Звезды — это грезы ангелов подлунных,
А цветы земные — это слезы их.
А мечты поэта — нимфы на бурунах,
А ручей меж лилий— вот поэта стих.
Вот и звезда золотая
Вышла на небо сиять.
Звездочка верно не знает,
Что ей недолго блистать.
Так же и девица красна:
Выйдет на волю гулять,
Вдруг молодец подъезжает, —
И воли ее не видать.
К.М. ФофановуЗвезда любви — звездой погаснет,
И где вы, светлые мечты!
И нет любви, и больше вас нет…
Зачем, судьба, куешь меч ты?
Лишь ты одно блестишь, страданье,
Своей нетленной красотой
В людской улыбке и рыданьи
Неугасимою звездой
Ни холодный свет жемчужины,
Ни лазурный тон сапфира
Не сравнить с сияньем дюжины
Звезд полуночного мира.
Но и звезды в темноте ночи,
И сиянья, и светила
Ты, раскрыв глаза, как светочи,
Взора пламенем затмила.
Звезда горит звезде,
Волне журчит волна.
Но в ней, чего нигде:
Она собой полна!
Заплачет, — блещет смех.
Смеется, — слышен плач.
И грех ее — не грех,
И смерть ей не палач…
Пускай звезда к звезде!
Пускай к волне волна!
В ней нет, что есть везде,
И в этом — вся она!
Среди созвездья поэтесс
Вы многих-многих звезд светлее.
Среди Парнаса виконтесс —
Одна из первых поэтесс!
Поете Вы — и жизнь алее,
Чем розы гаснущих небес…
Среди созвездья поэтесс
Вы многих ярких звезд светлее.
(мадригал-триолет)
Среди созвездья поэтесс
Вы многих-многих звезд светлее.
Среди Парнаса виконтесс —
Одна из первых поэтесс!
Поете Вы — и жизнь алее,
Чем розы гаснущих небес…
Среди созвездья поэтесс
Вы многих ярких звезд светлее.
Угасала тихо, угасала ясно,
Как звезда при встрече жданного луча.
Смерть ее бессмертна! смерть ее прекрасна!
Смерть ее, как жизнь Христова, горяча!
Было много вздохов. Было много гула.
Обещалась людям ласковая мзда.
И в тот миг, когда она навек уснула,
В небе улыбнулась новая звезда.
Бессонной ночью с шампанским чаши
Мы поднимали и пели тосты
За жизни счастье, за счастье наше.
Сияли звёзды.Вино шипело, вино играло.
Пылали взоры и были жарки.
«Идеи наши, — ты вдруг сказала, -
Как звёзды — ярки!»Полились слезы, восторга слезы…
Минуты счастья! Я вижу вас ли?
Запело утро. Сверкнули грёзы.
А звёзды… гасли.
П.М. КостановуВыхожу я из дома, что построен на горке, — и открыты для взора
В розовеющей дымке повечерья и утром в золотой бирюзе,
Грудь свежащие бодро, в хвойных линиях леса, ключевые озера,
Где лещихи играют и пропеллером вьется стрекоза к стрекозе.Никуда не иду. я, лишь стою перед домом, созерцая павлиний
Хвост заката, что солнце, удаляясь на отдых, распустило в воде.
Зеленеют, синея, зеркала, остывая, и, когда уже сини,
В них звезда, окунаясь, шлет призыв молчаливый надозерной звезде… И тогда осторожно, точно крадучись, звезды, совершая купанье,
Наполняют озера, ключевые озера, и тогда, — и тогда
Я домой возвращаюсь, преисполнен восторга, преисполнен сознанья,
Что она звездоносна, неиссячная эта питьевая вода!
Под Веймарном течет Азовка, —
Совсем куриный ручеек.
За нею вскоре остановка.
Там встретит кучер-старичок.
Моей душе, душе вселенской,
Знаком язык цветов и звезд.
Я еду к мызе Оболенской, —
Не больше трех шоссейных верст.
Вдали Большая Пустомержа.
Несется лошадь по росе.
Того и ждешь: вот выбьет стержень:
Ведь спицы слиты в колесе!
Проехан мост. Немного в горку,
И круто влево. Вот и двор.
Княгиня приоткрыла шторку.
И лай собак, и разговор.
Плывет туман от нижней Тормы,
Вуаля бледную звезду.
Зеленые в деревьях штормы,
И пахнут яблони в саду.
Ты каждый день приходишь, как гризетка,
В часовню грез моих приходишь ты;
Твоей рукой поправлена розетка,
Румянцем уст раскрашены мечты.
Дитя мое! Ты — враг ничтожных ролек.
А вдохновлять поэта — это честь.
Как я люблю тебя, мой белый кролик!
Как я ценю!.. Но чувств не перечесть.
Я одинок… Я мелочно осмеян…
Ты поняла, что ласка мне нужна —
Твой гордый взор так нежен, так лилеен,
Моя сестра, подруга и жена.
Да, верю я глазам твоим, влекущим
Меня к Звезде, как верю я в Звезду.
Я отплачу тебе своим грядущим
И за собой в бессмертие введу!
Предчувствие — томительней кометы,
Непознанной, но видимой везде.
Послушаем, что говорят приметы
О тягостной, мучительной звезде.
Что знаешь ты, ученый! сам во тьме ты,
Как и народ, светлеющий в нужде.
Не каждому дано светлеть в нужде
И измерять святую глубь кометы…
Бодрись, народ: ведь не один во тьме ты, —
Мы все во тьме — повсюду и везде.
Но вдохновенна мысль твоя в звезде,
И у тебя есть верные приметы.
Не верить ли в заветные приметы,
Добытые забитыми в нужде?
Кончина мира, скрытая в звезде, —
Предназначенье тайное кометы;
И ты, мужик, твердишь везде, везде,
Что близок час… Так предреши во тьме ты.
Как просветлел божественно во тьме ты!
Пророчески-туманные приметы;
Они — костры, но те костры — везде…
Народный гений, замкнутый в нужде,
Один сумел познать мечту кометы
И рассказать о мстительной звезде.
Я вижу смерть, грядущую в звезде,
И, если зло затерянной во тьме ты,
Пророк-поэт языческой приметы,
Мне говоришь об ужасах кометы,
Сливаюсь я с тобой и о нужде
Хочу забыть: к чему? ведь смерть везде!
Она грядет, она уже везде!..
Крылю привет карающей звезде —
Она несет конец земной нужде…
Как десять солнц, сверкай, звезда, во тьме ты,
Жизнь ослепи и оправдай приметы
Чарующей забвением кометы!
Страстно дыша, вся исполнена неги,
Ночь подходила в сияньи луны
К тихому лесу, в загадочной грусти
Оцепеневшему в чарах весны.
Ночь подходила бесшумно, как фея,
Долго смотрелась в прозрачный ручей,
Грустно вздыхала, смотрела на звезды
Вдумчивым светом широких очей.
К ели, смотревшей назвездное небо,
Выросшей, как безответный вопрос,
Близко прижатый, безмолвен и бледен,
Думал с глазами я, полными слез.
Ночь подходила, головку склонивши
И постепенно замедлив шаги,
Проникновенно смотрела на звезды,
Скорбно вздыхала в порывах тоски.
В взоре царицы ночных сновидений
Было так много таинственных дум,
Было так много мольбы и вопросов,
Был ее взгляд так печально-угрюм.
Ночь подходила все ближе и ближе…
Я уже видел в сияньи луны
Страстные очи, небрежные пряди,
Я уже чувствовал лунные сны.
— Ночь! — простонал я, влюбленный в царицу,
Чувствуя близкое счастье: О, ночь!
Что ты так смотришь на тусклые звезды?
Чем тебе могут те звезды помочь?
Ночь, вдруг заметив меня, потемнела,
Вздрогнула нервно, взглянула в глаза,
Чуть прояснилась и с горькой усмешкой
Гладила нежно мои волоса.
Я, очарован, стоял недвижимо…
Снова вздохнув, меня Ночь обняла, —
В жгучем лобзаньи уста наши слились,
Сблизились в пламени страсти тела.
— Счастье! — шептал, задыхаясь в блаженстве
Сердце сгорало в триумфе огня.
Ночь заметалась в испуге в объятьях,
Чувствуя близость идущего Дня.
У меня дворец двенадцатиэтажный,
У меня принцесса в каждом этаже,
Подглядел-подслушал как-то вихрь протяжный, —
И об этом знает целый свет уже.
Знает, — и прекрасно! сердцем не плутую!
Всех люблю, двенадцать, — хоть на эшафот!
Я настрою арфу, арфу золотую,
Ничего не скрою, все скажу… Так вот:
Все мои принцессы — любящие жены,
Я, их повелитель, любящий их муж.
Знойным поцелуем груди их прожжены,
И в каскады слиты ручейки их душ.
Каждая друг друга дополняет тонко,
Каждая прекрасна, в каждой есть свое:
Та грустит беззвучно, та хохочет звонко, —
Радуется сердце любое мое!
Поровну люблю я каждую принцессу,
Царски награждаю каждую собой…
День и ночь хожу по лестнице, завесу
Очередной спальни дергая рукой…
День и ночь хожу я, день и ночь не сплю я,
В упоеньи мигом некогда тужить.
Жизнь — от поцелуев, жизнь до поцелуя,
Вечное забвенье не дает мне жить.
Но бывают ночи: заберусь я в башню,
Заберусь один в тринадцатый этаж,
И смотрю на море, и смотрю на пашню,
И чарует греза все одна и та ж:
Хорошо бы в этой комнате стеклянной
Пить златистогрезый черный виноград
С вечно-безымянной, странно так желанной,
Той, кого не знаю и узнать не рад.
Скалы молят звезды, звезды молят скалы,
Смутно понимая тайну скал и звезд, —
Наполняю соком и душой бокалы
И провозглашаю безответный тост!..
Поет метель над тихо спящим бором;
Мерцает луч холодных, тусклых звезд;
Я еду в глушь, и любопытным взором
Смотрю на туч волнующихся рост.
Я еду в глушь, в забытую усадьбу,
На берега играющей реки.
Мне чудится, что леший правит свадьбу
Пируя у невесты, у Яги.
Мне чудится, что рядом пляшут бесы,
И ведьмы сзади водят хоровод;
Мне слышится в тоске мелодий леса
Порою песнь. Но кто ее поет?
Порою смех, порою восклицанье
Мне слышится, вселяя в душу страх.
Чье скорбное лицо встает в слезах?
Чье слышу я безумное рыданье?
Кто плачет здесь, здесь, в мерзлом царстве снега,
И почему здесь сотни голосов?
В ответ мечте я слышу топот бега
Своих коней да говор бубенцов.
Мне нравится унылая природа
Мне дорогого севера с красой
Свободного славянского народа
С великою и гордою душой.
Люблю леса я северных окраин,
Люблю моря, и горы, и тайгу.
Я — властелин над ними! Я — хозяин!
Я там дышать и властвовать могу!
Любовь моя! Лети к простору поля,
Где я порой на паре быстрых лыж
Лечу стрелой с хвалебным гимном воле,
С беспечностью, с какой летает чиж.
Лети, моя любовь, с поклоном к лесу,
Ты соснам вековым снеси привет:
Скажи, что не завидую я Крезу,
А тем, кто может жить в расцвете лет,
Когда бывает сердце нежно, — чутко,
Когда весною веет от души, —
В лесу глухом, где так отрадно-жутко,
В любимой мною северной глуши.
Я вас пою, волшебные пейзажи,
Бегущие при трепетной луне,
И вас пою я, звезды, — ночи стражи, —
Светящие в лесу дорогу мне.
И лес в одежде цвета изумруда,
И небо шатровидное из туч.
Пою тебя, моя царица Суда.
И песни звук победен и могуч.
Пою тебя, мой лес, — товарищ старый, —
Где счастье и любовь я повстречал,
И вас пою, таинственные чары
Любви, которой молодость отдал.
На север я хочу! На север милый!
Туда, туда, в дремучий хвойный бор,
Где тело дышит бодростью и силой,
Где правду видит радостный мой взор.
Мечты мне сказки нежно шепчут хором,
Пока я тихо еду через мост.
Поет метель над тихо спящим бором;
Мерцает луч холодных, тусклых звезд.