Вдоль по морю, морю синему,
Ай да по морю Хвалынскому…
Хороводная песня— Ты волна моя, волна,
Уж ты что, волна, хмельна —
Что серебряная чарочка полна,
Золотая, что не выпита до дна!
Что под тучею, кипучая, шумна,
Что под бурею ты, хмурая, темна —
Ты почто встаешь, студеная, со дна,
Не качай, волна, суденышка-судна!
Ты прими-прими слезу мою, волна:
Ой, слеза моя горюча, солена —
Ой, серебряная чарочка полна,
Золотая, ой, не выпита до дна!
Ты волна, моя подруженька, волна,
Ты туманная морская глубина —
Не топи, волна строптивая, челна,
Ты не выплесни из чарочки вина:
Ой, серебряная чарочка полна,
Золотая да не выпита до дна.
Побывал Садко за горами,
Далеко он был за ярами,
За туманными озерами —
Воротился он с поклажею,
Он пригнал суда с товарами:
Вот Садко перед княгинею
Разметал пухи лебяжие,
Раскидал атласы синие
И в веселье белолицую
Потешает небылицею:
— Как у сама синя моря
Над волнами сели сидни,
Перед ними, шумны, сини,
Ходят волни на дозоре! —
А те сидни — старцы, старичи,
Им упали кудри на плечи,
А на кудрях венцы царские,
Великанские, бухарские —
Венцы с камнями лучистыми
С бирюзами, аметистами!
Гром им, старцам, кличет на ухо,
Да забиты уши наглухо,
Завалёны плечи камнями,
Поросли лесами давними!..
И шумят леса дремучие,
И стоят в лесах под тучею
Ели — пиками зелеными,
А дубы меж пик — знаменами!..
Дремлют сидни — старцы стареньки,
Вдоль ресниц растут кустарники:
Ой, в кустах ехидна злючая,
Пьет с очей слезу горючую —
А и очи с грустью, с кротостью,
Обведёны очи пропастью, —
Черной пропастью, провалами!..
А уста приперты скалами!..
Побывал Садко за горами,
Далеко он был за ярами,
За шумливыми озерами!..
Вот Садко перед боярами
Машет шапкою заморскою
В красном поясе, как в полыме:
Он катит речьми веселыми,
Серебро кидает горсткою
Да звенит писными чарами
Перед старыми гуслярами:
— Ой, бояры — седы бороды!
Ой, гусляры вы прохожие,
Станьте, стары, с песни молоды,
Станьте, девицы, пригожее!
…Разглядел Садко за старыми,
За седыми, белоусыми
Распознал царевну кроткую,
И запел Садко с кручиною,
На руках играя бусами:
— Вдоль по морю над пучиною
Корабли плывут за лодкою,
А молодке
Страшно в лодке,
В малой лодке страшно, боязно
Над пучиной синей, грозною:
Нагоняют ее молодцы,
Не женаты да не холосты —
А один сидит за чашею,
Море синее упрашивая:
«Гой ты море, море синее,
Ты, с пучиною-сестрицею,
С городами ее, весями!
Всё отдам тебе, всё кину я,
Отдарю тебе сторицею —
Серебром моим да песнями!
На могилу бати с маменькой
Вынь мне илу со дна тёмного —
Дна морского, белозёмного!
Еще вынеси жемчужину
Ради ручки белой, маленькой
Моей суженой, растуженой!»
Ой ты, море-мореваньице!
В тебе, море, спозараньица
Грозный вал гремит, как палица:
То-то молодец печалится,
То-то, чару выпиваючи,
Уронил он кудри на очи!..
— Корабль мой, корабель!
Корабль мне колыбель!
Легко мое кормило
И милее милой!
Ярки звезды в вышине,
Но в туманной тишине
За волной-могилой
Свет таится милый,
И в лучах иной зари
Жемчуга и янтари…
— Корабль мой, корабель!
Корабль мне колыбель!
А саван мой — ветрило,
А волна — могила!
Ты прикрой меня, прибой,
Пеленою голубой, —
Ты гони, прибой, гони
Сумрак в полуночи
И небесные огни
Мне склони на очи!
С снегов
И льдин,
С нагих плечей
Высоких гор
В сырой простор
Степей, лугов,
Полян,
Долин
Плывет туман,
Ночей
Убор —
Шатер
Седых богатырей.
В дальней, дальней стороне,
Где светает синева,
Где синеет Торова,
В красном лисьем зипуне
Выезжает на коне
Из грозовых туч Бова.
Колосится под луной
Звезд высоких полоса,
Под туманной пеленой
Спит приморская коса…
Облака как паруса
Над вспенённою волной…
И стучит студеный ключ
В звонком, горном хрустале,
И сверкает булава,
И, спускаясь по скале,
Выезжает из-за туч
К морю синему Бова…
Над пучиной на волне
Диво Дивное сидит,
Вдоль по морю на коне
Диво новое катит…
Озарилися луга,
Загорелися леса,
И согнулась в небеса
Разноцветная дуга…
В колесницу бьется вал
И среди пучин упал
В набегающий прибой
Край одежды голубой:
Скачет Диво и, гоня
Непокорного коня,
Отряхает с бороды
Волн бушующих ряды
И над утренней звездой
Машет шелковой уздой…
Пролетела бирюзою
Стая трепетных зарниц,
И серебряной слезою
С тихо дремлющих ресниц
Голубеющих небес
Месяц канул в дальний лес…
Вот у царственных палат
Море синее стоит,
У расписанных ворот
Водят волны хоровод
И Бова из тяжких лат
Коня досыта поит…
По хоромам на боках
Под туманом темный сад,
Облака в саду висят,
На пушистых облаках
Дуги-радуги горят…
Вот у самых у хором
Луг зеленый лег ковром;
На морские берега
Трубят медные рога,
Королевна в терему
Улыбается ему,
Белой ручкою зовет,
Манит коня к закрому,
Меру зерен подает.
Очи — свежая роса,
Брови — словно паруса,
Накрененные волной
Над прозрачной глубиной…
Речи — птичьи голоса,
Косы — темные леса,
И легка, как облака,
Белоснежная рука…
На пиру Бова сам-друг
Головой у белых плеч,
Отдал латы, лук и меч,
Пьет и ест из белых рук…
На шелковом поводу
Ходит конь в густом саду,
А седые сторожа,
Очи старые смежа,
Важно гладят у ворот
Вдоль серебряных бород…
На пиру Бова сам-друг,
Пьет и ест из белых рук,
Королевна в терему
Улыбается ему,
Подливает в чашу мед,
Тихо песенку поет:
— Я царевна-королевна,
В терему одна живу…
Полонила я недавно
Королевича-Бову.
Потерял он коня в сече,
Меч каленый заковал,
Его латами играет
Голубой, далекий вал…
Широко кругом, богато,
Всё одето в синеву,
Не скажу, кого люблю я —
Королевича-Бову!
Где лежит он — золотая
В небо выросла гора…
Я умру — велю насыпать
Рядом гору серебра!
Я царевна-королевна,
В терему одна живу,
Хоронила я недавно
Королевича-Бову…
Где гаснут звезды на заре,
Где рассветает синева,
Один в туманном серебре
Спит очарованный Бова…
Из очарованных кудрей
Течет серебряный ручей,
С его могучей головы
Волна широкая кудрей
Лежит в долинах меж травы
И стелется по дну морей…
Цветут цветы у алых губ,
Из сердца вырос крепкий дуб!
Высоко в небе дуб стоит,
Над ним, прозрачна и светла,
Корона звездная горит,
А корни омывает мгла
И глубина земли таит…
В его ветвях станицы сов
Жестокой тешатся игрой,
Когда вечернею порой
Они слетятся из лесов
Делить добычу над горой:
Так жутко слушать их полет,
Следить их медленную тень —
С их черных крыльв мрак плывет
Над снами дальних деревень,
Забывших навсегда Бову
И в снах своих, и наяву…
Кто молодец у нас, друзья и братцы?
Кого мы назовем, чтоб по нему
Другим не стыдно
Было поравняться
И не было б обидно никому? Чей гордый стан и стройную
Осанку
Своей чеканкой
Украшает меч?
Кто средь врагов
Всегда готов достойно
Слугою нашей родины полечь? В крови мечи и острые кинжалы,
Недвижны в алом
Озере пловцы:
Лежат
Бойцы,
Кружат
Щитов осколки,
Коней за чёлки
Тянут мертвецы… Глаза — в глаза… сердца, как копья, крепки…
Ломает копья в щепки
Смерть-карга,
Накидывая саваны на шлемы
Рукой знакомой
Старого врага.Кто, ястребом витая пред судьбою,
Погонит смерть со смехом
Пред собой,
В доспехах
Первым кинется для боя,
И, всех поздней, последним кончит бой? И кто ж,
Когда идет дележ
Добычи,
Без устали сражается с врагом,
Обходит войско спящее, в обычай
Заботясь о себе и о другом.И кто в большом и малом
Без посула —
Слуга аулу,
Хоть и не в долгу?
Кому под кровлей сакли одеялом
И ложем служит ненависть врагу? Кто силу, что всегда сечет
Солому,
С умом
И без обиды укорит?
И кто воздаст почет,
Хвалу другому
И о себе самом
Не говорит?
Кто в Хевсуретии, как солнце с неба,
Несет тепло такой же голытьбе,
Отдал кусок, сам не имея хлеба,
Одно оставив имя по себе… Так за кого ж мы здравицу подымем
И за кого вдвойне —
Душе в помин?
Кто поцелуй один
Своей любимой
Принял, как дар за раны на войне? Кто это ложу
Предпочел могилу,
Носилку тоже
Принял за коня,
А бурку — за плиту, а слезы милой —
За мерку рассыпного ячменя? Кому плач женщин смехом показался,
Кто в мир иной влетел с мечом
В руках,
На скакуне
С лучом,
Вплетенным в гриву,
Над кем счастливым
В облаках
В предсмертный час его раздался
Орлиный грозный клекот в вышине? Кого царь Грузии Ираклий старый
С собой посадит
Рядом
Сядет
Сам?
Кому, светя улыбкой и нарядом,
Прильнет Тамара
К неживым устам? Так вот кого мы вспоминаем хором!
Соасем не вас: бродяги, трусы вы!
На брюхо вы — коровы-ненажоры
И ишаки с ушей до головы! Едва ли в праздности вы пригодитесь
На что-нибудь хорошее кому,
И если б был такой меж вами витязь
Вы лопнули б от зависти к нему! В могилу смерть столкнет вас из презренья,
И настучитесь вы на том свету,
У горнего,
У зорнего
Селенья
Впервые разглядевши высоту!
Ты — герой
И в горних сенях
Ты к горе пришел горой…
Сохранив в своих коленях,
Как и в струнах, горный строй… Обессиленный цепями,
Вновь стоишь ты среди нас…
Держишь облако, как знамя,
Щуря выколотый глаз.И когда мы гроб открыли,
Где царили
Тлен и смерть,
Распластав над нами крылья,
Семь орлов вспарили
В твердь… Незадаром ждали песни
Скалы с облачной межи —
Снова,
Как листва, воскреснет
Слово
Певчее Важи… Мелкий щебень, теплый гравий
Растолкает в грудь тебя,
Снова кости ты расправишь
В пене горного ручья.Смертью скованные длани
Схватит дикий можжевель,
И в лице твоем проглянет
Снова розовый апрель.Вон высоко
И далеко
Гор тигриная семья,
И над нею слышен клекот —
Песня трубная твоя.И когда одно лишь слово
С высоты обвал стряхнет,
В камнях тур круглоголовый
Новым рогом прорастет… Это слово, нет, не слово:
Это — крупный частый град!
Это звон
Знамен
Багровых,
Это блеск и водопад! Нас оно, как дождь, взрастило,
Нам скрепило
Костяки,
Дало сердцу радость, силу
Влило
В мускулы руки.Это слово было
Криком,
Этародина — тюрьмой…
Но, сойдя в цепях в могилу,
Ты под знаменем великим
Возвращаешься домой.
Душа — как тесное ущелье,
Где страстный возгорелся бой,
А жизнь в безумьи и весельи
Стремглав несется пред тобой.И мир, теряясь далью в небе,
Цвета и запахи струит,
Но в ярком свете черный жребий
Для всех и каждого таит… Страшись в минуту умиленья
Меч опустить и взять цветок,
Тебя сомнет без сожаленья
Людской стремительный поток! Доверчиво вдыхая запах,
Впивая жадно аромат,
Погибнешь ты в косматых лапах,
Остановившись невпопад! Под этой высью голубою,
Где столько звезд горит в тиши,
Увы! — нам достаются с бою
Все наши радости души.Но вот… когда б мы не страдали,
Не проклинали, не клялись,
Померкли б розовые дали,
Упала бы бессильно высь… И кто бы захотел, с рожденья
Избегнув страшного кольца,
Прозреть до срока наважденье
В чертах любимого лица? Кто согласился бы до срока
Сменить на бездыханный труп
И глаз обманных поволоку,
И ямки лживые у губ? И потому так горек опыт,
И каждый невозвратен шаг,
И тщетен гнев, и жалок ропот,
Что вместе жертва ты и враг, —Что на исход борьбы напрасной
Падут в неведомый тайник
И образ юности прекрасный,
И оскорбительный двойник.
Грозный вихрь над землею несется,
Над землей, закабаленной злом.
Змеем огненным молния вьется,
Оглушительный сыплется гром.
Долго облачки в тучи копились,
Шли туманом седым от земли, ―
Долго слезы в народе таились,
Долго сердце народное жгли.
Долго молнии в тучках дремали
И молчал оглушительный гром;
Долго в гру́дях проклятья стихали,
И народ долго тяжким спал сном.
Но за тучками тучки все плыли,
Плыли, плыли… И вдруг с всех сторон
Грозной тучей они обложили
Серый, бледный, как смерть, небосклон.
Вихрь пронесся! Земля задрожала!
Разразился раскатистый гром ―
Молнья, точно змеиное жало,
Обвилася вкруг тучи кольцом.
Молньи искры на землю метали…
Точно пальцы могучей руки,
Они путы земли разрывали,
Что соткали во мгле пауки.
Вихрь несется над темною ночью,
Вырывает из груди земли
Ее смрадные гнойные клочья,
Что изели зловредные тли;
Разрывает чудовищ на части,
Что земле не давали вздохнуть,
Разрывает их жадные пасти,
Что впились глубоко в ее грудь.
Вихрь несется! Крушит без пощады!
Выжигает могучим огнем.
На развалинах этих громады
К облакам вознесутся потом.
Если б жил я теперь не за Пресней,
Где труба заслонилась трубой,
Ах, вот если… ещё бы раз если…
За ворота я вышел бы с песней
И расстался бы нежно с тобой! Я ушёл бы в туман на поляну
И легко перенёс бы обман…
И подплыла б луна, как беляна…
И всплыла бы звезда-талисман! А теперь эти дни как оглобли!
Словно скрип от колёс — эта жизнь!
Не навек ли тогда, не по гроб ли
Мы, не ведая слёз, поклялись? Кто же думал, что клятва — проклятье?
Кто же знал, что так лживы слова?
Что от нежного белого платья
На заплатки пойдут рукава? Юность, юность! Залётная птица!
Аль уж бороду мне отпустить?
Аль уйти и ни с кем не проститься,
Оглянуться с пути и простить? И страшусь я, и жду сам развязки…
И беглец я, и… скорый гонец!
Так у самой затейливой сказки
Нехороший бывает конец… И когда я в глаза тебе гляну,
Не поймёшь уж теперь… не поймёшь,
Что луна на ущербе — беляна
Аль из сердца исторгнутый нож?.. Ну и что ж? — Плакать тут, на народе,
Душу черпая с самого дна?
Всякий скажет: «Чудак или… вроде…
Видно, кость ему ломит к погоде,
И виски бередит седина!»
Я устал от хулы и коварства
Головой колотиться в бреду,
Скоро я в заплотинное царство,
Никому не сказавшись, уйду…
Мне уж снится в ночи безголосой,
В одинокой бессонной тиши,
Что спускаюсь я с берега плеса,
Раздвигаю рукой камыши…
Не беда, что без пролаза тина
И Дубна обмелела теперь:
Знаю я, что у старой плотины,
У плотины есть тайная дверь!
Как под осень, опушка сквозная,
И взглянуть в нее всякий бы мог,
Но и то непреложно я знаю,
Что в пробоях тяжелый замок!
Что положены сроки судьбою,
Вдруг не хлынули б хляби и синь,
Где из синих глубин в голубое
Полумесяц плывет, словно линь…
Вот оно, что так долго в печали
Всё бросало и в жар и озноб:
То ль рыбачий челнок на причале,
То ль камкой околоченный гроб!
Вот и звезды, как окуни в стае,
Вот и лилия, словно свеча…
Но добротны плотинные сваи,
И в песке не нашел я ключа…
Знать, до срока мне снова и снова
Звать, и плакать, и ждать у реки:
Еще мной не промолвлено слово,
Что, как молот, сбивает оковы
И, как ключ, отпирает замки.
Впереди одна тревога
И тревога позади…
Посиди со мной немного,
Ради Бога, посиди! Сядь до мною, дай мне руку,
Лоб не хмурь, глаза не щурь,
Боже мой, какая мука!
И всему виною: дурь! Ну и пусть: с чертой земною
Где-то слиты звезды, синь…
Сядь со мною, сядь со мною,
Иль навек уйди и сгинь! Завтра, может быть, не вспыхнет
Над землей зари костер,
Сердце навсегда утихнет,
Смерть придет — полночный вор.В торбу черную под ветошь
С глаз упрячет медяки…
Нет уж, лучше в прорубь! Нет уж,
Лучше к черту в батраки! Черт сидит и рыбку удит
В мутном омуте души…
Оттого, знать, снятся груди —
Счастья круглые ковши! Пьешь из них, как будто не пил
У судьбы из добрых рук,
Не ступал на горький пепел
Одиночеств и разлук, —Будто сердца жернов тяжкий
Никогда еще любовь
Не вертела, под рубашкой
Пеня бешеную кровь, —Словно на душе, на теле
Нет еще ее помет!
Нет тебя на самом деле,
Друг мой, не было и нет! Но пускай ты привиденье,
Тень твоя иль ты сама,
Дай мне руку, сядь хоть тенью,
Не своди меня с ума.
Я тешу и лелею грусть,
Один брожу по дому
И не дивлюсь, и не дивлюсь
На ясном небе грому… У всех у нас бывает гром
В безоблачной лазури,
И сердце ходит ходуном
От беспричинной дури.От вздорных мимолетных слез
Никто, никто не слепнет,
И жизнь, как с дождика овес,
Корнями только крепнет.И после нехороших слов,
С которых враг зачахнет,
За тыном луговой покров
И роща гуще пахнет.Но вот когда без глупых бурь
Неведомо откуда
Вдруг с сердца опадет лазурь,
Как старая полуда, Когда на миг застынет кровь,
С лица сойдет улыбка, —
Без слов поймешь, что не любовь,
А велика ошибка.Что по ошибке роковой,
Все проворонив сроки,
Безумный год сороковой
Встречаешь одинокий.Что за такую уйму лет,
Лишь вынутый из рамки,
И схожесть сохранил портрет,
И две счастливых ямки, —И глаз поддельную эмаль
Из-под узорной шали…
Но мне не жаль теперь, не жаль
Ни счастья, ни печали.Всему пора, всему свой час —
И. доброму, и злому…
И пусть луны лукавый глаз
Кривится из-за дома!
Свет вечерний мерцает вдоль улиц,
Словно призрак, в тумане плетень,
Над дорогою ивы согнулись,
И крадется от облака тень.Уж померкли за сумраком хвои,
И сижу я у крайней избы,
Где на зори окно локовое
И крылечко из тонкой резьбы.А в окно, может, горе глядится
И хозяйка тут — злая судьба,
Уж слетают узорные птицы,
Уж спадает с застрехи резьба.Может быть, здесь в последней надежде
Все ж, трудясь и страдая, живут,
И лампада пылает, как прежде,
И все гостя чудесного ждут.Вон сбежали с огорка овины,
Вон согнулся над речкою мост —
И так сказочен свист соловьиный!
И так тих деревенский погост! Все он видится старой старухе
За туманом нельющихся слез,
Ждет и ждет, хоть недобрые слухи
Ветер к окнам с чужбины принес.Будто вот полосой некошеной
Он идет с золотою косой,
И пред ним рожь, и жито, и пшёны
Серебристою брызжут росой.И, как сторож, всю ночь стороною
Ходит месяц и смотрит во мглу,
И в закуте соха с бороною
Тоже грезят — сияют в углу.
Пригрезился, быть может, водяной,
Приснился взгляд — под осень омут синий!
Но, словно я по матери родной,
Теперь горюю над лесной пустыней… И что с того, что зайца из куста
Простой ошибкой принял я за беса,
Зато, как явь, певучие уста
Прослышал я в немолчном шуме леса! Мне люди говорят, что ширь и даль
За лесом сердцу и глазам открылась,
А мне до слез лесной опушки жаль,
Куда ходил я, как дьячок на клирос! Жаль беличью под елью шелуху
И заячьи по мелколесью смашки…
Как на мальчишнике засевшую ольху,
Одетую в широкие рубашки! Жаль стежки лис, наброшенные в снег,
Как поднизи, забытые франтихой,
И жаль пеньки и груды тонких слег,
Накрытых синевою тихой… Вздохнуть на них присядет зимний день
И смотрит вниз, не подымая взгляда…
И тень от облака да я, как тень,
Бредем вдвоем по дровяному складу… А мужикам, не глядя на мороз
Приехавшим за бревнами на ригу,
Я покажусь с копной моих волос
Издалека похожим на расстригу!
Любовь — неразумный ребенок —
За нею ухаживать надо
И лет до восьми от пеленок
Оставить нельзя без пригляда.От ссоры пасти и от брани
И няню брать с толком, без спешки.
А чтоб не украли цыгане,
Возить за собою в тележке! Выкармливать грудью с рожденья,
А спать класть у самого сердца,
На стол без предупрежденья
Не ставить горчицы и перца! А то может так получиться,
Что вымажет ручки и платье
И жизнь вся пропахнет горчицей,
А с горечью что ж за объятья! И вот за хорошим уходом
Поднимется дочь иль сынишка —
И брови крутые с разводом,
И щеки как свежие пышки! Но так, знать, положено нам уж,
Что счастью не вечно же длиться:
И дочь может выскочить замуж,
И может сынок отделиться! Ребенок же слабый и хилый,
Во всем обойденный судьбою,
С тобой доживет до могилы
И ляжет в могилу с тобою! С ним только вот, кроме пеленок,
Другой не увидишь отрады:
Любовь — неразумный ребенок,
Смотреть да смотреть за ней надо!
Душа моя, как птица,
Живет в лесной глуши,
И больше не родится
На свет такой души.По лесу треск и скрежет:
У нашего села
Под ноги ели режет
Железный змей-пила.Сожгут их в тяжких горнах,
Как грешных, сунут в ад,
А сколько бы просторных
Настроить можно хат! Прости меня, сквозная
Лесная моя весь,
И сам-то я не знаю,
Как очутился здесь, Гляжу в безумный пламень
И твой целую прах
За то, что греешь камень,
За то, что гонишь страх! И здесь мне часто снится
Один и тот же сон:
Густая ель-светлица,
В светлице хвойный звон, Светлы в светлице сени,
И тепел дух от смол,
Прилесный скат — ступени,
Крыльцо — приречный дол, Разостлан мох дерюгой,
И слились ночь и день,
И сели в красный угол
За стол трапезный — пень… Гадает ночь-цыганка,
На звезды хмуря бровь:
Где ж скатерть-самобранка,
Удача и любовь? Но и она не знает,
Что скрыто в строках звезд!..
И лишь с холма кивает
Сухой рукой погост…
Улюсь, Улюсь, лесная речка,
Ты увела меня в леса,
С одной веревочной уздечкой,
С луконцем звонкого овса.Вчера коня ловил-ловил я:
Хотел с полос возить снопы —
И вот набрел по чернобылью
На невозвратные тропы.Меж кочек шуркнули дорожки.
И я один и не боюсь.
Ой, сколько пьяники, морошки
По мху разбросила Улюсь.И словно манит тонкой кистью
Черемухи росяный куст,
И слышится мне шорох листьев
И шопот человечьих уст: Останься здесь, сбери бруснику,
Малину в сумку собери
Да помолись златому лику
Неугасающей зари.Здесь на тебя былые предки
Глядят, склонивши седины,
И в думы их вплелися ветки
И в быль несгаданные сны.Здесь до зари у тихой речки
Горит всю ночь звезда-огонь,
А для твоей простой уздечки
Пасется золотистый конь.Здесь сквозь туман синеют села,
Пылает призрачная Русь.
Останься ж здесь в плену веселом,
В лесу у голубой Улюсь.
Я иду, за плечами с кошёлкою,
С одинокою думой своей,
По лесам, рассыпаясь и щёлкая,
Запевает весну соловей.Попадают мне странницы, странники,
Как и я, все идут не спеша.
Зацветают поля и кустарники,
И моя зацветает душа.Вот село, не берёзах скворешники, —
Ручейки у закуток журчат, —
И так весело с ними в орешнике
Затаилася песня девчат… Под вечернею, розовой дымкою,
Когда дремлет весенняя Русь,
Я пройду по селу невидимкою
И у крайней избы постучусь.В изголовье усталого пахаря,
После страдного, вешнего дня,
Сны воркуют, как дикие вяхири,
И никто не окликнет меня… На краю под резной боковушею
Невидимкою я постою,
Постою, воркованье послушаю
И в пути в забытьи запою.А как мину канаву за нивою,
Словно к ласковой матери сын,
Я склонюсь головою счастливою
Средь семьи говорливых осин…
Опять, опять родная деревенька,
Коса и плуг, скрипун-отец и мать;
Не знаешь сам, пройдёт в работе день как
И рано лень как поутру вставать.Гляжу в окно за дымчатые прясла
И глаз от полусонья не протру.
Река дымит, и розовое масло
Поверх воды лоснится поутру.Уж младший брат в сарае сани чинит,
За летний зной обсохли переда,
И, словно пена в мельничной плотине,
Над ним журчит отцова борода: «Немного седнясь только хлеба снимем,
А надо бы тебя — пора! — женить».
И смотрит вдаль: за садом в синем-синем
С гусиным криком оборвалась нить.В уме считает, сколько ржи и жита,
И загибает пальцы у руки,
А яблоки из рукавов расшитых
За изгородку кажут кулаки.«Дорога, видно, за зиму захрясла,
Как раз покров-то встретим на снегу».
Гляжу в окно — за дымчатые прясла —
И долго оторваться не могу.
День и ночь златой печатью
Навсегда закреплены,
Знаком роста и зачатья,
Кругом солнца и луны!.. День смешал цветок с мозолью,
Тень морщин с улыбкой губ,
И, смешавши радость с болью,
Он и радостен и груб!.. Одинаково на солнце
Зреют нивы у реки
И на пальцах заусенцы
От лопаты и кирки!.. Расточивши к каждой хате
Жар и трепет трудовой,
Грузно солнце на закате
Поникает головой!.. Счастлив я, в труде, в терпеньи
Провожая каждый день,
Возвестить неслышным пеньем
Прародительницы тень!.. К свежесмётанному стогу
Прислонившися спиной,
Задремать с улыбкой строгой
Под высокою луной… Под ее склоненной тенью,
В свете чуть открытых глаз,
Встретить праздник сокровенья
И зачатья тихий час!.. Чтоб наутро встать и снова
Выйти в лоно целины,
Помешав зерно и слово —
Славу солнца и луны!
Всегда найдется место
Для всех нас на погосте,
И до венца невесту
Нехорошо звать в гости… У червяка и слизня
И то всё по укладу,
И погонять ни жизни,
Ни смерти нам не надо! Всему пора и сроки,
И каждому страданью
У матери жестокой —
У жизни оправданье! И радость и кручина,
Что горько и что сладко,
Пусть всё идет по чину,
Проходит по порядку!.. И потому страшнее
Нет ничего уловки,
Когда себе на шею
Кладут петлю веревки… Страшны пред ликом смерти
В отчаяньи и скуке
С запискою в конверте
Опущенные руки!.. Пусть к близким и далеким
Написанные кровью
Коротенькие строки
Исполнены любовью —Всё ж в роковой записке
Меж кротких слов прощенья
Для дальних и для близких
Таится злое мщенье.Для всех одна награда,
И лучше знают кости,
Когда самим им надо
Улечься на погосте!
Когда вглядишься в эти зданья
И вслушаешься в гул борьбы,
Поймешь бессмыслицу страданья
И предвозвестия судьбы… Здесь каждый знает себе цену
И слит с бушующей толпой,
И головой колотит в стену
Лишь разве глупый да слепой… Здесь люди, как по уговору,
Давно враги или друзья,
Здесь даже жулику и вору
Есть к человечеству лазья! А я… кабы не грохот гулкий
Безлунной полночью и днем,
Я в незнакомом переулке
Сказал бы речь пред фонарем… Я высыпал бы сотню жалоб,
Быть может, зря… быть может, зря.
Но так, что крыша задрожала б,
Потек бы глаз у фонаря!.. Я плел бы долго и несвязно,
Но главное — сказать бы мог,
Что в этой мути несуразной
Несправедливо одинок!.. Что даже и в родной деревне
Я чувствую, как слаб и сир
Пред непостижностию древней,
В которой пребывает мир.