Злые дни для нас опять настали,
К горьким пыткам сердце приготовь:
Чистых духом прежде распинали,
Распинать теперь их будут вновь…
Не зови друзей, ушедших с боя,
Малодушных горько не кляни:
Из раба не сделаешь героя,
Пусть борцы останутся одни!..
Злые дни пришли к нам издалека,
Злые дни настигли нас в пути…
Но идти должны мы против рока…
Нам дорогу, солнце, освети!..
Пусть кругом звучат иныя песни,—
Наш призыв не заглушить врагам:
Для свободы родина воскресни!
За свободу дай бороться нам!
В ту ночь, когда кровавый месяц светит,
Уснуть боится дряхлая земля:
Слепой туман выходит на поля,
И там во тьме безмолвье смерти встретит.
В саду, беззвучно листья шевеля,
Внезапно ветер ужас тьмы заметить,
На зов души отчаяньем ответит,
О запоздалой помощи моля...
Пустынный край и мертвая дорога…
Тоска без грез… Ты, нищий дух, молчи!
Но, как молитвы, думы горячи,
И в сердце слез, безумных слез так много.
И страшно мне, — я слышу голос Бога:
«Раб! тверже будь, — надейся и ищи».
Часто снится мне собор старинный,
Черный купол в дымных облаках,
Вход закрытый колоннадой длинной,
Серый мох и плесень на стенах…
Тишина… Спят дряхлыя знамена…
Потускнели царския врата.
У подножья золотого трона
Кровь струею алой разлита…
Умирали боги все, как люди…
Так же умер тихий Назарей
И теперь лежит он в пыльной груде
Старых риз и восковых свечей…
В даль уходят медленные годы
И на все кладут свою печать…
И никто под сумрачные своды
Не придет, как прежде, отдыхать…
Тот, кто живет с ранних лет бедняком,
В тесной каморке, в грязи и в пыли,
Будет свободнаго счастья творцом
И властелином земли.
Надо железо ковать, добывать,
Бить молотком, подымать рычагом,
Чтобы счастливую долю узнать,
Чтобы смеяться потом.
Черныя тучи сбирает гроза…
Ветер срывает ненужную дверь…
Мелкая пыль разедает глаза…
Некогда медлить теперь...
Так и гуляет в руке молоток.
Ходить размашисто взад и вперед…
В кузнице старой дрожит потолок.
Ветхий колеблется свод.
«Птичка! птичка! Из отчизны дальней
Ты летишь. Что можешь мне сказать?»
«По твоей судьбе там все печальней
Плачет мать».
«Птичка! птичка! Под родною крышей
Ты жила. Ты мне несешь привет?»
«Никого там, — шепчет птичка тише, —
Больше нет».
«Ветер! ветер! Из родного края
Что несешь ты мне, скорей открой!»
«Гибнет брат твой в битве, призывая
К мести злой».
«Ветер! ветер! В радостной надежде
Не блеснул ли свет там через тьму?»
«Нет, я видел цепи, как и прежде,
Да тюрьму».
Он не ваш, хоть и рос в вашей черствой среде, —
Породнился он с нами в народной беде,
Наше знамя он нес, с нашим возгласом пал,
Умирая, он братьями нас называл.
Много славных разстреляно было тогда.
Всех, кого мы успели, сносили сюда.
И его принесли… Но в предсмертный свой час
Он ни словом, ни стоном не вспомнил о вас.
Сосчитайте кровавыя раны на нем,
Разсмотрите печаль на лице молодом…
Разве есть среди вас хоть один, чей венок
Оскорбить бы святой его смерти не мог.
Хмурыя сосны шумят под окном.
Ветер качает вершины их сонно.
Слышу, как шепчут оне монотонно
Все об одном, об одном:
«В скучном краю родились мы на свет.
В скучном краю счастья нет.
Серым ненастьем измучены мы,
Жизнь наша хуже тюрьмы.
Ждать и желать мы забыли давно,
Холодно нам и темно.
Здесь можно только страдать и терпеть,
Здесь хорошо умереть».
Хмурыя сосны шумят под окном.
Ветер качает вершины их сонно.
Слышу, как шепчут оне монотонно
Все об одном, об одном.
Город жестокий! Город безумный!
Проклятый всеми, никем не любимый!
Иду из страны я родимой
На праздник твой шумный —
С робким приветом и низким поклоном
Нив истощенных,
С ропотом смутным и сдержанным стоном
Всех угнетенных.
Город богатый! Город огромный!
Вести несу я из дальней дороги:
Пир свой справляй без тревоги, —
Тихо в стране моей темной.
Ходит там голод с нуждою суровой,
Люди жестокою долей забиты,
Нивы слезами и кровью политы,
Рабскою кровью — дешевой.
Тесныя улицы злы,
Все оне гневом обяты:
В холоде утренней мглы
В город вступают солдаты.
Ищут их взоры толпы,
Лица угрюмы и серы…
Клятву с них взяли попы,
Их повели офицеры.
С кровью по жилам бежит
Марш утомительно-четкий…
Мозг напряженный горит
Чадным угаром от водки…
Каждый насупленный дом
Смерть и безумье готовит.
Шопот враждебный кругом
Слух настороженный ловит…
Месть затаил не один…
Страшно становится вчуже…
Море затылков и спин,
Море сверкающих ружей.
В наш стан пришел, украшенный до плеч
Блестящими, как месяц, волосами,
Седой старик и выбрал острый меч
И положил свой посох перед нами,
Смотрел на нас потухшими глазами
И, молча, ждал, когда умолкнет речь —
О красоте тревожных, беглых встреч
С опасными и злобными врагами…
Умолкли мы, и дал он знак рукой, —
И боевую песню мы запели,
Она росла, как радостный прибой,
И, как мечи, угрозы в ней звенели…
А он стоял недвижный и немой,
Одни глаза его огнем горели.
Ждем весны в этот год мы без ярких цветов,
Без доверчивых песен волны говорливой.
Будет май, как раздумье страны сиротливой,
На могиле погибших борцов.
Не шелохнет река меж густых тростников,
Лес весенняго ветра поклоном не встретит,
Небесам на улыбку земля не ответит
Благовонным дыханьем лугов.
Так тепла еще скорбь тех безжалостных дней,
Так ярка еще память о пролитой крови, —
Словно призрак зловещий стоит наготове,
Жадно рвется в жилища людей.
Отлив! отлив!.. От берега седого,
Где роковой утес над бездною повис,
Куда я с валом шел в порыве гнева злого,—
Как слабое дитя, я был отброшен вниз.
Истерзанный об острые уступы,
Я опускаюсь вновь на сумрачное дно,
И около меня лишь грязный ил, да трупы
Товарищей моих, замученных давно.
С печальною волной по воле рока
Я поднимусь опять, когда проснется вал,
И выплыву наверх, свободно и высоко,
Чтобы разбиться вновь у неприступных скал.
С отощавших полей, с пашен Богом забытых,
Где работал наш дед под кнутом,
В город каменный бар белолицых и сытых
Ублажать и кормить мы идем.
Много нас, словно острой осоки в болоте,
Словно звезд в небесах голубых…
Изведем мы себя на фабричной работе:
Нашу долю погубим для них…
Но не хватит у бар ни заводов огромных,
Ни больниц, ни тюремных цепей,
Чтоб навек покорить всех забитых и темных,
Обездоленных жизнью людей.
Серое небо, тусклое небо опять,
Яснаго солнца за тучами вновь не видать.
Город проснулся; город, волнуясь, шумит.
Всем надоевшая, старая песня звучит.
То же сегодня, что было и будет всегда.
Жизнь в этом городе, точно в болоте вода:
Гибнет все свежее, темныя силы царят.
В высь поднимается едкий, удушливый чад.
Воздух кругом испареньем пропитан больным.
Серое, тусклое небо вечно над ним.
Голос вещий сердцу говорит,
Голос вещий сердце не обманет:
После ночи бурный день настанет
И грозою небо закипит…
Он еще неведом этот день,
Но из мрака будущаго грозно
Смотрит к нам тоскующая тень
То с враждой, то с мукой многослезной…
Тихих песен ласки молодой,
Прозвучавших в радостной надежде,
От меня не жди теперь, как прежде…
Песнь моя — призыв в неравный бой.
В клетке тесной чует волю птица,
Если ветер за окном шумит…
Пусть молчит холодная темница
И, как прежде, часовой стоит, —
В сердце нет ни страха, ни сомненья:
Загорелась жажда битвы в нем.
К нам донесся, как призыв сраженья,
Голос бури — отдаленный гром.
С замираньем я ему внимаю.
Говоришь ты: «Буря далека»…
Но она придет — я это знаю,
И к оружью тянется рука.
На черный уступ молчаливой и мертвой скалы
Один за другим опускались седые орлы,
Садились на камни и когти острили о них
И громко сзывали товарищей младших своих.
Тяжел, но уверен быль крыльев размеренный взмах,
И гневная сила сверкала в горящих глазах.
И вновь прилетавшаго криком встречали они:
«Товарищ! не медли! Приходят желанные дни!»
Словно думы огневыя,
Рвутся беглыя зарницы…
Бьются крылья золотыя.
Шумно мчатся колесницы.
Ужас черной ночи ближе:
Алой кровью путь окрашен.
Звезды падают все ниже
Над зубцами мертвых башен.
Красный запад весь в движеньи,
Слышен голос Саваоѳа:
«Час пришел для искупленья,
Будет новая Голгоѳа!»
Грустным звоном колокол разносит весть
И во тьме больной тревогою звучит:
Юных жертв, погибших сил не перечесть, —
Тот в неволю взят: другой в бою убит…
И страна, тоской обятая, молчит.
Только слышно: на дозор идут враги,
Только слышно: глухо колокол гудит,
Да смолкают одинокие шаги.
Мутныя, влажныя тени дрожат
В темных кустах.
Тихо и глухо деревья шумят,—
Мучит их страх…
Черная полночь ползет из кустов,
Скорбно глядит.
Можно ли Богу молиться без слов?
Сердце молчит…
Тучею месяц закрылся давно.
Звезд не видать…
Если вокруг, как в могиле, темно,
Что мне сказать?