Я осень убиваю в городе,
Распластываю святотатственно,
Привыкший различать в аккорде
Ее лесов зов некий явственно.
Из обволакиваний осени
В былые годы — ясно помнится —
Я песни создавал на озере,
Когда душа была паломница.
Лик девственный проституирован
Моей души бездарным городом,
Но все ж его победа — Пиррова
Над тем, кто был и будет гордым.
Мне тяжело. Унынье без просвета,
Когда-то в сердце бедное легло.
Душа моя любовью не согрета.
Мне тяжело.
Мне тяжело. Не надо мне причины. —
Пусть в жизни мне упорно не везло,
Пусть я погряз в болоте злобной тины. —
Мне тяжело.
Мне тяжело. Что с сердцем — сам не знаю,
Теченьем жизни радость унесло,
И что надежду в счастье я теряю —
Мне тяжело.
Вглубь извилистой тропинки
Я иду из пустоты
Поля снежного. Цветы
Мая сердца пьют росинки.
Грезы вьются, как снежинки,
И снежинки, как мечты.
Я иду в дремоту леса
Бредить сказкою небес,
Сказкой той, что бредит лес,
Как невинная принцесса.
День был хмур, угрюм и гневен;
Ночь спустилась на поля;
Звезды — точно рой царевен,
А рабыня их — земля…
Вервэна, устрицы и море,
Порабощенный песней Демон —
Вот книги настоящей тема,
Чаруйной книги о святом Аморе.
Она, печалящая ваши грезы,
Утонченные и бальные,
Приобретает то льняные,
То вдруг стальные струнные наркозы.
Всмотритесь пристальнее в эти строки:
В них — обретенная утрата.
И если дух дегенерата
В них веет, помните: всему есть сроки.
Спит белая вешняя яблоня.
Ей любо, как девушке, грезить.
Что, в зеркале неба корабль луня,
Восходит тоскующий месяц.
Плывет над землею он алчною,
Во влажном скользит малахите.
Он дышит дыханием яблочным
И сердце ее он похитил.
О грезы! К нему вы зареяли…
Вас месяц приветливо встретил…
Вам знойно, — просите о веере, —
И жар вам овеерит ветер.
Живи, Живое! Под солнца бубны
Смелее, люди, в свой полонез!
Как плодоносны, как златотрубны
Снопы ржаные моих поэз!
В них водопадят Любовь и Нега,
И Наслажденье, и Красота!
Все жертвы мира во имя Эго!
Живи, Живое! — поют уста.
Во всей вселенной нас только двое,
И эти двое — всегда одно:
Я и Желанье! Живи, Живое!
Тебе бессмертье предрешено!
Ожили снова желанья:
Воспоминаний папирус
Снова ветреет, как парус,
И в бирюзе умиленья
Призрак слияния вырос.
Блекло-сафировый ирис
Вяло поет новолунье,
Льется душа снова через, —
Слова желанья.
Мысли, как сон, испарились
В прямости жизненных линий;
Долго со Злом мы боролись,
Отдых найдем в Аполлоне.
Снова сердца разгорелись,
Слова желанья!
Дорину-Николаеву
Качнуло небо гневом грома,
Метнулась молния — и град
В воде запрыгал у парома,
Как серебристый виноград.
Вспорхнула искорка мгновенья,
Когда июль дохнул зимой —
Для новых дум, для вдохновенья,
Для невозможности самой…
И поднял я бокал высоко, —
Блеснули мысли для наград…
Я пил вино, и в грезах сока
В моем бокале таял град
Но это же, ведь, беспримерность:
Глумясь, святыни топчет в грязь,
Едва исчезла суеверность —
Единственная с небом связь!..
Не зная сущности религий, —
Любви, — боясь одних расплат,
Он веровал, влача вериги,
В чертей, сковороду и ад…
Итак, вся вера — страх пред казнью.
Так вот каков он, пахарь нив!
Воистину богобоязнен,
А думали — боголюбив…
Пойдем, Маруся, в парк; оденься в белый цвет
(Он так тебе идет! ты в белом так красива!)
Безмолвно посидим на пляже у залива, —
Пойдем, Маруся, в парк; оденься в синий цвет.
И буду я с тобой — твой рыцарь, твой поэт,
И буду петь тебя восторженно-ревниво:
Пойдем, Маруся, в парк! Оденься в алый цвет:
Он так тебе к лицу! ты в алом так красива!
Б.М. ЛотаревуВо сне, убаюканном ночью,
Я видел изнеженный юг,
Где греза доступна воочью,
Где нет ни морозов, ни вьюг.
Был пир захмелевшего лета,
Цветочков и крылышек сбор,
И ты, как мечта для поэта,
Сняла для меня свой убор…
А утром: за окнами слякоть,
Мгла, холод, и вьюга, и снег.
Как грустно! как хочется плакать
О сне, преисполненном нег!
Я не живу душой на свете,
Хотя реально в нем живу;
Но где мой край, где шири эти, —
Я вам навряд ли назову.
Мне непонятна жизнь земная,
Темна, ненужна и гадка;
Зачем мне жить — не понимаю:
Я здесь без чувств, без языка…
Ведь жизнь души моей — в пространстве,
Ни на земле, ни на луне,
Ни в миге и ни в постоянстве,
Но царства злобного — извне.
П.А. Ларионову.Мне что-то холодно… А в комнате тепло:
Плита натоплена, как сердце нежной лаской.
Я очарован сна загадочною сказкой,
Но все же холодно, а в комнате тепло.
Рассудок замер. Скорбь целует мне чело.
Таинственная связь грозит своей развязкой,
Всегда мне холодно… другим всегда тепло!..
Я исчервлен теплом, как сердце — едкой лаской…
На нашу дорогу встречать выхожу я тебя, —
Но ты не приходишь… А сердце страдает, любя…
Я все ожидаю: вот-вот ты прорежешь листву
И мне улыбнешься опять наяву-наяву!
Отдашься… как прежде, отдашься! даруя, возьмешь.
Но ты не приходишь и, может быть, ты не придешь.
А я на дороге, на нашей встречаю тебя!
А я тебе верю!.. И мечется сердце, любя…
Я мечтаю о том, чего нет
И чего я, быть может, не знаю…
Я мечтаю, как истый поэт, —
Да, как истый поэт, я мечтаю.
Я мечтаю, что в зареве лет
Ад земной уподобится раю.
Я мечтаю, вселенский поэт, —
Как вселенский поэт, я мечтаю.
Я мечтаю, что Небо от бед
Избавленье даст русскому краю.
Оттого, что я — русский поэт,
Оттого я по-русски мечтаю!
Я, разлоконив волосы русые,
Ухватила Петьку за ушко,
В него шепнула: «тебя я скусаю»:
И выпила бокал Клико.
Успокоив его, благоматного,
Я дала ему морковки и чайку
И, закричавши: «Всего приятного!»,
Махнула серной по лужку.
Муж приехал с последним автобусом —
Будничный, потертый манекен:
Я застонала, и перед образом
Молила участи Кармен!..
Если с нею — как храм, природа.
Без любимой — она тюрьма.
Я за марку улов свой отдал:
Без обеда — не без письма.
Я пишу ей, что трижды встретил
Без нее — и я жив? — закат,
Что не надо рождаться детям,
Если ждет их, как нас, тоска.
Что для счастья большой и белой
И единственной, как земля,
Я не знаю, чего не сделал,
Но я знаю, что сделал я!
Нарцисс Сарона — Соломон —
Любил Балькис, царицу Юга.
Она была его супруга.
Был царь, как раб, в нее влюблен.
В краю, где пальмы и лимон,
Где грудь цветущая упруга,
Нарцисс Сарона, Соломон,
Любил Балькис, царицу Юга.
Она цвела, как анемон,
Под лаской царственного друга.
Но часто плакал от испуга,
Умом царицы ослеплен.
Великолепный Соломон…
Я полюбил ее зимою
И розы сеял на снегу
Под чернолесья бахромою
На запустелом берегу.Луна полярная, над тьмою
Всходя, гнала седую мгу,
Встречаясь с ведьмою хромою,
Поднявшей снежную пургу.И, слушая, как стонет вьюга,
Дрожала бедная подруга,
Как беззащитная газель; И слушал я, исполнен гнева,
Как выла злобная метель
О смерти зимнего посева.
Не верь, не верь, обманутая мной
Весной
Однажды,
Не утоляй моей порочной жажды.
Пусть стон души, стон каждый
Звучит свирелью кровяной:
Не верь, обманутая мной.
Не верь, но жди. Приду — гони, но верь.
Измерь
Мученье.
Мне сладким будет в скорби заточенье,
И пусть твое презренье
Откроет в злое сердце дверь.
Не верь, не верь… Приду, — поверь.