Всё призрачно, и свет ее неярок.
Идти мне некуда. Молчит беда.
Чужих небес нечаянный подарок,
Любовь моя, вечерняя звезда!
Бесцельная и увести не может.
Я знаю всё, я ничего не жду.
Но долгий день был не напрасно прожит
Я разглядел вечернюю звезду.
Звезда средь звезд горит и мечется.
Но эта весть — метеорит —
О том, что возраст человечества —
Великолепнейший зенит.О, колыбель святая, Индия,
Младенца стариковский лик,
И первый тиск большого имени
На глиняной груди земли.Уж отрок мчится на ристалище,
Срывая плеск и дев и флейт.
Уж нежный юноша печалится.
Лобзая неба павший шлейф.Но вот он — час великой зрелости!
И, раскаленное бедой,
Земное сердце загорелося
Еще не виданной звездой.И то, во что мы только верили,
Из косной толщи проросло —
Золотолиственное дерево,
Непогрешимое Число.Полуденное человечество!
Любовь — высокий поводырь!
И в синеве небесных глетчеров
Блеск еретической звезды!
Полярная звезда и проседь окон.
Какая же плясунья унесет
Два рысьих солнца мертвого Востока
Среди густых серебряных тенёт? Ну как же здесь любить, забыв о гневе?
Протяжен ямб, прохладой веет смерть.
Ведь, полюбив, унылый Псалмопевец
Кимвал не трогал и кричал, как зверь.О, расступись! — ведь расступилось море
Я перейду, я больше не могу.
Зачем тебе пророческая горечь
Моих сухих и одичалых губ? Не буду ни просить, ни прекословить,
И всё ж боюсь, что задохнешься ты, —
Ведь то, что ты зовешь моей любовью, —
Лишь взрыв ветхозаветной духоты.
Морили прежде в розницу,
Но развивались знания.
Мы, может, очень поздние,
А, может, слишком ранние.Сидел писец в Освенциме,
Считал не хуже робота —
От матерей с младенцами
Волос на сколько добыто.Уж сожжены все родичи,
Канаты все проверены,
И вдруг пустая лодочка
Оторвалась от берега,
Без виз, да и без физики,
Пренебрегая воздухом,
Она к тому приблизилась,
Что называла звездами.Когда была искомая
И был искомый около,
Когда еще весомая
Ему дарила локоны.
Одна звезда мне нравится.
Давно такое видано,
Она и не красавица,
Но очень безобидная.Там не снует история,
Там мысль еще не роздана,
И видят инфузории
То, что зовем мы звездами.Лети, моя любимая!
Так вот оно, бессмертие, —
Не высчитать, не вымолвить,
Само собою вертится.
Большая черная звезда.
Остановились поезда.
Остановились корабли.
Травой дороги поросли.
Молчат бульвары и сады.
Молчат унылые дрозды.
Молчит Марго, бела, как мел,
Молчит Гюго, он онемел.
Не бьют часы. Застыл фонтан.
Стоит, не двинется туман.Но вот опять вошла зима
В пустые темные дома.
Париж измучен, ночь не спит,
В бреду он на восток глядит:
Что значат беглые огни!
Куда опять идут они!
Ты можешь жить! Я не живу.
Молчи, они идут в Москву,
Они идут за годом год,
Они берут за дотом дот,
Ты не подымешь головы —
Они уж близко от Москвы.
Прощай, Париж, прощай навек!
Далекий дым и белый снег.Его ты белым не зови:
Он весь в огне, он весь в крови.
Гляди — они бегут назад,
Гляди — они в снегу лежат.
Пылает море серых крыш,
И на заре горит Париж,
Как будто холод тех могил
Его согрел и оживил.
Я вижу свет и снег в крови.
Я буду жить. И ты живи.
Брожу по площадям унылым, опустелым.
Еще смуглеют купола и реет звон едва-едва,
Еще теплеет бедное тело
Твое, Москва.
Вот уж всадники скачут лихо.
Дети твои? или вороны?
Близок час, ты в прах обратишься —
Кто? душа моя? или бренный город?
На север и на юг, на восток и на запад
Длинные дороги, а вдоль них кресты.
Крест один — на нем распята,
Россия, ты!
Гляжу один, и в сердце хилом
Отшумели дни и закатились имена.
Обо всем скажу я — это было,
Только трудно вспоминать.
Что же! Умирали царства и народы.
В зыбкой синеве
Рассыпались золотые звезды,
Отгорал великий свет.
Родина, не ты ли малая песчинка?
О душа моя, летучая звезда,
В этой вечной вьюге пролетаешь мимо,
И не всё ль равно куда?
Говорят — предел и революция.
Слышать топот вечного Коня.
И в смятеньи бьются
Над последнею страницей Бытия.
Вот и мой конец — я знаю.
Но, дойдя до темной межи,
Славлю я жизнь нескончаемую,
Жизнь, и только жизнь!
Вы сказали — смута, брань и войны,
Вы убили, забыли, ушли.
Но так же глубок и покоен
Сон золотой земли.
И что все волненья, весь ропот,
Всё, что за день смущает вас,
Если солнце ясное и далекое
Замрет, уйдет в урочный час.
Хороните нового Наполеона,
Раздавите малого червя —
Минет год, и травой зеленой
Зазвенят весенние поля.
Так же будут шумные ребята
Играть и расти, расти, как трава,
Так же будут девушки в часы заката
Слушать голос ветра и любви слова.
Сколько, сколько весен было прежде?
И кресты какие позади?
Но с такой же усмешкой нежной
Мать поднесет младенца к груди.
И когда земля навек остынет,
Отцветут зеленые сады,
И когда забудется даже грустное имя
Мертвой звезды, —
Будет жизнь цвести в небесном океане,
Бить струей золотой без конца,
Тихо теплеть в неустанном дыхании
Творца.
Ныне, на исходе рокового года,
Досказав последние слова,
Славлю жизни неизменный облик
И ее высокие права.
Был, отцвел — мгновенная былинка…
Не скорби — кончая жить.
Славлю я вовек непобедимую
Жизнь.