Были месяцы скорби, провала и смуты.
Ордами бродила тоска напролет,
Как деревья пылали часов минуты,
И о боге мяукал обезумевший кот.
В этот день междометий, протяжный и душный,
Ты охотилась звонким гременьем труб,
И слетел с языка мой сокол послушный,
На вабило твоих покрасневших губ.
В этот день обреченный шагом иноверца,
Как поклониик легких тревожных страстей,
На престол опустевшего сердца
Лжедимитрий любви моей,
Он взошел горделиво, под пышные марши,
Когда залили луны томящийся час,
Как мулаты обстали престол монарший
Две пары скользских и карих глаз.
Лишь испуганно каркнул, как ворон полночный,
Громкий хруст моих рук в этот бешенный миг,
За Димитрием вслед поцелуй твой порочный,
Как надменная панна Марина, возник.
Только разум мой кличет к восстанью колонны,
Ополчает и мысли, и грезы, и сны,
На того, кто презрел и нарушил законы,
Вековые заветы безвольной страны.
Вижу помыслы ринулись дружною ратью,
Эти слезы из глаз — под их топотом пыль,
Ты сорвешься с престола, словно с губ проклятье,
Только пушка твой пепел повыкинет в быль.
Все исчезнет; как будто ты не был на свете,
Не вступал в мое сердце владеть и царить.
Все пройдет в никуда, лишь стихи, мои дети,
Самозванца не смогут никогда позабыть.