Стройно-ствольные сосны темны и тихи.
Пряно пахнет трава.
Наклонилась над темным прудом голова
Седолистной ольхи.
Заглушая дыханье бодрящей смолы,
Сладко пахнет жасмин.
Надвигаются тихо из дальних долин
Бледнотелые мглы.
К белолицым кувшинкам приникла роса,
Просветляет их сны.
Лишь затихнет сад звериный,
ночью зимней, ночью длинной,
долго, жалобно и тихо
воет старая волчиха:
«На родной сторонке,
на лесной сторонке,
нет зимою логова,
отняли волчонка —
сероголового...»
Долго, жалобно и тихо
Жизнь не светлеет, серая и смутная,
И жаль мне каждого схлынувшего часа.
И ради яркости, внешней и минутной,
Перебираю в лавочке лоскутной
Обрезки бархата, меха и атласа.
Я не училась тонким рукодельям
И не сумею по целым неделям
Делать стежки в многоцветном узоре.
Мне лишь напомнит про южное лето
Яркий атлас, солнечного цвета,
Я доживу до старости, быть может,
И не коснусь подножки самолета, —
Как будто он не мною прожит —
День торжества над Тягою земной!
Я доживу до старости, быть может,
Не видя сверху башни — ни одной!
И вниз земля не уплывет от взора,
И не забьется сердце в такт мотору,
Надоблачного не увижу кругозора,
Я песенки утром пою для детей,
А под вечер — пою для себя.
Я днем веселее, а под вечер нежней,
Я думаю в сумерки о сказке моей,
И детский смех тише…
Или я неясно слышу?
Ах, петь бы под солнцем о малых зайчатах,
Ах, петь на свету, и чтоб полдень был вечно!
Веселой, смешливою быть и беспечной,
Сахарное облако
плывет себе, плывет.
У меня есть яблоко
и вкусный рыжий мед.
Сижу себе на травушке,
ужасно мило тут.
Ползают муравушки,
соломинки несут.
Покусываю яблоки,
посасываю мед.
Ах, луна пылает все истомней,
Зори кровь последнюю льют...
Неужели никогда не вспомню
Другую Родину мою?
В час, когда на миг один, короткий,
Ночь опустит белые ресницы,
Быть может, мне опять приснится
Блеск морей, серебряный и кроткий.
Я устала от белого мая,
Крепко окна ставнями забью...
Писк и лай,
шум и гам,
воют мишки по углам;
шум и гам,
писк и лай,
перепуган попугай,
опечалены мартышки,
разбежались крысы, мышки...
Почему?
Не пойму...
Горько жить мне, очень горько, —
все ушли, и я один...
Шебаршит мышонок в норке,
я грызу, вздыхая, корки, —
сел давно я апельсин.
Час я плакал длинный-длинный,
не идет уже слеза.
Соком корки апельсинной
я побрызгаю глаза.
— Бестолковая газета,
И читать ее не стоит:
«Выпал дождик» ...но ведь это
Нас ничуть не беспокоит!
«Как летят аэропланы»,
«Отчего у нас туманы»...
Очень мило, очень ново,
Но о птицах нет ни слова.