Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора:
Прозрачный воздух, день хрустальный,
И лучезарны вечера…
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто все—простор везде;
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Пустеет воздух, птиц не слышно боле;
Но далеко еще до первых зимних бурь,
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле.
Не движется ночная тень,
Высоко в небе месяц светит,
Царит себе и не заметит,
Что уж родился юный день,
Что хоть лениво и несмело
Луч возникает за лучом,
А небо так еще всецело
Ночным сияет торжеством.
Но не пройдет двух-трех мгновений,
Ночь испарится над землей,
И в полном блеске проявлений
Вдруг нас охватит мир дневной.
Обеих вас я видел вместе,
И всю тебя узнал я в ней:
Та ж тихость взора, нежность гласа,
Та ж прелесть утренняго часа,
Что̀ веяла с главы твоей!
И все, как в зеркале волшебном,
Все обозначилося вновь:
Минувших дней печаль и радость,
Твоя утраченная младость,
Моя погибшая любовь!
Вы не родились поляком,
Но шляхтич вы по направленью,
И русский вы, сознайтесь в том,
По Третьему лишь Отделенью.
Слуга влиятельных господ,
С какой отвагой благородной
Громите речью вы свободной
Всех тех, кому зажали рот!
Недаром вашим вы пером
Аристократии служили,
В какой лакейской изучили
Вы этот рыцарский прием?
И.
Все, что̀ сберечь мне удалось
Надежды, веры и любви,
В одну молитву все слилось:
Переживи, переживи!
ИИ.
Все отнял у меня казнящий Бог:
Здоровье, силу воли, воздух, сон,
Одну тебя при мне оставил Он,
Чтоб я Ему еще молиться мог.
В альбом княгини Т…ой.
(С французскаго).
Когда средь Рима древняго сооружалось зданье
(То̀ Нерон воздвигал дворец свой золотой),
Под самою дворца гранитною пятой
Былинка с Кесарем вступила в состязанье:
«Не уступлю тебе, знай это, царь земной,
И ненавистное твое я сброшу бремя».
— Как, мне не уступить? Мир гнется подо мной!—
«Весь мир тебе слугой, а мне слугою—время».
Впросонках слышу я — и не могу
Вообразить такое сочетанье,
А слышу свист полозьев на снегу
И ласточки весенней щебетанье.
Есть некий час всемирнаго молчанья,
И в оный час явлений и чудес
Живая колесница мирозданья
Открыто ка̀тится в святилище небес.
Тогда густеет ночь, как хаос на водах…
Безпамятство, как Атлас, давит сушу;
Лишь музы девственную душу
В пророческих тревожат боги снах!
Как тихо веет над долиной
Далекий колокольный звон,
Как шорох стаи журавлиной,
И в шуме листьев замер он.
Как море вешнее в разливе,
Светлея, не колышет день,
И торопливей, молчаливей
Ложится по долине тень.
Еще в полях белеет снег,
А воды ужь весной шумят,
Бегут и будят сонный брег,
Бегут, и блещут, и гласят…
Оне гласят во все концы:
«Весна идет, весна идет,
«Мы молодой весны гонцы,
«Она нас выслала вперед!»
Весна идет, весна идет,
И тихих, теплых майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней.
Безпомо̀щный и убогий,
И с усильем и с тревогой,
К вам пишу, с одра привстав,
И привет мой хромоногой
Окрылит пусть телеграф.
Пусть умчит его, играя,
В дивный, светлый угол тот,
Где весь день, не умолкая,
Словно буря дождевая,
В купах зелени поет.
О, арфа скальда, долго ты спала
В тени, в тиши забытаго угла;
Но лишь луны, очаровавшей мглу,
Лазурный свет блеснул в твоем углу,
Вдруг чудный звон затрепетал в струне,
Как бред души, встревоженной во сне.
Какой он жизнью на тебя дохнул?
Иль старину тебе он вспомянул,
Как по ночам здесь сладострастных дев
Давно минувший вторился напев?
Иль в сих цветущих и поднесь садах
Их легких ног скользит незримый шаг?