Катаясь на коньках,
На льду скользила Фея.
Снежники, тихо рея,
Рождались в облаках.
Родились — и скорей,
Сюда, скорей, скорее.
Из мира снежных фей
К земной скользящей Фее.
Фея пошла направо,
Направо в своем лесу.
Говорит: «В цветочках есть слава.
Кому я ее понесу?»
Фея пошла налево,
Налево, меж гор немых.
Говорит: «Я печальная дева»,
«Кому я спою свой стих?»
Фея легла на травку,
Глядит на сестер-берез.
Слушает птичку-славку,
Роняет дождинки слез.
Вся как синий цветочек,
В голубом сияет огне.
Говорит: «Вот упал листочек.
Только-то? Только-то мне?»
Бронзовка — жук изумрудный,
Очень приятный для взгляда.
В дружбе он жил обоюдной
С Феей волшебного сада.
Вместе по дикой рябинке
В час проходили урочный.
Вместе вкушали росинки,
С пылью мешая цветочной.
Вместе дождались расцвета
Яркого пышного Мая.
И с наступлением Лета
Скрылись из этого края.
Пчелы, пчелки золотыя,
Молодыя птички Фей.
Ваши крылышки—литыя,
Из серебряных ключей.
Ваше тельце—золотое,
Из церковнаго цветка.
Раз в молитвенном покое
Раздавался звон стишка,—
Между фейных колоколен,
Между маленьких церквей,
Шел молебен, богомолен,
Голубой молебен Фей.
И от духа неземного
Ѳимиамных тех кадил
Цвет раскрылся, цветик снова,
Целый лес цветочных крыл.
И одни из них остались
На земле, среди стеблей.
И другие закачались
Вдоль серебряных ключей.
Чуть водицей насладились,
Задрожали, гул пошел,—
И в летучих превратились,
В фейных птичек, в звонких пчел.
Пчелы, пчелки золотые,
Молодые птички Фей.
Ваши крылышки — литые,
Из серебряных ключей.
Ваше тельце — золотое,
Из церковного цветка.
Раз в молитвенном покое
Раздавался звон стишка, —
Между фейных колоколен,
Между маленьких церквей,
Шел молебен, богомолен,
Голубой молебен Фей.
И от духа неземного
Фимиамных тех кадил
Цвет раскрылся, цветик снова,
Целый лес цветочных крыл.
И одни из них остались
На земле, среди стеблей.
И другие закачались
Вдоль серебряных ключей.
Чуть водицей насладились,
Задрожали, гул пошел, —
И в летучих превратились,
В фейных птичек, в звонких пчел.
Взяв с собой медвяный жбанчик,
Сплел из мятлика я лесенку,
И полез на одуванчик,
И пою при этом песенку: —
Не комар я, не жучок,
Я веселый светлячок,
Между трав мальчонка,
Фея же девчонка.
Фее я пою: Приди.
Целый месяц впереди.
Месяц наш медовый,
Каждый день нам новый.
Ты, девчонка, торопись,
Прямо в пору дни сошлись.
Одуванчик глянет,
Дунет и завянет.
Вот, как в жбанчике есть мед,
Золотистым он цветет, —
Глянь, на тонкой вые
Волосы седые.
Золотой погас пожар,
Глянул снегом белый шар, —
Здравствуй, одуванчик,
Я бросаю жбанчик.
Фея слышала заклятье, —
Песня пела убедительно, —
В голубом предстала платье,
С нею счастлив был я длительно.
Полюби, сказала Фея
В утро майское мечте.
Полюби, шепнул, слабея,
Легкий Ветер в высоте.
И от яблони цветущей
Нежно-белый лепесток
Колыхнулся к мысли ждущей,
И мелькнул ей как намек.
Все кругом как будто пело: —
Утро дней не загуби,
Полюби душою тело,
Телом душу полюби.
Тело, душу, дух свободный
Сочетай в свой светлый Май.
Облик лилии надводной
Сердцем чутким понимай.
Будь как лотос: корни — снизу,
В вязком иле, в тьме, в воде,
Но, взойдя, надел он ризу,
Уподобился звезде.
Вот, цветет, раскрылся, нежный,
Ласку Солнца жадно пьет,
Видит Небо, мир безбрежный,
Воздух вкруг него поет.
Сну цветения послушный,
Лотос с Воздухом слился́.
Полюби мечтой воздушной,
Близки сердцу Небеса.
Как сладко и больно любить!
Где игры хрустального детства?
Где звон, что звучал с малолетства?
Где жемчуга цельная нить?
Как сладко и больно любить!
Вот, где-то звенит колокольчик.
Меж трав, где чуть можно ступить,
Заставленный яствами стольчик,
Для Феи звенел колокольчик,
Пропел голубой колокольчик,
Но Фее так хочется пить…
Как сладко и больно любить!
Светлянке так хочется пить,
О, как же, о, как же ей быть?
Шиповник ей начал кропить,
Кропит ей медвяные росы,
И росы упали на косы,
Медвяные росы на косы…
О, как же, о, как же ей быть?
Как сладко и больно любить!
Примчатся вдруг бальные осы,
И Фею начнут теребить,
У них перетянуты платья,
И горе на них наступить…
О, как же, о, как же ей быть?
Как сладко и больно любить!
Tиyй! — Идем!Мексиканское слово.
Колибри, птичка-мушка, бесстрашная, хоть малая,
Которой властью Солнца наряд цветистый дан,
Рубиновая фея, лазурная, и алая,
Сманила смелых бросить родимый их Ацтлан.
Веселым пышным утром, когда Весна багряная
Растит цветы, как солнца, как луны, меж ветвей,
Летунья щебетнула: «Тиуй, тиуй» — румяная,
Как бы цветочно-пьяная, — «Тиуй, — идем, скорей!»
В тот миг жрецы молились, и пение жемчужное
Лазурно-алой феи услышали они,
Пошел народ бесстрашный, все дальше, в царство Южное,
И красной лентой крови свои обвил он дни.
И Мексика возникла, виденье вдохновенное,
Страна цветов и Солнца и плясок и стихов,
Безжалостность и нежность, для грезы — сердце пленное,
Сын Бога — жертва Богу, земной — среди богов.
Дабы в Чертогах Солнца избранник знал забвение,
Ему исторгнут сердце агатовым ножом: —
Разбей земные лютни, забудь напев мгновения,
Там в Небе — Девы Солнца, Бог Семицветник в нем.
Богиня Белой Жатвы, Богиня Звездотканности,
Бог Пламя, Бог Зеркальность, Богиня Сердце Гор…
Колибри, птичка-мушка, в безжизненной туманности
Ты сердце научила знать красочный узор!
Царь муравейный
С свитою фейной
Вздумал войну воевать.
Всех он букашек,
С кашек, с ромашек,
Хочет теперь убивать.
Фея вздыхает,
Фея не знает,
Как же теперь поступить.
В Фее все нежно,
Все безмятежно,
Страшное слово — убить.
Но на защиту
Легкую свиту
Фея скорей созывать.
Мир комариный,
Царь муравьиный
Выслал опасную рать.
Мошки жужжали,
И верезжали
Тонким своим голоском.
О, муравейник,
Это — репейник
Там, где все гладко кругом.
С войском мушиным
Шел по долинам
В пламени грозном Светляк.
Каждый толкачик
Прыгал как мячик,
Каждый толкачик был враг.
Враг муравейный
Выстрел ружейный
Делал, тряся хоботком.
Путь с колеями,
Весь с муравьями,
Был как траншеи кругом.
Небо затмилось,
Солнце укрылось,
В туче стал гром грохотать.
Каждая сила
Прочь отступила,
Вспугнута каждая рать.
Стяг муравьиный
Лист был рябины,
Он совершенно промок.
Знаменем Феи
Цвет был лилеи,
Весь его смял ветерок.
Спор тот жестокий
Тьмой черноокой
Кончен был прямо ни в чью.
Выясним, право,
Мошкам ли слава,
Слава ль в войне Муравью?
Два глазастые уродца
Из прогорклаго болотца,
Укрепившись в силе,
К Фее приходили.
И один был Лягушонок,
Еле-еле из пеленок,
Квакалка-квакушка,
В будущем лягушка.
А другой—Упырь глазастый,
Перевертыш головастый,
Кровосос упорный,
И со шкуркой черной.
Перевертыш, перекидыш,
Он в болотце был подкидыш:—
Согрешил с Ягою
Бес порой ночною.
Лягушонок же зеленый,
Презиравший все законы,
Прыгал через мостик,
Задирая хвостик.
Два глазастые уродца
Из-под кочки, из болотца,
Искупавшись в иле,
К Фее приходили.
„Ты“, сказали, „иностранка,
Сладкозвонка и обманка,
Мы же нутряные,
Водные, земные“.
Стали оба, руки в боки.
„Ты“, твердят, „без подоплеки.
Пазуха-то есть ли?
Все сидеть бы в кресле“.
Не понравился вопросик.
Фея вздернула свой носик,
Призывает свиту,
Упырю быть биту.
Впрочем, нет. Дерутся волки,
Или глупыя две телки,
Фея же воздушна,
И великодушна.
Фея пчелкам приказала,
Показали только жало,—
И Упырь от страха
Прыг в бадью с размаха.
Лягушонок—мух глотатель,
Пчел он тоже не искатель,
И, как пойман в краже,
„Квак“, и прыг туда же.
Два глазастые уродца
Пали вниз на дно колодца,
И скорбят речисто:—
„Очень ужь тут чисто“.
Фея-жь пчелкам усмехнулась,
На качалке покачнулась,
И с Шмелем, дворецким,
В путь, к князьям Немецким.
Два глазастые уродца
Из прогорклого болотца,
Укрепившись в силе,
К Фее приходили.
И один был Лягушонок,
Еле-еле из пеленок,
Квакалка-квакушка,
В будущем лягушка.
А другой — Упырь глазастый,
Перевертыш головастый,
Кровосос упорный,
И со шкуркой черной.
Перевертыш, перекидыш,
Он в болотце был подкидыш: —
Согрешил с Ягою
Бес порой ночною.
Лягушонок же зеленый,
Презиравший все законы,
Прыгал через мостик,
Задирая хвостик.
Два глазастые уродца
Из-под кочки, из болотца,
Искупавшись в иле,
К Фее приходили.
«Ты», сказали, «иностранка,
Сладкозвонка и обманка,
Мы же нутряные,
Водные, земные».
Стали оба, руки в боки.
«Ты», твердят, «без подоплеки.
Пазуха-то есть ли?
Все сидеть бы в кресле».
Не понравился вопросик.
Фея вздернула свой носик,
Призывает свиту,
Упырю быть биту.
Впрочем, нет. Дерутся волки,
Или глупые две телки,
Фея же воздушна,
И великодушна.
Фея пчелкам приказала,
Показали только жало, —
И Упырь от страха
Прыг в бадью с размаха.
Лягушонок — мух глотатель,
Пчел он тоже не искатель,
И, как пойман в краже,
«Квак», и прыг туда же.
Два глазастые уродца
Пали вниз на дно колодца,
И скорбят речисто: —
«Очень уж тут чисто».
Фея ж пчелкам усмехнулась,
На качалке покачнулась,
И с Шмелем, дворецким,
В путь, к князьям Немецким.