Любовь сильна, как смерть,
Прекрасна, как утренняя заря.Эленшлегер.
Вот, солнце склонилось на лоно морское
И рдеет, пылая любовным огнем.
И смолкло все… Нет! никаким языком
Нельзя передать, что таится в покое
Земли умиленной, и как, шелестя
Под ветром, головки свои наклоняют
Малютки-цветы и тихонько лобзают
Друг-друга, от всех свои грезы тая…
И темно-зеленый камыш обнимает
Залив, где колышется лодка; на ней
Восторженный юноша с милой своей;
Он молча глядит, он блаженно страдает…
А небо везде отражает свой свет:
В глазах, в синеве, в засыпающем море…
Но самое светлое небо — во взоре
Безумцев, которых счастливее нет…
Когда ж в небесах мириады мерцают
Светил, так что кажется, — небо сквозит,
И думы твои, как и звезды, блуждают
В обителях духа — увы! говорит
Тебе твое сердце: дитя ты!.. Но строго
Глядишь ты, как муж вдохновенный, и вот,
Ты мыслишь, ты любишь, ты веруешь в Бога
И духа ища, дух твой в небе живет.
Все сильней и сильней опьяняющий запах цветов;
поднялись над травой вереницы ночных мотыльков;
то луна — не луна, — точно светит далекий пожар.
Разлился́ по волнам засверкавшим белеющий пар…
Иль туман в океан от меня уползает змеей?
Иль видений ночных выступает обманчивый рой?
Города ли встают, острова ли по морю вдали?
Иль за темной волной убегают на юг корабли?
Тихо меркнет заря; все бледнее, бледнее волна,
под зарей золотой полосами синеет она.
Как по той по волне великаны на битву летят;
веют перья в выси, красным полымем латы блестят.
Великаны идут; то — Валгаллы великой жильцы,
по далеким морям знаменитые силой бойцы.
Вот сошлись — понеслись, и оружье, блистая, гремит,
и далеко молвы изумленное эхо летит…
Из-за них поднялись за громадой громады опять,
грозно с ветром пошли по туманному небу гулять.
И куда-то пошли, где-то стали с летучей грозой,
где колосья шумят под дождем освеженной волной.
Ф. Берг.
Как устал я, мама, если бы ты знала!
Сладко я уснул бы на груди твоей…
Ты не будешь плакать? Обещай сначала,
Чтоб слезою щечки не обжечь моей.
Здесь такая стужа, ветер воет где-то…
Но зато как славно, как тепло во сне!
Чуть закрою глазки — света сколько, света,
И гурьбой слетают ангелы ко мне.
Ты их видишь?.. Мама, музыка над нами!
Слышишь? Ах, как чудно!.. Вот он, мама, вот,
У кроватки — ангел с белыми крылами…
Боженька, ведь, крылья ангелам дает?..
Все цветные кру́ги… Это осыпает
Нас цветами ангел: мамочка, взгляни!
А у деток разве крыльев не бывает?
Или уж в могилке вырастут они?
Для чего ты ручки сжала мне так больно
И ко мне прильнула мокрою щекой?
Весь горю я, мама… Милая, довольно!
Я бы не расстался никогда с тобой…
Но уж только, мама, ты не плачь — смотри же!
Ах, устал я очень!.. Шум какой-то, звон…
В глазках потемнело… Ангел здесь… все ближе…
Кто меня целует? Мама, это он!
Печалить я должна — всех, с кем живу,
Стремясь к тому, чего сама не знаю.
Живые сны я вижу наяву,
Но жизнь любя, я к смерти взор склоняю.
Мои мечты повсюду — об одном:
Уснуть и вечно спать холодным сном.
Когда, устав, притихнет вод волненье,
Хочу я быть на дне морском, вдали,
Лежать и видеть каждое мгновенье,
Как надо мной проходят корабли,
И сладко спать в зеленой колыбели,
Забыв земные бури и метели.
Когда ж встает за валом дикий вал,
Когда ворчат свирепые буру́ны,
Меня влечет — спрыгнуть с прибрежных скал,
В душе звучат загадочные струны,
На гребнях волн мне хочется уснуть,
Соленый запах брызг в себя вдохнуть.
Как труп, земля должна парчой прикрыться
Весной одеться в мантию цветов,
А море вечно дышит — и стремится
Раздвинуть ширь далеких берегов,
Оно всегда самим собой прекрасно,
Таинственно, непобедимо, властно.
На Рейне!
Где, обви́т лозой кудрявой,
Старый замок величаво
Отражается в потоке;
Колокольный звон далекий
Раздается по волнам, —
Доведется ль быть мне там?
В Париже!
Там базар цветов найду я,
Лувр роскошный осмотрю я,
Пред Вандомскою колонной
Прах почту Наполеона,
Погуляю по садам; —
Но придется ль быть мне там?
В Швейцарии!
Где глубокие озера,
До небес восходят горы;
На утесах дремлют тучи;
И альпийский рог певучий
Раздается по лесам, —
Доведется ль быть мне там?
В Валенсии!
Где весною небо дышит,
Ветр лимонный цвет колышет,
Где, смягчая дух мятежный,
Переливы песни нежной
Улетают к небесам, —
Доведется ль быть мне там?
В Данию!
Где летят в струе воздушной
Облака грядой послушной,
Где живут воспоминанья,
Где волшебные преданья
Про минувшие года —
Всей душой стремлюсь туда!
Среди высоких пальм, верблюды издалека
Доро́гой тянутся; они нагружены́
Дарами щедрого властителя страны,
Несут богатый груз сокровища востока.
Властитель этот дар назначил для того,
Кто не искал наград и жил среди лишений,
Кто стал отрадою народа своего
И славой родины… Он найден, этот гений,
Великий человек, кто низкой клеветой
И завистью людской отправлен был в изгнанье.
Вот бедный городок: измученный нуждой,
Изгнанник здесь нашел приют и состраданье.
Но что там впереди? — Из городских ворот
Покойника несут навстречу каравану.
Покойник тот убог; за ним нейдет народ,
Он в жизни не имел ни золота, ни сана.
То был холодный труп великого певца,
Умершего в нужде, изгнаньи и печали, —
То сам Фирду́си был, которого искали…
Тернистый славы путь прошел он до конца!
Блеск вижу необятный, и мысль смелей летит!
Свет, свет необяснимый, мои глаза слепит!
В усильях мощных духа поник я головой…
Свободнее на сердце, яснее мыслей строй…
И крылья, крылья воли, даны нежданно мне,
Несусь быстрее мысли к надзвездной вышине!
В лазо́ревых пространствах мне звезд не сосчитать!
И Божий лик я вижу… его не описать!
Бессмертье ощущаю во всем, в своей груди!
Весь мрак и все туманы остались позади,
И ясно познаю я сердца́ людей других…
Все не́мощны, все слабы, но нет совсем дурных!
О, если б можно было в сердцах людей читать
При жизни, здесь, и раньше, чем станешь умирать!
Как знали бы мы ближних, чтоб все и вся прощать!
Зачем же только в смерти дано нам познавать?
И вот я умираю… душа моя вольна…
Стремленья в ней и трепет… и мир и тишина!
* * *
Пастушок пасет овец;
Трон его — пенек сосновый,
Месяц — кованый венец,
Солнце — плащ пурпурный, новый.
Он стоит, мечтой обят,
Долго смотрит на закат:
Сердце бьется… Молвить проще,
Горяча́ младая кровь —
Ах, любовь
Краше всех деревьев в роще!
Загрустила невзначай
В мрачном замке королевна;
Что ей шелк и горностай! —
Доля девичья плачевна.
Мысль летит, как пташка, вдаль;
Но пройдет ее печаль:
Сердце бьется… Молвить проще,
Горяча́ младая кровь —
Ах, любовь
Краше всех деревьев в роще!
Есть из замка тайный ход,
В темный лес бежит тропинка…
Жук шепнул: «она придет!»
— «Вот она!» шуршит былинка.
Свищут пташки и Эол:
— «Он нашел ее, нашел!»
Сердце бьется… Молвить проще,
Горяча младая кровь —
Ах, любовь
Краше всех деревьев в роще!
Родил двенадцать деток год.
Пущу их аттестаты в ход!..
Январь — сын первый, он не глуп:
От стужи прячется в тулуп.
Гуляка-брат его, Февраль;
Рублей на масленой не жаль.
А Март пачкун и нравом дик;
В грязи валяться он привык.
Апрель простужен и для нас
Его улыбки — ряд гримас.
Май с доброй славою знаком.
Но и его бранят тайком.
Июнь сули́т мильон чудес
И манит в поле нас да в лес.
Июль порой обдаст дождем,
Но урожай мы славный ждем.
Украсит Август все сады:
Повсюду ягоды, плоды!..
Сентябрь-художник: по плечу
Ему леса рядить в парчу.
Октябрь хандрит: он зол и хмур,
Что лето кратко чересчур.
Ноябрь трубит в волшебный рог,
И в бурю вихрь нас валит с ног.
Декабрь в углу, в тепле сидит
И деток «елкой» веселит.
Высоко́ держал, как знамя,
Я кудрявую главу!
Соков жизненное пламя
Ствол делил с детьми-ветвями,
Разодетыми в листву.
Гордых деток не бранили
И не били палачи!
Выполняя без усилий
Труд свободный, ветви пили
Утра влагу и лучи.
Мысль отцовская бессменно
И любовь их берегла.
И мечтал я вдохновенно:
Милых деток непременно
Ждут великие дела!
Каждой ветви мачтой стройной
Суждено над морем встать,
Плыть по бездне беспокойной
И в холодный край, и в знойный —
И себя там показать!
Всех ветвей тринадцать было,
И одна лишь, — о позор! —
Только в метлы поступила!
Три других, увы! насилу
Были приняты в забор…
К остальным неумолима
Доля горькая была!
Печь их жадно приняла.
Разлетелась струйка дыму
И осталась… лишь зола!..
Поэт
Как грущу я, одинокий,
Про себя любовь тая!
Сердцу милая далеко:
Ей чужда печаль моя.
Амур
Ободрись, не плачь, не сетуй:
Стих твой — злато и жемчу́г…
И Амур всегда поэту
Покровитель был и друг.
Поэт
Говорить с ней не могу я,
Жизнь из глаз ее впивать;
И, как ласточка, тоскуя,
Близ око́н ее порхать;
Видя сердце в милом взоре,
Гнать сомнения недуг!..
Ах, любовь мою и горе
Позабудет милый друг.
Амур
Ободрись, не плачь, не сетуй:
Ты счастливее других.
Ведь позволено поэту
Говорить в стихах своих.
Напиши же диво-строки,
Как страдаешь ты любя.
Кто поймет твои намеки?
Но она поймет тебя.
Напечатай их: для света
Выйдет только том стихов,
Для нее же — я поэта
Разясню смысл тайный слов.
Аист на юг улетел, воробей его занял гнездо,
Вянет лист, падают ягоды спелой рябины на землю;
Холодно, сыро, туманно, и в роще уж рубят дрова;
Ходит по рыхлому полю крестьянин, работая плугом;
В поле над ямой крото́в одинокая ласточка вьется,
Жмется в тростник на болоте, о пеньи забывши и думать;
Падают капли холодные, крупные с веток деревьев.
Память о прошлом жива—и щемит одиночество сердце.
Точно как в море безбрежном пред грозною бурей,
В царстве природы немое затишье повсюду настало.
Бури оно предвещает, и скоро они разразятся,
Лес обнажится, напомнит собой корабельные мачты.
Видно унынье повсюду, затихли и радость, и скорби,
Замерло сердце природы, дышавшей величьем и силой.
В огнях зари алеют облака, —
На посох оперши́сь, стою я, молча, в поле;
Над сердцем тень, и свет, и смутная тоска:
Так лебедь молодой один грустит, грустит на воле!
В душистой мгле, окрест, вверяюся мечтам
И чувствую наплыв святых воспоминаний;
Я душу распахнул и небу, и цветам —
Так жутко — хорошо!.. но грудь полна рыданий.
Молитвенная тишь! и вдруг, с родных могил,
Где мрак обемлет персть, нашедшую забвенье,
Как сладкий говор струн, как глас небесных сил,
Пернатого певца струится вдохновенье.
Туманный серп луны печально льет лучи,
А звуки говорят: когда он вновь родится,
Ты крепко будешь спать в таинственной ночи,
И небывалый сон в земле тебе приснится!
* * *
Покров рассеялся туманный,
Весна! Вольнее дышит грудь,
И ветерок благоуханный.
И солнца луч — зовет нас в путь,
Рождая смутную тревогу!..
Поднимем парус, и — вперед,
Без колебаний, в путь-дорогу!
Кто путешествует — живет.
Умчимся мы быстрее птицы
На крыльях пара далеко́.
Как вешних тучек вереницы
Кругом сменяются легко,
Бегут пред нами прихотливо
Иные страны, небеса…
Какое счастье — в час прилива
Поднять свободно паруса!
Я слышу пташки щебетанье,
В окно стучит она крылом!
Скорей! Умчимся за теплом
И светом истинного знанья!
Сорвем рукою смелой плод
Всего, что дивно и прекрасно!
Поднимем парус! Небо ясно!
Кто путешествует — живет!
Не в силах я медлить… бежит мой покой, —
Влечет меня к сече кровавой.
Светло́ наше знамя, его Всеблагой
Покроет нетленною славой.
Века ты, о Дания, мощной была,
Но буря недаром ревела:
Ты дрогнула… Ныне даль снова светла;
О, слишком ты долго терпела!
Мы дышим отвагой; не властны над ней
Врагов разяренных угрозы;
Щиты наши лилий весенних белей,
Мечи наши стра́шны, как грозы.
Мой дух закален, весь я полон огня…
Спасибо, о мать, что пред битвой
От тайных тревог и сомнений меня
Святой оградила молитвой!
Прощайте ж, друзья! Отлетел мой покой,
Влечет меня к сече кровавой.
Светло́ наше знамя — его Всеблагой
Покроет бессмертною славой.
Х.К.Андерсон
Последняя песнь поэта
Перевод А. Майкова
Оригинал здесь—http://www.sky-art.com/andеrsеn/poеtry/44_1_ru.htm
Час пришел—так бери же, неси меня, Смерть,
В беспредельные области духа!
Без расспросов—куда? я прошел путь земной,
Изволением свыше ведомый…
Что я людям давал,—я давал не свое,
А что было мне подано свыше,
И не знал, не считал, не ценил, что даю.
Пел, как Божья в поднебесье птичка…
До свиданья ж, друзья! Мир цветущий, прощай!
С благодарной душой вас покину—
Славя Бога за все, что мне дал—что мне даст—
В бесконечном пути к совершенству!..
Уноси ж меня, Смерть, над пучиной времен,
Ближе—ближе все—к Вечному Свету!
Вьется змейкою дорожка;
Покосившийся немножко
На́бок домик там стоит.
Дверь с петлей слететь грозит;
Словно щурятся оконца
От лучей вечерних солнца.
Вьются ласточки… Щенок
Лает, глядя на порог.
На пороге, улыбаясь
И с ребенком забавляясь,
Мать-красавица сидит;
На щеках заря горит.
Мальчуган здоровьем дышит
И румянцем так и пышет.
Он совсем не хочет спать!
По ножонкам толстым мать
Бьет его за то шутливо.
Кот преважно, молчаливо
Дремлет… Ах, какой испуг!
На нос муха села вдруг!
Цап! — Не будь такой задорной! —
И опять, что твой придворный
Развалился, — важный вид!
А дитя как ангел спит!..
И день и ночь — царят попеременно.
Безмолвен лес. Не дышит ветерок.
Но есть сердца, где мрак царит бессменно,
Где никогда не заблестит восток.
О, ниспошли Создатель милосердный,
Всем жаждущим, всем страждущим — покой,
Чей дух не спит, тревожный и усердный,
Всем, кто скользит над бездною морской.
Кто, бедный, утомленной головою,
Там глубоко́, в угрюмых рудниках,
Склоняется над жилой золотою,
И чахнет в черном мраке, как в тисках.
Всех, кто не знал блаженного мгновенья, —
В чьем сердце — месть, чьи скудны шалаши, —
Пролей бальзам целебного забвенья,
Всех успокой, всех бурных утиши!
Графчик встретил нечаянно Грету-красу:
Землянику она собирала в лесу.
Земляника чудесная, алого цвета…
— «Что за встреча! — вскричал он. — Ну, милая Грета
Я тебе помогу, помогу!»
— «Я одну уж нашел! Как свежа, как чиста!
Что за вкусная ягодка… эти уста!
Что красавица ты — лишь тебе неизвестно…
Ничего! Как приятель — охотно и честно
Я тебе помогу, помогу!..»
Рос терновник вблизи… Отчего-то стремглав
Графчик в куст полетел и забился, упав…
Скрылась Грета, «спасибо» сказав не без смеха!
Куст колючий, щетинистый… То-то потеха!
Вот тебе «помогу, помогу!..»
Час пришел — так бери же, неси меня, Смерть,
В беспредельные области духа!
Без расспросов — куда? я прошел путь земной,
Изволением свыше ведомый…
Что я людям давал, — я давал не свое,
А что было мне подано свыше,
И не знал, не считал, не ценил, что даю.
Пел как Божья в поднебесьи птичка…
До свиданья ж, друзья! Мир цветущий, прощай!
С благодарной душой вас покину —
Славя Бога за все, что мне дал — что мне даст —
В бесконечном пути к совершенству!..
Уноси ж меня, смерть, над пучиной времен,
Ближе — ближе все — к Вечному Свету!