В квартире пахнет яблоком осенним
И рыжиком, и медом, и сосной.
Холодный день заглядывает в сени
И гонится за речкой ледяной.
Недавний друг, уехавший знакомый,
Мерещится по вечерам, в тени…
Она идет с медлительной истомой,
Такая же прозрачная, как дни.
Ключами глаз струится на поляны,
И что ни шаг, то слаще и грустней
Идти в снегах, под облаком румяным,
И слушать красногрудых снегирей.
Затих погост, и примелькались зайцы,
И лисий хвост в оврагах зачастил.
Она дыханьем согревает пальцы
И переходит хрустнувший настил.
Короткий день с зимою расстается,
И поворот записан на столбе.
Она стоит у белого колодца
И думает: «Я друга жду к себе».
Вот к свету поднялся
на тоненькой лапке,
На длинной кривящейся ножке,
Цветок в фиолетовой
плисовой шапке,
Осыпанной огненной крошкой.
Он к солнцу тянулся,
на цыпочки встав.
И тысячи жизней зеленых,
Весь мир, населенный
несметицей трав,
Тянулся к лучам отдаленным,
Несметными лапками шевеля, –
Весь луг, вся как есть луговая земля.
Тут утренний вечер
сквозь узкую скважину
Сложенных колечком мальчишеских губ
Вдруг дунул в луга,
в их веселую глубь –
По шапкам,
по плису головок разряженных.
И взапуски к солнцу
пустилась трава.
И дуги бегущих цветков
Сшибали друг друга.
И, как рукава,
Мотались перья листков.
Со склона течет
и взбегает на склон,
Шумит населенье лугов.
А солнце вскарабкалось
выше на клен,
Подпрыгнуло до облаков.
И подало знак,
чтобы ветер затих.
И утро в лугах распустилось,
Где травы, качаясь
на лапках кривых,
Его принимали,
как милость.
В деревянном городке,
Под коньками-флюгерками,
Что на крышах, ввысоке,
Скачут, дружат с ветерками, –
В деревянном городке
С белым голубем в руке,
На балконе, над садовым
Морем яблонь, груш и слив,
Рос я, как юнец здоровый,
Неуклюж и молчалив.
В деревянном городке
Я менялся голубями
С однолетками-друзьями.
И, бывало, на коньке
Турман сядет, белокрылый, –
Мы хлопочем что есть силы,
Машем длинными шестами,
Бьем в ладоши и кричим.
Он сидит вверху над нами,
Белокрыл и недвижим.
В деревянном городке
Сливы спели, груши зрели.
Сладкий привкус карамели
Целый день на языке.
А на улицах старушки –
С длинной шпилькой на макушке.
Поросенок и теленок
Разлеглись на мураве.
Слышно, как пищит галчонок
В светлой липовой листве.
В деревянном городке –
Запах яблонь, запах липы,
Целый день дверные скрипы,
Пестрый зяблик на сучке.
И малиновка, и славка –
Над садовою канавкой.
Над рекою гул и гам,
Плеск и крики, плеск и крики.
Хлещет солнце по ногам,
Бьет дыханием клубники.
В деревянном городке
Мы, друзья и однолетки,
Распахнули как-то клетки
И пешочком, налегке,
С узелками и мечтами –
Тропкой, большаком, мостами –
В направленьи на Москву –
Над цветами, над кустами,
С узелками и мечтами,
Зашагали сквозь траву.
Деревянный городок,
Детство милое, простое,
Где впервые, как жучок,
Ползал техник Днепростроя;
Где водитель кораблей
Туркал кротких голубей;
Где по крышам лазал летчик,
И жужжала сетка пчел;
Где лобастый мальчик – зодчий
На песке чертеж нашел!
За тебя, мой городок,
Деревянный городок,
Пью с героями-друзьями,
Будто снова – с голубями,
Будто бы на флюгерок
Турман сел и бьет крылами!
Ну, еще, еще глоток
За тебя, мой городок!
Фарфоровый месяц
Пылает на елке.
Вскарабкалась жаба
На мокрый лопух.
Деревья смешали
Листву и иголки,
Одетые в тонкий
Сияющий пух.
Здесь елки, здесь сосны,
Березы, осины
Замкнули лужайку
В тугое кольцо.
Здесь дуб поднимает
Под гром соловьиный
Огромное,
В смушках зеленых,
Лицо.
Он крепко стоит
На ноге деревянной,
Обутой в сапог
Из цветистой коры.
В чулках полосатых
У вод оловянных
Березы вдыхают
Речные пары.
Босою ногою,
В наростах и шрамах,
Сосна упирается
В плюшевый мох
И вот шевелит
Под землею корнями.
Их скрючило,
Каждый разбух и промок.
Лужайка сбегает
К дымящейся речке.
Весь берег в широких
Зеленых ножах.
Камыш поднимает
Высокие свечки.
И вспучилась тина,
Как хлеб на дрожжах.
И смотрит из тины
Носатое рыло,
Зубастая щука,
Столетняя тварь.
Ей видно, как филин,
Самец пестрокрылый,
Над нею затеплил
Свой взгляд, как янтарь.
Деревья склоняются
Нежно друг к другу.
Все ветви смешались.
Все ветви сплелись.
Вот ветер подул.
Вот качнулись упруго.
Вот сдвинулись с места.
И вот – понеслись.
Мотается филин
На шаткой сосне,
Подпрыгнула щука
От удивленья.
Катается месяц
В зеленой волне
Листвы и иголок,
Как мяч от паденья.
Деревья несутся.
Лишь скрип, трескотня
Стоят на лужайке.
Расквакалась жаба.
На дудке зеленой,
Звеня и маня,
Гремит соловей,
Чтобы ночь не спала бы.
Качаются ветви,
По воздуху хлещут.
Дубовые
Громко
Стучат сапоги.
Хотел было
Высунуть морду
Подлещик,
Да камнем на дно,
Где не видно ни зги.
Меня ж не пугают
Ни щука,
Ни филин,
Ни пляска деревьев!
К лужайке пристав,
Я вытащил лодку
Из огненных лилий,
Из сетки речных
Перепутанных трав.
Я в дружбе давнишней
С лужайкой,
С березой.
Всем сердцем я дружен
С полночной рекой,
Стою на лужайке –
И месяц, чуть розов,
Приветственно пляшет
Над правой рукой.
Звезды путаются в сетях –
В паутине тугих снастей;
Волны рубятся на бортах,
И дрожат огни фонарей.
Месяц катится колесом –
И в воде стремглав потонул…
Ветер бьет ледяным кнутом.
В море – мгла и ночной разгул.
Лоцман вдруг побелел лицом:
"Парус сорван. Гони, гони!.."
Я тебе возвратил кольцо
И проклял молодые дни.
Гибнут пусть в ледяной воде,
Зашипев, как крутой огонь.
Мне – на дно! Я любой беде,
Словно другу, даю ладонь.
Взор – во взор, грудью – в грудь. Вперед!
Только бездна стучит о дно.
Закрутился круговорот;
Ночь от ветра кипит вином.
Только глаз – холодней и злей.
Перед бурей не отступись!
Я теряю своих друзей,
А теперь потеряю жизнь.
Но до смерти, быть может, час?
Что ж ты в думы глядишь мои!
Я еще не совсем погас
Без твоей неживой любви.
Да. Я понял, как ты мертва:
Оторвался от губ твоих,
Позабыл про твои слова,
А теперь вспоминаю их.
И напрасно. До смерти – миг.
У матроса – душа да нож.
Не впервые я боль постиг,
Часто видел и грусть и ложь.
Неужели же только ты
Мне осталась – сиять луной,
В море мглистое с высоты
Опрокинулась надо мной?
Позабуду. Зубами в кровь
Искусаю свой жесткий рот.
Есть другая еще любовь:
Море, ветер, водоворот.
Что потеряно? Не грусти!
Горизонт, да блестящий след,
Да зеркальная ночь в пути,
Да жемчужный сырой рассвет.
Теплый бархат морской воды,
Остролистые пальмы, зной;
И пушистый узор звезды
В черном небе, над головой.
Я, матрос, – крутогрудый черт, –
Пью в таверне прозрачный эль…
Многих девушек людный порт
Приведет на мою постель.
Под шмелиную песнь гитар
С ней иду серебром песка…
Рот коралловый. Зелень. Жар.
Золотая, как зной, рука.
И не знает, – и как ей знать:
Так юна и свежа она, –
Что сегодня я пьян опять,
Как с тобою. Не от вина.
Да – сегодня… Но – нет! Но – нет!
Я тебя не забыл совсем…
Корабля длинный, узкий след
Заливает густая темь.
В бурный день корабль отошел…
Ветер путается в снастях,
Волны рубятся на бортах,
В желтой пене зарылся мол…
Эй! Напрасно не взял я нож.
Ты была бы мертва, как лед.
Но от судьбы своей не уйдешь,
О, проклятый и лживый год!
Мгла и свист. Мачты в ночь и хлябь
Обрываются, бьют в борта,
Громыхают… И на корабль
Опрокинулась высота.
В ней свою любовь утоплю…
Ледяной изумруд волны
Разгулялся по кораблю.
Колесо рулевое – прочь!
Лоцман, брошенный ветром в ночь,
Не увидит своей жены.