Истосковались вы, любезные друзья!
Дней лучших нет, и не идет спасенье…
Прочтемте же скорее в утешенье
Стихи о первых днях из Книги Бытия!
И будем ожидать, чтоб воплотилось «Слово»…
Что до «Хаоса» в жизни — это все готово…
За целым рядом всяческих изятий
У нас литературе нет занятий,
И литераторы от скуки заняты
Тем, что гвоздят друг друга на кресты,
Являя взорам меньших братий
Ряды комических распятий...
Вздохнешь ли ты?
Мой друг! Твоих зубов остатки
Темны, как и твои перчатки;
И сласть, и смрад речей твоих
Насели ржавчиной на них.
Ты весь в морщинах, весь из пятен,
Твой голос глух, язык невнятен;
В дрожанье рук, в морганье век
Видать, что ты за человек!
Но вот четыре длинных года
Как ты, мой набожный урод,
Бежит по краю неба пламя,
Блеснули по́ морю огни,
И дня поверженное знамя
Вновь водружается... Взгляни!
Сбежали тени всяких пугал,
И гномов темные толпы
Сыскали каждая свой угол,
И все они теперь слепы́;
Скажи мне, зачем ты так смотришь
Такими большими глазами,
Скажи мне, зачем ты так плачешь
И грудь надрываешь слезами?
Ты можешь рыдать сколько хочешь,
И слез ведь надолго достанет,
Любовь проходящее чувство,
Потешит, помучит, обманет.
Молчи! Не шевелись! Покойся недвижимо...
Не чуешь ли судеб движенья над тобой?
Колес каких-то ход свершается незримо,
И рычаги дрожат друг другу вперебой...
Смыкаются пути каких-то колебаний,
Расчеты тайных сил приводятся к концу,
Наперекор уму без права пожеланий,
И не по времени, и правде не к лицу...
О, если б, кажется, с судьбою в бой рвануться! —
Какой бы мощности порыв души достиг...
(После Плевны)
К вокзалу железной дороги
Два поезда сразу идут,
Один — он бежит на чужбину,
Другой же — обратно ведут.
В одном по скамьям новобранцы,
Все юный и целый народ;
Другой на кроватях и койках
Калек бледноликих везет...
Я думу тяжкую прочел в твоих очах.
Развей тяжелый сон... Забудь теперь о горе...
Смотри, как весело в полуденных лучах
Пред нами блещет это море!
Какою ласкою исполнено живой
Соседних волн прикосновенье;
Все волны катятся к черте береговой,
Хоть тоже встретились, быть может, на мгновенье...
Нам берег этот чужд. Чужда немая даль
И зелень, и цветы. Так что же? Нет и нужды!
Приди и сядь ко мне, мой маленький дружок,
Наперсник дум моих, товарищ размышленья;
В моей обители твой звонкий голосок
Звучит мне ласково, как голос вдохновенья.
Во мрак души моей, где пусто и темно,
Твой взор младенческий свободно проникает:
О чем-то радостном, забытом уж давно,
Он мне настойчиво теперь напоминает.
Когда играешь ты и, весело шутя,
Моим занятием мешаешь постоянно,
Когда беспомощным я был еще младенцем,
Я страх неведомый испытывал порой.
То не был страх ни ведьм, ни приведений,
Но что-то вдруг в таинственной ночи
Со мной ужасное во тьме происходило.
Казалось мне, что ночь и тишина
Каким-то трепетом нежданно наполнялись,
Кругом мне слышался глухой и странный шум,
Как будто близкие и дальние предметы
Живыми делались таинственным путем;
Поднявши якоря, мы с утренним рассветом
Стоянку бросили и к выходу легли.
С востока, в небесах, горевших первым светом,
Чернели темные окраины земли.
Лучей невидимых сиянье разгоралось,
Верхушки облаков прозрачных золотя,
И утро раннее нам тихо улыбалось,
Как безмятежное и сонное дитя.
По виду облаков
Мы в море ждать могли хорошую погоду,
И. П. Архипову
Тихо раздвинув ресницы, как глаз бесконечный,
Смотрит на синее небо земля полуночи.
Все свои звезды затеплило чудное небо.
Месяц серебряный крадется тихо по звездам…
Свету-то, свету! Мерцает окованный воздух;
Дремлет увлаженный лес, пересыпан лучами!
Будто из мрамора или из кости сложившись,
Мчатся высокие, изжелта-белые тучи;