За то, что нет благословения
Для нашей сказки — от людей;
За то, что ищем мы забвения
Не в блеске принятых страстей;
За то, что в сладостной бесцельности
Мы тайной связаны с тобой;
За то, что тонем в беспредельности,
Непобежденные Судьбой,
За то, что наше упоение
Непостижимо нам самим;
Начало жизни, это — утро Мая,
Ее конец — отравленный родник.
Предсмертным бурям вечности внимая,
Дух человека в ужасе поник.
В устах, ко лжи привыкших, сдавлен крик.
Позор паденья ярко понимая,
Ум видит алчных духов адский лик.
Тоска — везде — навек — тоска немая.
Могильным блеском вспыхнул серный зной,
И души, как листы цветов лесные,
Под старым дубом я сидел.
Кругом тепло, светло.
А старый дуб гудел и пел.
Я заглянул в дупло.
Там был пчелиный дикий рой.
Они жужжат, поют
Красавец леса вековой
Минутный дал приют.
Не также ль мы жужжим, поем
В пещерах мировых?
СонетКак ясен август, нежный и спокойный,
Сознавший мимолетность красоты.
Позолотив древесные листы,
Он чувства заключил в порядок стройный.В нем кажется ошибкой полдень знойный, -
С ним больше сродны грустные мечты,
Прохлада, прелесть тихой простоты
И отдыха от жизни беспокойной.В последний раз, пред острием серпа,
Красуются колосья наливные,
Взамен цветов везде плоды земные.Отраден вид тяжелого снопа,
А в небе журавлей летит толпа
Удвоены влагой сквозною,
Живя неземной белизною,
Купавы на небо глядят.
И дремлют прибрежные травы,
И внемлют их вздохам купавы,
Но с ними вздохнуть не хотят.На озере, тихом и сонном,
Наскучив путем раскаленным,
Качается огненный лик, -
То Солнце, зардевшись закатом,
На озере, негой объятом,
Золотая звезда над Землею в пространстве летела,
И с Лазури на сонную Землю упасть захотела.
Обольстилась она голубыми земными цветами,
Изумрудной травой и шуршащими в полночь листами.
И, раскинувши путь золотой по Лазури бездонной,
Полетела как ангел — как ангел преступно-влюбленный.
Чем быстрей улетала она, тем блистала яснее,
И горела, сгорала, в восторге любви пламенея.
И, зардевшись блаженством, она уступила бессилью,
И, Земли не коснувшись, рассыпалась яркою пылью.
Есть мною струй в подлунном этом мире,
Ключи поют в пещерах, где темно,
Звеня, как дух, на семиструнной лире,
О том, что духам пенье суждено.
Нам в звонах наслаждение одно,
Мы духи струн мирских на шумном пире.
Но вам, врагам, понять нас не дано,
Для рек в разливе надо русла шире.
Жрецы элементарных теорем,
Проповедей вы ждете от поэта?
Ни ревности, ни скуке, ни злословью,
Моей души живой я не предам.
Блуждая по несчестным городам,
Одним я услажден всегда — любовью.
Мой ум увлек меня к Средневековью,
Ко дням служенья тающим мечтам.
И, крестоносец, годы я отдам,
Чтоб розы снов зарделись алой кровью.
Моей! Моей! Неверных больше нет
В пустыне — все смешавших — долгих лет
Тропический цветок, багряно-пышный арум!
Твои цветы грозят ликующим пожаром.
Твои листы горят, нельзя их позабыть,
Как копья, чья судьба — орудьем смерти быть.
Цветок-чудовище, надменный и злоокий,
С недобрым пламенем, с двуцветной поволокой.
Снаружи блещущей сиянием зари,
Светло — пурпуровой, — и черною внутри.
Губительный цветок, непобедимый арум,
Я предан всей душой твоим могучим чарам.
Красивый зверь из тигровой семьи,
Жестокий облик чувственной пантеры,
С тобой я слит в истомном забытьи,
Тебя люблю, без разума, без меры.
Я знал давно, как властны все химеры,
Я предал им мечтания мои,
Но ты даешь мне сладость новой веры,
Даешь мне знать о новом бытии.
Различности в слиянии едином,
Кошачья мягкость, с женской красотой,
Увечье, помешательство, чахотка,
Падучая, и бездна всяких зол,
Как части мира, я терплю вас кротко,
И даже в вас я таинство нашел.
Для тех, кто любит чудищ, все находка,
Иной среди зверей всю жизнь провел,
И как для закоснелых пьяниц — водка,
В гармонии мне дорог произвол.
Люблю я в мире скрип всемирных осей,
Крик коршуна на сумрачном откосе,
Розе дремлется, не спится,
Серебрится в ней роса,
С Неба дальнего струится
Первых блесков полоса.
Тем сияньем перевита,
В круглый храм свой — луч приняв,
Капля влаги, с Небом слита,
Розу нежит между трав.
Капля ласковая блещет,
Переливка в ней игра,
Я окружён огнём кольцеобразным,
Он близится, я к смерти присуждён, —
За то, что я родился безобразным,
За то, что я зловещий скорпион.
Мои враги глядят со всех сторон,
Кошмаром роковым и неотвязным, —
Нет выхода, я смертью окружён,
Я пламенем стеснён многообразным.
Месяц, Месяц, зачем ты мне дан?
Ты неясно мне светишь в ночах.
Ты застывший потухший вулкан.
Месяц, Месяц, зачем сквозь туман
Ты застылый внушаешь мне страх?
Ветер, Ветер, зачем средь ветвей,
Очерченных осенней порой,
Ты шуршишь все странней и странней?
Ветер, что ж в этой песне твоей,
Или только играешь ты мной?
Есть намеки тайные
В будничных вещах.
Есть необычайные
Пропасти в сердцах.
В той же ежедневности,
Где томишься ты,
Дышат бури гневности,
И цветут цветы.
Краткое мгновение
Может пронести
Но разве тучи не рабы?
СлучевскийНет рабства в мире, если все — одно.
Сам создал я неправду мирозданья,
Чтоб было ей в грядущем суждено,
Пройдя пути измены и страданья,
Вернуться вновь к таинственной черте,
Где примет все иные очертанья,
Где те же мысли — вот, уже не те.
Так серые пары, покинув травы,
Возносятся к безмерной высоте,
Вы меня прогоняли сквозь строй,
Вы кричали: «Удвой, и утрой,
В десять раз, во сто раз горячей,
Пусть узнает удар палачей».
Вы меня прогоняли сквозь строй,
Вы стояли зловещей горой,
И горячею кровью облит,
Я еще, и еще, был избить.
Но, идя как игрушка меж вас,
Я горел, я сгорал, и не гас.
Опрокинулось Небо однажды, и блестящею кровью своей
Сочеталось, как в брачном союзе, с переменною Влагой морей.
И на миг вероломная Влага с этой кровью небесною слита,
И в минутном слияньи двух светов появилася в мир Афродита.
Ты не знаешь старинных преданий? Возмущаясь, дивишься ты вновь,
Что я двойственен так, вероломен, что люблю я мечту, не любовь?
Я ищу Афродиту. Случайной да не будет ни странно, ни внове,
Почему так люблю я измену и цветы с лепестками из крови.
Окопы древние, Змеиные валы,
Извивно-тяжкие мечты подземной мглы,
Кругосоздания из марева бесов,
Как перебраться к вам? — Через бездонный ров.
Созвездья слитные, вы, гроздья высоты,
Змеиноликости, и ты, Луна, и ты,
Звезда Вечерняя, венец свершенных дней,
Где путь к вам? — Чрез эфир, в котором нет путей.
О, души женские, плененные мечтой,
Вы, сочетавшие змеиность с красотой,
Индийский тотем — жуткий знак,
Резная сложная колонна.
Из зверя — зверь. Кто друг, кто враг,
Не разберешь. Здесь все — уклонно.
Друг друга держат все во рту,
Убийца — каждый, и убитый.
Грызя, рождают красоту,
Глядят бесовски-волчьей свитой.
Уста, и пасти, и глаза,
Зверинокрылость, чудо-рыба.
Я — в стране, что вечно в белое одета,
Предо мной — прямая долгая дорога.
Ни души — в просторах призрачного света,
Не с кем говорить здесь, не с кем, кроме Бога.
Все что было в жизни, снова улыбнется,
Только для другого, — нет, не для меня.
Солнце не вернется, счастье не проснется,
В сердце у меня ни ночи нет, ни дня.
Но еще влачу я этой жизни бремя,
Но еще куда-то тянется дорога.
Ты пришла, как приходит весна,
Расцвела, как весенний цветок.
И в душе у меня тишина,
Хоть теперь от тебя я далёк.
Тишина и созвучие строк,
И дрожанье, и пенье мечты.
Ты нежна, как воздушный намёк,
Ты нежна, как ночные цветы.
В красоте музыкальности,
Как в недвижной зеркальности,
Я нашел очертания снов,
До меня не рассказанных,
Тосковавших и связанных,
Как растенья под глыбою льдов.
Я им дал наслаждение,
Красоту их рождения,
Я разрушил звенящие льды.
В тот миг расставанья в нем умерло что-то,
Он с нею был взглядом, не с нею душою.
А в ней лишь одна трепетала забота:
«О, если б могла я быть вечно с тобою!»
Лицо у нее лишь на миг исказилось,
Она, холодея, сдержала рыданья.
«Прощай», у обоих в душе проносилось,
И он ей с улыбкой сказал. «До свиданья!»
В тот миг расставанья, как ветер свободный,
Он только и ждал, чтоб скорей удалиться.
Мне чужды ваши рассуждения: —
«Христос», «Антихрист», «Дьявол», «Бог».
Я нежный иней охлаждения,
Я ветерка чуть слышный вздох.
Мне чужды ваши восклицания: —
«Полюбим тьму», «Возлюбим грех».
Я причиняю всем терзания,
Но светел мой свободный смех.
Вы так жестоки — помышлением,
Вы так свирепы — на словах.