Были месяцы скорби, провала и смуты.
Ордами бродила тоска напролет,
Как деревья пылали часов минуты,
И о боге мяукал обезумевший кот.
В этот день междометий, протяжный и душный,
Ты охотилась звонким гременьем труб,
И слетел с языка мой сокол послушный,
На вабило твоих покрасневших губ.
В этот день обреченный шагом иноверца,
Как поклониик легких тревожных страстей,
Чуть ночь превратится в рассвет,
вижу каждый день я:
кто в глав,
кто в ком,
кто в полит,
кто в просвет,
расходится народ в учрежденья.
Обдают дождем дела бумажные,
чуть войдешь в здание:
отобрав с полсотни —
Ты был отрыт в могиле пыльной,
Любви глашатай вековой,
И снова пыли ты могильной
Завещан будешь, перстень мой,
Но не любовь теперь тобой
Благословила пламень вечной
И над тобой, в тоске сердечной,
Святой обет произнесла;
Нет! дружба в горький час прощанья
Любви рыдающей дала
Благодарю вас; вы мне дали
Надежды лучшие мои,
Пустые радости любви
Любви прелестные печали; Всегда я помнил вас, один среди друзей,
Мечты о вас мне чаровали
Часы бессонницы моей,
Часы трудов и сатурналий,
И редко ль рабствовала вам
Моя богиня молодая,
Все, что не вы, позабывая
Как женился Светлый Месяц на Вечерней на Звезде,
Светел праздник был на Небе, светел праздник на Воде.
Страны облачны простерли серебристое руно,
Океан восколебался, перстень с Неба пал на дно.
До Земли лучи тянулись, и качалася трава,
В горних высях собирались все святые божества.
Молния дары делила: тучи взял себе Перун,
В землянках, в сумраке ночном,
На память нам придет —
Как мы в дому своем родном
Встречали Новый год; Как собирались заодно
У мирного стола,
Как много было нам дано
И света и тепла; Как за столом, в кругу друзей,
Мы пили в добрый час
За счастье родины своей
И каждого из нас.И кто подумал бы тогда,
Гретхен, Гретхен, в темной нише
Храма ты преклонена.
Гул органа слышен свыше, —
Голос: «Здесь ты не одна!»
Гретхен, Гретхен! светлый гений!
Тайну страшную храня,
В час томлений, в час молений
Позабудь, в слезах, меня…
Что я могу, — напрасно рвущий
Оковы грозных, прошлых лет,
Скоро двенадцатый час.
Дышат морозом узоры стекла.
Свечи, как блески неведомых глаз,
Молча колдуют. Сдвигается мгла.
Стынут глубинно и ждут зеркала.
Скоро двенадцатый час.
Взглянем ли мы без испуга на то,
Что наколдует нам льдяность зеркал?
Кто за спиной наклоняется? Что?
Сегодня ночью — дьявольский мороз.
Открой, хозяйка, бывшему солдату.
Пусти погреться, я совсем замерз,
Враги сожгли мою родную хату.
Перекрестившись истинным крестом,
Ты молча мне подвинешь табуретку,
И самовар ты выставишь на стол
На чистую крахмальную салфетку.
Желтел печально злак полей,
Брега взрывал источник мутный,
И голосистый соловей
Умолкнул в роще бесприютной.
На преждевременный конец
Суровым роком обреченный,
Прощался так младой певец
С дубравой, сердцу драгоценной: «Судьба исполнилась моя,
Прости, убежище драгое!
О прорицанье роковое!
Я счастлив был мечтой своей прекрасной,
Хранил ее от первых детских лет;
Да, я любил возвышенно и ясно,
Смотрел тогда па дивный божий свет.Я предался любви очарованью,
Поэзии мечтаний молодых
И сладкому о ней воспоминанью,
О лучших днях, о первых днях моих.Я возрастал — и с каждым днем яснее,
Обширнее мне открывался свет,
И с каждым днем надменней и сильнее
Был гордых дум возвышенный полет.Пришла пора, минута вдохновенья,
Слепая Зигрид девушкой была.
Слепая Зигрид с матерью жила.
Их дом стоял над речкою в лесу.
Их сад впивал заристую росу.
До старого села недалеко.
Им Диза приносила молоко,
Хорошенькая шведка из села.
Слепая Зигрид девушкой была.
Философическая ода
Глаза скосив на ус кудрявый,
Гусар с улыбкой величавой
На палец завитки мотал;
Мудрец с обритой бородою,
Качая тихо головою,
Со вздохом усачу сказал:
«Гусар! всё тленно под луною;
Другим печальный стих рождает стихотворство,
Когда преходит мысль восторгнута в претворство,
А я действительной терзаюся тоской:
Отъята от меня свобода и покой.
В сей злой, в сей злейший час любовь, мой друг, тревожит,
И некий лютый гнев сие смятенье множит.
Лечу из мысли в мысль, бегу из страсти в страсть,
Природа над умом приемлет полну власть;
Но тщетен весь мой гнев: ее ли ненавижу?!
Она не винна в том, что я ее не вижу,
Хочет меня Господь взять от этой
жизни. Не подобно телу моему в
нечистоте одежды возлечь в недрах
матери своей земли.Боярыня Морозова.
Омыв свой лик, весь облик свой телесный,
Я в белую сорочку облеклась.
И жду, да закруглится должный час,
И отойду из этой кельи тесной.
Нет, не на баснях подвиг проходил,
Когда в час оргии, за праздничным столом
Шумит кружок друзей, беспечно торжествуя,
И над чертогами, залитыми огнем,
Внезапная гроза ударит, негодуя, -
Смолкают голоса ликующих гостей,
Бледнеют только что смеявшиеся лица, -
И, из полубогов вновь обратясь в людей,
Трепещет Валтасар и молится блудница.Но туча пронеслась, и с ней пронесся страх…
Пир оживает вновь: вновь раздаются хоры,
Вновь дерзкий смех звучит на молодых устах,
Как стих сказителя народного
Из поседевшей старины,
Из отдаления холодного
Несет к нам стынущие сны, —Так, темной полночью рожденные
Воззванья башенных часов,
Моей душою повторенные,
Встают, как говор голосов.И льнут ко мне с мольбой и с ропотом:
«Мы жить хотим в уме твоем».
И возвещают тайным шепотом:
«Внимай, внимай, как мы поем.Мы замираем, как проклятия,
Сегодня, на празднике людном,
Мы с вами припомним, друзья,
Как двигалась в путь многотрудный
Рабочая наша семья; Как смертью враги нам грозили,
Как шли в Подмосковье бои,
Как мы под бомбежкой грузили
Станки заводские свои; Как, сидя в теплушках на сене,
Глядели мы в сумрак ночной,
Как где-то в тумане осеннем
Остался наш город родной… Припомним, друзья и подруги,
Звучат часов медлительных удары,
И новый год уже полувозник;
Он близится; и ты уходишь, старый!
Ступай, иди, мучительный старик.
На пир зовут: я не пойду на пир.
Шуми, толпа, в рассеяньи тревожном;
Ничтожествуй, волнообразный мир,
И, суетный кружись при блеске ложном
Мильонов свеч и лучезарных ламп,
Когда, следя мгновений бесконечность,
Месяц плавал над рекою,
Все спокойно! ветерок
Вдруг повеял, и волною
Принесло ко мне челнок.
Мальчик в нем сидел прекрасный,
Тяжким правил он веслом.
«Ах, малютка мой несчастный!
Ты потонешь с челноком».
«Елка (Pиnus Abиеs L, Abиеs еxcеlsa Еnd) растение из семейства еловых с листьями (хвоими). Ветви выходят из ствола под тупым углом Цветет около 50 лет, растет по сырым низменностям, богата смолою».
И.
Родины нашей питомица скромная,
Елжа, люблю я тебя с давних пор!…
Летом стоишь ты суровая, темная,
Любит тебя мой отискивать взор!…
Солнце ли—ветер, мороз ли случается,
Все ты привыкла покорно сносить…
Не от тебя ль наш народ научается
Так терпеливо, безропотно жить?!…
Сияет яркая полночная луна
На небе голубом; и сон и тишина
Лелеят и хранят мое уединенье.
Люблю я этот час, когда воображенье
Влечет меня в тот край, где светлый мир наук,
Привольное житье и чаш веселый стук,
Свободные труды, разгульные забавы,
И пылкие умы, и рыцарские нравы…
Ах, молодость моя, зачем она прошла!
И ты, которая мне ангелом была
Опять четвертый час. Да что это, ей-богу!
Ну, что, четвертый час, о чём поговорим?
Во времени чужом люблю свою эпоху:
тебя, мой час, тебя, веселый кофеин.Сообщник-гуща, вновь твой черный чертик ожил.
Ему пора играть, но мне-то — спать пора.
Но угодим — ему. Ум на него помножим —
и то, что обретем, отпустим до утра.Гадаешь ты другим, со мной — озорничаешь.
Попав вовнутрь судьбы, зачем извне гадать?
А если я спрошу, ты ясно означаешь
разлуку, но любовь, и ночи благодать.Но то, что обрели, — вот парочка, однако.
Друг мой любезный, князь тупоносый,
В мире сем тленном все пустяки,
Все привиденье, призрак минутный!
Это вчерашний я вечер узнал!
Я, разлучившись, милый, с тобою,
Вздумал поехать, так и сказал,
К нашему басней творцу Лафонтену,
О Провиденье! Тайны твои
Кто из безумных двуногих животных
Может рассудком слепым изяснить!
Памяти неизвестного лейтенанта, геройски погибшего в боях за УкраинуПробил час, наступило мгновенье,
И в неясной предутренней мгле
Поднимались войска в наступленье,
Шли войска к украинской земле;
Шли на запад по снежным равнинам
Земляки, побратимы, друзья…
Украина моя, Украина,
Мать родная моя! Всё, что думалось, чудилось, пелось,
Всё на этом лежало пути…
Раньше всех лейтенанту хотелось
Чубатый Тарас
Никого не щадил…
Я слышу
Полуночным часом,
Сквозь двери:
— Андрий! Я тебя породил!..-
Доносится голос Тараса.Прекрасная панна
Тиха и бледна,
Распущены косы густые,
И падает наземь,
Рассказать ли тебе, как однажды
Хоронил друг твой сердце свое,
Всех знакомых на пышную тризну
Пригласил он и позвал ее.И в назначенный час панихиды,
При сиянии ламп и свечей,
Вкруг убитого сердца толпою
Собралось много всяких гостей.И она появилась — все так же
Хороша, холодна и мила,
Он с улыбкой красавицу встретил;
Но ома без улыбки вошла.Поняла ли она, что за праздник
Зимы холодное и ясное начало
Сегодня в дверь мою три раза простучало.
Я вышел в поле. Острый, как металл,
Мне зимний воздух сердце спеленал,
Но я вздохнул и, разгибая спину,
Легко сбежал с пригорка на равнину,
Сбежал и вздрогнул: речки страшный лик
Вдруг глянул на меня и в сердце мне проник.
Заковывая холодом природу,
Зима идет и руки тянет в воду.
Писали раньше
Ямбом и октавой.
Классическая форма
Умерла.
Но ныне, в век наш
Величавый,
Я вновь ей вздернул
Удила.
Земля далекая!
ДВА ОТРЫВКА ИЗ ПОЭМЫ
Уж ночь. Калитка заперта.
Аллея длинная пуста.
Окован бледною Луной,
Весь парк уснул во мгле ночной.
Весь парк не шелохнет листом.
И заколдован старый дом.
Слова, написанныя к музыке Моцарта.
Не забывай меня, когда Заря пугливо
Раскроет Солнцу свой блистательный дворец;
Не забывай, когда серебряный венец
Из ярких звезд наденет Полночь молчаливо!
Когда к мечтам тебя вечерний час манит,
Когда в душе твоей спокойной мирно спит
Все, что в ней билось и боролось,
Средь чащи леса ты внимай,
Как тихо шепчет смутный голос:
Нет, не думай дорогая,
Чтобы я неверен стал,
Чтоб с тобою разлучившись,
О иной бы помышлял;
Ты последня мя пленила,
И любити запретила
Мне других, доколе жив.
Я хотя тебя не вижу,
Сколько мук я ни терплю,
Легкая ночь.
Прощальная ночь.
Месяц висит
Клыкатый.
Высоко окно.
Окно черно.
Дома.
Фонари.
Плакаты.Красен плакат:
Красный солдат
В огромной приемной
Пятнадцать столов,
За каждым сидит по пятнадцать послов,
Пятнадцать часов,
Не считая минут,
Послы молодого царевича ждут.
Ну, а царевич к ним идти
Никак не соглашается
Из-за того,
Что у него
Возможно ли, она (конечно, ведь не он)
Оставила тебя. Забыла!
Она, которую так нежно ты любила?
Что делать! Ветреность для многих здесь закон.
Что было мило нам, мы часто оставляем
Лишь только для того, чтоб новое найтить.
Найдем — и через час вздыхаем,
Хотим прошедшее опять поворотить,
Но ах! уж поздно, все пропало.
Что прежде столько восхищало,