чужая.
Как расцвет золотист! как расцвет ее бел!
Помнишь? — днем лепестки перелили
Гаммой радуги звонкой, — но луч ослабел,
И померкли мелодии лилий.
А зарею опять тихий колокол бел,
Сердце златно лучи распалили.
Без боязни сбирай белоснежный посев,
Тот сбирай, кто — исчадье порока.
Пусть тебя не страшит окружающий зев:
Эта жатва не знает упрека…
Ты надменно пожнешь искупленья посев,
Но души не поймешь — как пророка…
1Еду я, еду… Везде предо мной
Чахлые нивы родимые
Стелются мертвенно-бледной волной,
Солнца лучами палимые…
Колос пустой от межи до межи
Перекликается с колосом;
Нудится: кто-то над волнами ржи
Стонет пронзительным голосом…
Слышится ропот тревоги больной, Слышатся слезы смирения, —
Это рыдает над нивой родной
Гений труда и терпения!..2Чутко дремлет в полях недожатая рожь,
С нетерпеньем жнецов дожидается;
Побурел-пожелтел шелковистый овес,
Точно пьяный от ветру шатается.
Нарядилась гречиха в цветной сарафан
И белеет над горными скатами…
Ветерок, пробегая хлебами, шумит:
«Будем золото гресть мы лопатами!..»Солнце красное сыплет лад грудью земли,
Над рабочею ратью могучею,
Золотые снопы искрометных лучей,
Ни на миг не скрываясь за тучею…
Улыбается солнце… До ясных небес
С нивы песня доносится женская…
Улыбается солнце и шепчет без слов:
«Исполать тебе, мощь деревенская!..»
Орёл летел все выше и вперед
К Престолу Сил сквозь звездные преддверья,
И был прекрасен царственный полет,
И лоснились коричневые перья.
Где жил он прежде? Может быть в плену,
В оковах королевского зверинца,
Кричал, встречая девушку-весну,
Влюбленную в задумчивого принца.
Иль, может быть, в берлоге колдуна,
Когда глядел он в узкое оконце,
Его зачаровала вышина
И властно превратила сердце в солнце.
Не все ль равно?! Играя и маня,
Лазурное вскрывалось совершенство,
И он летел три ночи и три дня
И умер, задохнувшись от блаженства.
Он умер, да! Но он не мог упасть,
Войдя в круги планетного движенья.
Бездонная внизу зияла пасть,
Но были слабы силы притяженья.
Лучами был пронизан небосвод,
Божественно-холодными лучами,
Не зная тленья, он летел вперед,
Смотрел на звезды мертвыми очами.
Не раз в бездонность рушились миры,
Не раз труба архангела трубила,
Но не была добычей для игры
Его великолепная могила.
(ГИПОТЕЗА)
Из вечности музыка вдруг раздалась
И в бесконечность она полилась,
И хаос она на пути захватила,—
И в бездне, как вихрь, закружились светила:
Певучей струной каждый луч их дрожит,
И жизнь, пробужденная этою дрожью,
Лишь только тому и не кажется ложью,
Кто слышит порой эту музыку Божью,
Кто разумом светел,— в ком сердце горит.
(ГИПОТЕЗА)
Из вечности музыка вдруг раздалась
И в бесконечность она полилась,
И хаос она на пути захватила,—
И в бездне, как вихрь, закружились светила:
Певучей струной каждый луч их дрожит,
И жизнь, пробужденная этою дрожью,
Лишь только тому и не кажется ложью,
Кто слышит порой эту музыку Божью,
Кто разумом светел,— в ком сердце горит.
Замолкни, Муза мести и печали!
Я сон чужой тревожить не хочу,
Довольно мы с тобою проклинали.
Один я умираю — и молчу
К чему хандрить, оплакивать потери?
Когда б хоть легче было от того!
Мне самому, как скрип тюремной двери,
Противны стоны сердца моего.
Всему конец. Ненастьем и грозою
Мой темный путь недаром омрача,
Не просветлеет небо надо мною,
Не бросит в душу теплого луча…
Волшебный луч любви и возрожденья!
Я звал тебя — во сне и наяву,
В труде, в борьбе, на рубеже паденья
Я звал тебя,— теперь уж не зову!
Той бездны сам я не хотел бы видеть,
Которую ты можешь осветить…
То сердце не научится любить,
Которое устало ненавидеть.
Гончарова и ЛарионовВосток и нежный и блестящий
В себе открыла Гончарова,
Величье жизни настоящей
У Ларионова сурово.В себе открыла Гончарова
Павлиньих красок бред и пенье,
У Ларионова сурово
Железного огня круженье.Павлиньих красок бред и пенье
От Индии до Византии,
Железного огня круженье —
Вой покоряемой стихии.От Индии до Византии
Кто дремлет, если не Россия?
Вой покоряемой стихии —
Не обновленная ль стихия? Кто дремлет, если не Россия?
Кто видит сон Христа и Будды?
Не обновленная ль стихия —
Снопы лучей и камней груды? Кто видит сон Христа и Будды,
Тот стал на сказочные тропы.
Снопы лучей и камней груды —
О, как хохочут рудокопы! Тот встал на сказочные тропы
В персидских, милых миньятюрах.
О, как хохочут рудокопы
Везде, в полях и шахтах хмурых.В персидских, милых миньятюрах
Величье жизни настоящей.
Везде, в полях и шахтах хмурых
Восток и нежный, и блестящий.
Золотые лучи, золотые листы!
Отцветающих роз и настурций кусты;
Рано утром слезинки холодной росы —
Сколько прелести в них и осенней красы!
Побледнела прозрачных небес синева,
И, страшась непогод, увядает листва.
Только рдеет в траве яркокрасный пион
И румянцем больным зарумянился клен.
Величавая грусть в тишине разлита,
Но лесов и долин непрочна красота.
Обовьет их, как саван, осенний туман,
Зашумит, загудит меж ветвей ураган,
И внесет в примиренную душу мою
Дуновенье его — ледяную струю.
Разлетится, как сон, благотворный покой,
Затоскует душа неотступной тоской,
Под напев непогод, в час тумана и тьмы,
Будут грезиться ей в мертвом царстве зимы —
Эти ясные дни, этот блеск красоты,
Золотые лучи, золотые листы!
Гряди, свет утренний румяный,
Гряди, о милый день!
Вдали там из-за темной рощи
Мелькает уж твой луч,
Скользит в зеркальном водопаде,
Блестит и на листке.
Веселье, бодрость к нам приходят
С твоим златым лучом!
Зефиры, спавши на цветочках,
С улыбкой прочь летят:
Кружатся, вьются, обнимают
И будят — кои спят.
Мечтанья кротки, безмятежны
Бегут от пастухов, —
Они подобны Купидонам
На Хлоиных щеках.
Лети, зефир! Лети к цветочкам!
Похить приятный дух!
Потом спеши проворней к Хлое,
Пока любезна спит.
Ты вейся вкруг ее постели,
Тихохонько буди,
Играй по белоснежной груди,
Резвись и по челу!
Когда ж она совсем проснется,
Шепни ей на ушко,
Что я любезно имя Хлои
С зарею произнес.
Не могу эту ночь провести я с тобой!
На свидание меня месяц звал голубой.
Я ему поклялась, обещала прийти.
Я с тобой эту ночь не могу провести!
Нет, оставь! Не целуй! Долгой лаской не мучь!
Посмотри — уж в окно бьет серебряный луч.
Только глянет на нас бледный месяца лик —
Ненавистен и чужд станешь ты в тот же миг!
Подбегу я к окну… Я окно распахну…
Свои руки, себя всю к нему протяну…
И охватит меня бледный лунный туман,
Серебристым кольцом обовьет он мой стан…
Он скользнет по плечам, станет кудри ласкать,
На ресницах моих поцелуем дрожать…
Он откроет душе, как ночному цветку,
Невозможной мечты и восторг и тоску.
Буду счастье искать, я в тревожном, больном
Красоты и греха ощущенье двойном,
Умирать без конца… До конца замирать,
Трепет лунных лучей, как лобзанье, впивать.
Так оставь! Не терзай меня тщетной мольбой!
Не могу эту ночь провести я с тобой!..
Настала ночь. Таинственно журчащий
Почти смолкал в траве росистой ключ,
И по ветвям полузаснувшей чащи,
Блестя порой из набегавших туч,
Причудливый, чарующе манящий,
Скользил дрожа блестящий лунный луч, —
И озарив на миг кусты сирени,
Спешил вперед — к фиалкам и вервене…
Блестящий луч увидел мотылек.
Его красой безумно увлеченный,
С цветка на ветвь и с ветви на цветок,
Он за лучем погнался, ослепленный, —
Но уловить нигде его не мог.
И он упал — разбитый, утомленный,
А луч, скользя над яблоней в цвету,
Его дразнил, казалось, налету…
Ты, жаждущий душой идеала —
Таков порой и твой удел, поэт!
Тебя его сиянье ослепляло,
Манил к себе его отрадный свет, —
Надежд и сил растрачено немало…
А для тебя не стал он ближе, нет!
Ты шел вперед, мечтою окрыляем, —
Но и теперь он все ж недосягаем!
Кроткие льются лучи с небес на согретую землю;
Стелется тихо по ней, теплый скользит ветерок.
Но давно под травой иссякли болотные воды
В тучных лугах; и сама вся пожелтела трава.
Сумрак душистый лесов, отрадные, пышные тени,
Где вы? где ты, лазурь ярких и темных небес?
Осень настала давно; ее прощальные ласки
Часто милее душе первых улыбок весны.
Бурые сучья раскинула липа; береза
Вся золотая стоит; тополь один еще свеж —
Также дрожит и шумит и тихо блестит, серебристый;
Но побагровел давно дуба могучего лист.
Яркие краски везде сменили приветную зелень:
Издали пышут с рябин красные гроздья плодов,
Дивно рдеет заря причудливым, долгим пожаром…
Смотришь и веришь едва жадно-вперенным очам.
Но природа во всем, как ясный и строгий художник
Чувство меры хранит, стройной верна простоте.
Молча, гляжу я кругом, вниманья печального полный…
В тронутом сердце звучит грустное слово: прости!
Ты написать стихи в альбом меня просила…
Сквозь тучи редкия вечерняя заря
Роняла луч косой. Окно приотворя,
Ты села у стола и голову склонила —
Следить за почерком взволнованной руки…
Вдали еще дрожал неясный рокот грома,
Впорхнувший ветерок к нам кинул лепестки
Полуотцветших лип и шевельнул альбома
Изящные листки.
Немного написал тебе я, но любовью
Те строки вытеснил из сердца я тогда…
И вот с тех пор прошли недели и года,
Но часто прошлый сон слетает к изголовью:
В мечтах рисуют мне закрытые глаза
Отцветших лип ряды, зари лучи косые,
Развернутый альбом, и смолкшая гроза,
Как эхо прошлаго, раскаты громовые
Мне издали несет… Улыбка и слеза
В тот час приветствует видения былыя.
Проходит лунный луч. В покоях опустело;
Но нет, не говори, что умер старый дом…
В безмолвии ночей душа живет без тела…
Есть жизнь отпетых дней в безмолвии таком.
Гадают вслух часы… Иль карлик в звучной зале,
Сапожками стуча, куда-то пробежит.
А старенький романс по клавишам рояля,
Стараясь не уснуть, крадется и дрожит.
Проходит лунный луч, как белая старушка…
Теперь из всех картин освещена одна.
Я вижу девочку над розовой подушкой
Всю в розовых цветах… Не знаю, кто — она.
Мне страшно; ты бледна. Как будто сзади кто-то
За нами все следит и все чего-то ждет;
И мучит аромат, что сладок, как дремота…
Гляди, гелиотроп задумчиво цветет.
Гляди, цветок упал из книжечки раскрытой,
И ныне он воскрес без влаги и весны…
Мы странники, мы сны, мы светом позабыты,
Мы чужды и тебе, о жизнь в лучах луны!
<Июль 1916>
Вечер (*)
(Перевод из Ла-Мартина.)
Сокрылось дневное светило.
Сидя на сей скале седой.
Я взором следую уныло
За колесницею ночной.
Вдали Венера востекает;
Звезда любви, у ног моих
Своим сияньем посребряет
Головки лилий молодых.
В густой тени дубров огромных
Я слышу легкий шум ветвей,
Как будто вкруг могил безмолвных
Полет вздыхающих теней.
Вдруг луч звезды уединенной,
С небес слетевши голубых,
Вниз по главе моей склоненной,
Скользя, коснулся глаз моих.
Отсветов огненнаго мира,
Чего ты хочешь, луч ночной?
Быть может, ты слетел с эѳира
Утешить дух печальный мой?
Или божественныя тайны
Миров ты хочешь мне открыть?
Иль описать те страны дальны,
Куда ты утром возлетишь?
Не тайный ли ты друг несчастных
Не ты ль над нами в тьме ночной
Блестишь всегда с небес прекрасных,
За крепкой, железной решеткой,
В холодных и тесных стенах,
Лежит на истлевшей соломе
Угрюмый преступник в цепях.
Вот луч заходящего солнца,
Играя, упал на окно.
Ведь, солнце лучи рассыпает
На злых и на добрых равно.
Играющий луч в каземате
И стены, и пол золотит.
На луч с отвращеньем и злобой
Угрюмый преступник глядит.
Вот птичка к окну прилетела
И с песнею села за ним.
Ведь птичка-певунья щебечет
Равно́ и хорошим и злым.
Сидит на решетке железной
Она и щебечет: квивит!
Верти́т миловидной головкой
И глазками чудно блестит.
И крылышки чистит и хо́лит,
Встряхнется, на миг отдохнет —
И перышки снова топорщит
На грудке, и снова поет.
И, глаз не спуская, на птичку
Угрюмый преступник глядит.
По-прежнему руки и ноги
Железная цепь тяготит…
Но легче на сердце; светлеет
Лицо, злые думы бегут,
И новые мысли и чувства
В душе одичалой растут.
Ему самому непонятны
Те мысли и чувства, — они
Лучу золотистому солнца
И нежным фиалкам сродни;
Тем нежным, душистым фиалкам,
Что в дни благодатной весны
Растут и цветут у подножья
Высокой тюремной стены.
Чу! Звуки рогов… Это трубят
Стрелки́ на валу крепостном.
Какой отголосок стозвучный
Прошел, прокатился кругом!
Испуганно птичка вспорхнула
С решетки и скрылась из глаз.
И солнечный луч побледневший
В тюремном окошке погас.
Погас — и в тюрьме потемнело.
И снова суров и угрюм,
Преступник лежит одиноко,
Под гнетом вернувшихся дум.
А все-таки доброе дело,
Что птичка пропела ему,
Что солнце к нему заронило
Луч света в глухую тюрьму.
Кто сказал, что будто Небо далеко от нас?
Солнце — в мыслях, Месяц сердцу светит каждый час.
Чуть помыслим, — это утро, это свет дневной,
Чуть полюбим, — это дымка с ясною Луной.
И Луна, побыв, как Месяц, в нежном серебре,
Станет Солнцем, чтоб тонули помыслы в заре.
И небесный серп, собравши жатву всех сердец,
Золотит колосья мыслей, их сплетя в венец.
Серебро в пресуществленьи золотом горит,
В мыслях жемчуг, в мыслях звездность, камень-маргарит.
Переливные опалы в озерной воде,
Свадьба Месяца и Солнца, зов звезды к звезде.
Не поймешь, когда полюбишь, двойственных речей,
Только будь как пламень Солнца, луч среди лучей.
Не найдешь раздельность Неба и Земли родной,
Если разум обвенчаешь с царственной Луной.
Раздвинулись тучи густыя,
Луч солнца упал с высоты,
Кружатся листы золотые,
С дерев облетают листы.
В падении их молчаливом
Покорная дышет печаль,
Прозрачно жемчужным отливом
Подернулась бледная даль.
Кой-где остриями соломы
Щетинится поле вдали,
Ветвей обнаженных изломы
Местами висят до земли.
Безжалостный след ураганов!
Но солнечный луч в вышине,
Прорвавший завесу туманов —
Мечта о далекой весне.
Стараго парка молчание,
Ветра чуть слышится вздох,
Стихло под горкой журчание,
Быстрый ручей пересох.
Чашею бледно лазурною
Кажется здесь небосклон,
В чаще меж старых колонн —
Статуя: девушка с урною.
Статуя словно расколота.
Цоколь ея поврежден,
Падают в урну времен
Листья червоннаго золота.
В вечность уходят часы,
И в уходящем мгновении —
Жизни былой дуновение,
Призрак минувшей красы.
Раздвинулись тучи густые,
Луч солнца упал с высоты,
Кружатся листы золотые,
С дерев облетают листы.
В падении их молчаливом
Покорная дышет печаль,
Прозрачно жемчужным отливом
Подернулась бледная даль.
Кой-где остриями соломы
Щетинится поле вдали,
Ветвей обнаженных изломы
Местами висят до земли.
Безжалостный след ураганов!
Но солнечный луч в вышине,
Прорвавший завесу туманов —
Мечта о далекой весне.
Старого парка молчание,
Ветра чуть слышится вздох,
Стихло под горкой журчание,
Быстрый ручей пересох.
Чашею бледно лазурною
Кажется здесь небосклон,
В чаще меж старых колонн —
Статуя: девушка с урною.
Статуя словно расколота.
Цоколь ее поврежден,
Падают в урну времен
Листья червонного золота.
В вечность уходят часы,
И в уходящем мгновении —
Жизни былой дуновение,
Призрак минувшей красы.
О, удались навек, тяжелый дух сомненья,
О, не тревожь меня печалью старины;
Когда так пламенно природы обновленье
И так свежительно дыхание весны;
Когда так радостно над душными стенами,
Над снегом тающим, над пестрою толпой
Сверкают небеса горячими лучами,
Пророчат ласточки свободу и покой;
Когда во мне самом, тоски моей сильнее,
Теснят ее гурьбой веселые мечты,
Когда я чувствую, дрожа и пламенея,
Присутствие во всем знакомой красоты;
Когда мои глаза, обятые дремотой,
Навстречу тянутся к мелькнувшему лучу...
Когда мне хочется прижать к груди кого-то,
Когда не знаю я, кого обнять хочу;
Когда весь этот мир любви и наслажденья
С природой заодно так молод и хорош...
О, удались навек, тяжелый дух сомненья,
Печалью старою мне сердца не тревожь!
О, радостный луч бытия,
Ты блещешь зарею багряной
Надь полною тайны нирваной,
Сливаясь с пучиной ея!
О, волны житейского моря,
Волненье борьбы и побед,
И отдых — работе во след,
Порывы блаженства и горя!
Я с каждым цветком полевым
Хотел бы воскреснуть весною,
И с каждой вечерней звездою
Под сводом сиять голубым.
И с облаком плыть над долиной,
И каждому вторить ручью,
И в песне излить лебединой
Хотел бы я душу мою!
Хотел бы я в солнечном блеске
С пучиною слиться морской
И с нею же — пеной седой
Дробиться и в шуме, и плеске…
Хотел бы с громадою туч
Я вихрем упасть на долины,
И рухнуть, как дуб, чьей вершины
Коснулся божественный луч.
1895 г.