Найдено стихов - 591.
На одной странице показано - 35.
Чтобы посмотреть как можно больше стихов из коллекции, переходите по страницам внизу экрана.
Стихи отсортированы так, что в начале Вы будете видеть более короткие стихи.
На последней странице Вы можете найти самые длинные стихи по теме.
Чародейный плат на плечи
Надевая, говорила:
— Ах, мои ли это речи?
Ах, моя ли это сила?
Посылает людям слово
Матерь Господа живого. —
Чародейный посох в руки
Принимая, говорила:
— Ах, не я снимаю муки,
Не во мне живая сила.
Перед нами у порога
Тайно станет Матерь Бога. —
Чародейный круг чертила,
Озиралась и шептала:
— Ах, моя ли это сила?
Я ль заклятия слагала?
Призовет святые лики
Матерь Господа Владыки.
Смастерил я грузовик
Для сестры Катюшки.
Подняла Катюшка крик:
— Разве это грузовик?
Три пустых катушки.
Смастерил я ей коня,
Пусть берёт, не жалко!
Катя смотрит на меня,
Не желает брать коня:
— Это просто палка!
Я свернул два лоскута.
— Ах, — сказала Катя, —
Ах, какая красота:
Кукла в пёстром платье!
(Брянщина)
Ах ты, сукин сын, (Или: Ах, рассукин сын, вор ...)
камаринский мужик,
Не хотел ты своему барину (Или: своей барыне)
служить!
Сняв штаны, штаны (Или: портки)
по улице бежит,
Он бежит, бежит, он спотыкается,
Сам над барином своим (Или: барыней)
потешается...
«Слушай, мама, что мне делать,
Как мне горю пособить?
Наш сосед мне сплел веночек
И просил его носить.»
— Полно, дочка, сокрушаться,
Справим дело как нибудь,
Брось подальше тот веночек,
А соседа позабудь.
«Ах, запутался веночек
Глубоко в кудрях моих;
Ах, сосед твердил мне речи —
Все я думаю о них!»
Ах, сам я не верил, что с первого взгляда
Любовь налетит, как гроза.
Ах, сам я не думал, что могут солдата
Поранить девичьи глаза.Не знал я, не ведал, что пули быстрее
Сердца поражает любовь.
Не думал, что сабли казацкой острее
Густая и темная бровь.Ах, сам я не верил, что буду я вскоре
У девушки робкой в плену.
Не знал я, что в милом и ласковом взоре,
Как в море, навек утону.И жаждой томимый, и солнцем палимый,
Я многие страны прошел,
Но лучше моей дорогой и любимой
Нигде на земле не нашел…
Ах,
Где-то Кошечки
И Собачечки
Бегают по свету –
Но
Ни Кошечки,
Ни Собачечки
У ребёнка нету… Ах,
Эти Кошечки
Да Собачечки
Жизнь так украшают,
Но мне
Ни Кошечку
Ни Собачечку
Взять не разрешают!.. Ах,
Мне
Ни Кошечку
Ни Собачечку
Взять не разрешают!..
Мол, будто
Кошечки да Собачечки
Людям жить
Мешают… Ах,
Ни Кошечки,
Ни Собачечки
Жить нам
Не мешают –
А мешают нам
Те, которые
Всё не разрешают! Ах,
Мне бы Кошечку,
Мне Собачечку –
Всё равно
Какую –
Ведь без Кошечки,
Без Собачечки
Горько я
Тоскую…
Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе, —
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
Они меня на кладбище снесут,
Простят долги и старые обиды.
Я отменяю воинский салют,
Не надо мне гражданской панихиды.
Не будет утром траурных газет,
Подписчики по мне не зарыдают,
Прости-прощай, Центральный Комитет,
Ах, гимна надо мною не сыграют.
Я никогда не ездил на слоне,
Имел в любви большие неудачи,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
(из альбома Саши Киселевой)
Шли однажды через мостик
Жирные китайцы,
Впереди них, задрав хвостик,
Торопились зайцы.
Вдруг китайцы закричали:
«Стой! Стреляй! Ах, ах!»
Зайцы выше хвост задрали
И попрятались в кустах.
Мораль сей басни так ясна:
Кто зайцев хочет кушать,
Тот, ежедневно встав от сна,
Папашу должен слушать.
Она разлюбит. Она забудет.
О, как я знаю, что это будет!
Мне будет странно. Пожалуй, стыдно.
Чуть-чуть туманно. И так обидно.
Потом утешусь. И сам забуду.
Ах, так со всеми. Ах, так повсюду.
Потом другую — уже другую? —
Я так же ласково поцелую.
И та разлюбит. И та забудет.
Зачем я знаю, что это будет?..
Голубь к терему припал,
Кто там, что там, подсмотрел.
Голубь телом нежно-бел,
На оконце ж цветик ал.
Белый голубь ворковал,
Он цветочком завладел,
Он его зачаровал,
Насладился, улетел.
Ах ты белый голубок,
Позабыл ты ал цветок.
Ах ты белый голубок,
Воротись хоть на часок.
Ах, этот лунный свет! Назойливый, холодный.
Он в душу крадется с лазурной вышины,
И будит вновь порыв раскаянья бесплодный,
И гонит от меня забвение и сны.
Нет, видно, в эту ночь мне не задуть лампады!
Пылает голова. В виски стучится кровь,
И тени прошлого мне не дают пощады,
И в сердце старая волнуется любовь...
Как на казнь, я иду в лазарет!
Ах, пойми! — я тебя не увижу…
Ах, пойми! — я тебя не приближу
К сердцу, павшему в огненный бред!..
Ты сказала, что будешь верна
И меня непременно дождешься…
Что ж ты, сердце, так бешено бьешься?
Предбольничная ночь так черна…
Я пылаю! Я в скорби! И бред
Безрассудит рассудок… А завтра
Будет брошена жуткая карта,
Именуемая: Лазарет.
(Арутюн Туманьян)
Ах, если алым стал бы я,
Твоим кораллом стал бы я,
Тебя лобзал бы день и ночь
И снегом талым стал бы я!
Я стал бы алым
Кораллом, лалом,
И снегом талым стал бы я…
Ах, если шалью стал бы я,
Твоей вуалью стал бы я,
Тебя лобзал бы каждый день,
Иль бус эмалью стал бы я!
Я стал бы шалью,
Твоей вуалью,
И бус эмалью стал бы я.
Ах, если таром стал бы я,
Звучать не даром стал бы я.
Я разглашал бы гимн тебе,
И милой яром стал бы я!
Я стал бы таром,
Звуча не даром,
Ах, милой яром стал бы я!
Собирай свои цветочки,
Заплетай свои веночки,
Развлекайся как-нибудь,
По лугу беспечно бегай!
Ах, пока весенней негой
Не томилась тайно грудь!
У тебя, как вишня, глазки,
Косы русые — как в сказке;
Из-под кружев панталон
Выступают ножки стройно…
Ах! пока их беспокойно
Не томил недетский сон!
Увидав пятно на юбке,
Ты надула мило губки,
Снова мило их надуй!
Эти губки слишком красны:
Ах! пока угрюмо-страстный
Не сжимал их поцелуй!
Ах! В поднебесье летал
лебедь чёрный, младой да проворный.
Ах! Да от лёта устал
одинокий, да смелый, да гордый.
Ах! Да снижаться он стал
с высоты со своей лебединой.
Ах! Два крыла распластал —
нет уж сил и на взмах на единый.
Ай, не зря гармонь пиликает —
Ваня песенку мурлыкает
С уваженьем да почтеньем,
Да, конечно, со значеньем.
Ах! На крутом берегу —
словно снег, среди лета не тая.
Ах! На залётном лугу —
лебединая белая стая.
Ах! Да не зря он кружил,
да и снизился не понапрасну.
Ах! Он от стаи отбил
лебедь белую — саму прекрасную.
Ах вы, добры люди-граждане,
Вы б лебёдушку уважили —
Затянули бы протяжную
Про красу её лебяжую.
Ох! Да и слов не сыскать,
вон и голос дрожит неумелый.
Ох! Другу дружка под стать —
лебедь чёрный да лебеди белой.
Ах! Собралися в полёт
оба-двое крылатые вместе.
Ах! Расступися, народ,
поклонись жениху и невесте!
Ах спасибо, люди-граждане,
Что невестушку уважили,
Жениха не забываете
Да обоих привечаете!
Ветер свищет, кони мчатся,
Песнь летит во все концы,
И звенят не назвенятся
Под дугою бубенцы.
Ни метель нас не догонит,
Не застигнет в поле тьма,
Ах, вы, кони, мои кони,
Ах, ты, зимушка-зима.
Уж вы верьте иль не верьте,
Но моя взыграла кровь,
Потому что в том конверте
Заключается любовь.
А любовь кого ни тронет
Сразу в сердце кутерьма,
Ах, вы, кони, мои кони,
Ах, ты, зимушка-зима.
Может, милый переменчив,
Может, встретил он кого,
Ах, бубенчик, мой бубенчик,
Прозвени мне про него.
Спой мне что-нибудь такое,
Чтобы с глаз упала тьма,
Ах, вы, кони, мои кони,
Ах, ты, зимушка-зима.
Запоздалый ездок на коне вороном
Под окошком моим промелькнул.
Я тревожно гляжу, — но во мраке ночном
Напряжённый мой взор потонул.
Молодые берёзки печально молчат,
Неподвижны немые кусты.
В отдалении быстро копыта стучат, —
Невозвратный, торопишься ты.
Одинокое ложе ничем не согреть,
Бесполезной мечты не унять.
Ах, еще бы мне раз на тебя посмотреть!
Ах, еще б ты промчался опять!
Сегодня «красные», а завтра «белые» —
Ах, не материи! ах, не цветы!
Людишки гнусные и озверелые,
Мне надоевшие до тошноты.
Сегодня пошлые и завтра пошлые,
Сегодня жулики и завтра то ж,
Они, бывалые, пройдохи дошлые,
Вам спровоцируют любой мятеж.
Идеи вздорные, мечты напрасные,
Что в «их» теориях — путь к Божеству?
Сегодня «белые», а завтра «красные» —
Они бесцветные по существу.
Ах, поле, поле, поле, ах, поле, поле, поле
А что растет на поле? — Одна трава, не боле,
А что растет на поле? — Одна трава, не боле.
А что свистит над полем. А что свистит над полем.
Свистят над полем пули, еще свистят снаряды.
А кто идет по полю. А кто идет по полю.
Идут по полю люди, военные отряды.
Блестят они на солнце гранеными штыками,
Потом прижмутся к полю холодными штыками.
А что потом на поле. А что потом на поле.
Одна трава, не боле. Одна трава, не боле.
Ах ты, душечка красна девица!
Ничего ты не знашь, не ведаешь,
Разразила ты мою белу грудь, —
Я пленился красотой твоей.
Ах, ты вспомнила ли, моя милая,
Как у нас было в новой горнице:
Сидит душа красна девица,
Она плачет, как река льется,
Перед ней стоит доброй молодец,
Целовал ее ручки белые,
Целовавши стал прощатися:
„Прости, матушка, прости жизнь моя,
Прости жизнь моя, не забудь меня!“
Ах, как много на свете кошек,
Нам с тобой их не счесть никогда.
Сердцу снится душистый горошек,
И звенит голубая звезда.
Наяву ли, в бреду иль спросонок,
Только помню с далекого дня —
На лежанке мурлыкал котенок,
Безразлично смотря на меня.
Я еще тогда был ребенок,
Но под бабкину песню вскок
Он бросался, как юный тигренок,
На оброненный ею клубок.
Все прошло. Потерял я бабку,
А еще через несколько лет
Из кота того сделали шапку,
А ее износил наш дед.
Ах, лягушки по дорожке
Скачут, вытянувши ножки.
Как пастушке с ними быть?
Как бежать под влажной мглою,
Чтобы голою ногою
На лягушку не ступить?
Хоть лягушки ей не жалко, —
Ведь лягушка — не фиалка, —
Но, услышав скользкий хруст
И упав неосторожно,
Расцарапать руки можно
О песок или о куст.
Сердце милую торопит,
И в мечтах боязни топит,
И вперед ее влечет.
Пусть лягушки по дорожке
Скачут, вытянувши ножки, —
Милый друг у речки ждет.
Вспыхнула алая зорька.
Травы склонились у ног.
Ах, как тревожно и горько
пахнет степной полынок! Тихое время заката
в Волгу спустило крыло…
Ах вы, ребята, ребята!
Сколько вас здесь полегло! Как вы все молоды были,
как вам пришлось воевать…
Вот, мы о вас не забыли —
как нам о вас забывать! Вот мы берём, как когда-то,
горсть сталинградской земли.
Мы победили, ребята!
Мы до Берлина дошли! …Снова вечерняя зорька
красит огнём тополя.
Снова тревожно и горько
пахнет родная земля. Снова сурово и свято
Юные бьются сердца…
Ах вы, ребята, ребята!
Нету у жизни конца.
Волнитесь тинистые,
В — неточные озёра!
Позёра мыслься жест,
Шест высься акробатств
Покинь, душа, тенистые —
Печалины аббатств.Вы, развалившиеся,
Разветртесь! тлейте мхами!
Мехами мхов озноб
Вогробный — ах, вотще!
Вотще, ах тщит дух, шиляся
В лазоревый расщеп.Лирьте же вихрем крылья
В пылью вспылившемся флирте
Формы и содержания
Искания задятся кормы, Но ты
Дух — пилот,
Зазвездь темн_о_ты
Темноты.
Ах! Анна Алексевна,
Какой счастливый день!
Судьба моя плачевна,
Я здесь стою как пень.
И что сказать не знаю,
А мне кричат: «Plus vite!»Я счастья вам желаю
Et je vous félicite., 1839 г. Скорей! (Франц.). И я вас поздравляю. (Франц.). Стихотворение написано 11 августа 1839 г. в альбом А.А. Олениной по поводу ее дня рождения.
Анна Алексеевна Оленина — дочь директора Публичной библиотеки, президента Академии художеств А.Н. Оленина.
В этом стихотворении Лермонтов впервые употребил макаронический стих (см. примечание к стихотворению «И.П. Мятлеву»).
Под елью, на поляне,
С утра переполох —
И крик, и бормотанье:
— Куд… ах! Куда? Куд… ох! —
Стригут ушами козы,
Насторожился лось…
— Беда! — шумят берёзы.—
Неладное стряслось!..—
Галчонок желторотый
Залез на край гнезда.
— Куда?! — горланит кто-то.—
Кудах! Куд-куд! Куда? —
K ручью помчался ежик,
А вслед ему: — Кудах?!
— Ах, ах!.. —
сороконожек
Об ял ужасный страх…
— Кудах!..—
В селе старушка
Выходит на крыльцо:
— Опять моя пеструшка
В лесу
Снесла
Яйцо!
Ах, у радости быстрые крылья,
Золотые да яркие перья!
Прилетит — вся душа встрепенется,
Перед смертью больной улыбнется!
Уж зазвать бы мне радость обманом,
Задержать и мольбою и лаской,
От тумана глаза б прояснились,
На веселый лад песни б сложились.
Ты, кручинушка, ночь без рассвета,
Без рассвета да с холодом-ветром:
При тебе — вся краса иссушится,
При тебе — в голове помутится.
Уж и будь ты, кручипушка, пеплом —
Весь бы по полю в бурю развеял,
Пусть бы травушка в поле горела
Да на сердце смола не кипела!
Поднимается дева по лесенке
И поет, соловьем заливается.
Простодушный напев милой песенки
С ароматом весенним свивается.Ах, весёлые, нежные песенки
Сладко петь и на узенькой лесенке.
Поднимается к тесной светелочке,
Веселей голубка сизокрылого.
Там любимые книги на полочке,
На столе фотография милого.
Ах, уютно в непышной светелочке, —Память милого, книги на полочке.
Вот вошла, открывает окошечко
И поет, соловьем заливается.
На плечо к ней вскарабкалась кошечка
И к весёлой хозяйке ласкается.
Ах, весна улыбнулась в окошечко,
Забавляет, мурлыкает кошечка.
Ты течешь, как река. Странное название!
И прозрачен асфальт, как в реке вода.
Ах, Арбат, мой Арбат, ты — мое призвание.
Ты — и радость моя, и моя беда.
Пешеходы твои — люди невеликие,
каблуками стучат — по делам спешат.
Ах, Арбат, мой Арбат, ты — моя религия,
мостовые твои подо мной лежат.
От любови твоей вовсе не излечишься,
сорок тысяч других мостовых любя.
Ах, Арбат, мой Арбат, ты — мое отечество,
никогда до конца не пройти тебя.
Ах, не будите меня, молоду,
Рано поутру,
Вы тогда меня будите,
Когда солнушко взойдет,
Роса на землю падет,
И пастух выйдет на лужок,
Заиграет ворожок.
— Вы гоните скотину
На широкую долину,
На зеленую лужговину.
Гонят девки,
Гонят бабы,
Гонят малые ребята
Гонят старые старики,
Ребятишки впереди,
Одна девка молода,
В каравод плясать пошла;
Она пляшет,
рукой машет,
Пастушка к себе манит.
Природа манит всех к себе, но как?
По-своему глядят все на щедроты неба…
В лесу густом сошлись — богатый весельчак,
И нищий, без угла, без паспорта и хлеба.
Невольно странники замедлили свой путь,
Увидя пышный лес, но думали различно:
Один — «ах, здесь в лесу отлично отдохнуть!»
Другой — «ах, здесь в лесу повеситься отлично!»
Ах, как мы привыкли шагать
от несчастья к несчастью…
Мои дорогие, мои бесконечно родные,
прощайте!
Родные мои, дорогие мои, золотые,
останьтесь, прошу вас,
побудьте опять молодыми!
Не каньте беззвучно в бездонной
российской общаге.
Живите. Прощайте…
Тот край, где я нехотя скроюсь, отсюда не виден.
Простите меня, если я хоть кого-то обидел!
Целую глаза ваши.
Тихо молю о пощаде.
Мои дорогие. Мои золотые.
Прощайте!..
Постичь я пытался безумных событий причинность.
В душе угадал…
Да не все на бумаге случилось.
Ах, душечка моя, как нынче мне светло!
Смотрю и слушаю, — от сердца отлегло, День хмурый не томит и не гнетет нимало:
Твой чистый голосок звенит мне, как бывало, Вот песня милая, младенчески проста,
Тебе сама собой приходит на уста; Ребячьей резвости не ищешь выраженья,
А словно хоровод твои ведет движенья, И жизнью солнечной живешь сейчас вполне —
И так улыбкою одною светишь мне, Что счастие твое святою детской силой
Всю жизнь мне делает желанною и милой.
Ах!
Шах!
Меджилис
Уважать вы клялись!
Нынче ж — «розами Ирана»
У кого спина не драна?
И «иранский соловей»
Чьих не видывал лядвей?
Уважать вы клялись
Меджилис.
Шах!
Ах!
Оборвалась пугвица в штанах!
Это скверная примета—
Это значит, брюки
Отделятся от жилета—
Это значит, что бамбуки
Доберутся до поэта!
И кричу я впопыхах:
«Не дерите в пух и прах!
Ах!
Шах!
Меджилис
Уважать вы клялись!»
Ах, зачем нет Чехова на свете!
Сколько вздорных — пеших и верхом,
С багажом готовых междометий
Осаждало в Ялте милый дом…
День за днем толклись они, как крысы,
Словно он был мировой боксер.
Он шутил, смотрел на кипарисы
И прищурясь слушал скучный вздор.
Я б тайком пришел к нему иначе:
Если б жил он, — горькие мечты! -
Подошел бы я к решетке дачи
Посмотреть на милые черты.
А когда б он тихими шагами
Подошел случайно вдруг ко мне -
Я б, склонясь, закрыл лицо руками
И исчез в вечерней тишине.