Родил двенадцать деток год.
Пущу их аттестаты в ход!..
Январь — сын первый, он не глуп:
От стужи прячется в тулуп.
Гуляка-брат его, Февраль;
Рублей на масленой не жаль.
А Март пачкун и нравом дик;
Высоко́ держал, как знамя,
Я кудрявую главу!
Соков жизненное пламя
Ствол делил с детьми-ветвями,
Разодетыми в листву.
Гордых деток не бранили
И не били палачи!
Выполняя без усилий
Труд свободный, ветви пили
Колодец вырыт подле дома.
Подходит Лизочка к нему,
Глядит, задумавшись невольно,
В его таинственную тьму.
Малютке мама говорила,
Что в том колодце есть приют
Иль магазин такой, откуда
Порою деток достают…
Зажигают на елке нарядной огни,
А за дверью заветною дети толпятся
И смеются, и к скважине шумно теснятся…
О, как бьются сердца, как блаженны они!
Их отцы также счастливы нынче и юны…
Только я… О, зачем вас, уснувшие струны,
Пробуждать! Ведь на радость беспечную их
Я в замерзшие окна могу любоваться:
Подышу на стекло — и начнут расплавляться
Ледяные узоры цветов ледяных.
Солнце садится, и небо алеет закатом,
В копнах стоящее сено полно ароматом,
В воздухе пляшут и хором жужжат комары.
Тихо косарь утомленный подходит к деревне.
Гордо поо́даль курган возвышается древний;
Там, нарушая затишье вечерней поры,
Юность резвится, и всплескам веселого смеха
Вто́рит над лугом и сонными рощами эхо…
К дому причетника пышный склоняется бук.
Через кладби́ще путь лежит,
Кресты чернеют, снег блестит,
Скрыв ряд могил от взора;
Старик-пасто́р домой идет,
Луна над церковью встает, —
Наступит полночь скоро.
В сияньи месячных лучей,
Стоит малютка у дверей;
Бледна, глядит несмело.
Живу я в тишине, в тени долины влажной,
Где резвые стада пасутся под горой,
И часто с пастухом внимаю стон протяжный
Влюбленных голубей вечернею порой.
Когда ж его свирель звучит о счастье нежно,
И Филис падает на грудь к нему — небрежно
Я возле мыльные пускаю пузыри,
Где блещет радуга прощальная зари…
На сумрачной скале, где старый замок дремлет,