Устаю на берегу я,
Бремя чувствую годов;
Рвусь я в море, молодею
Там вдали от берегов.
И когда, вконец усталый,
Успокоюсь в вечном сне,
Вы меня, окутав флагом,
Смело вверите волне.
Ведь Господь меня, коль хочет,
На морском отыщет дне!
Я знаю две звезды — лучистей звезд небесных,
Две розы видел я — прекрасней роз земных.
Упала чистая слеза с тех звезд прелестных,
Рассыпавшись росой на розах молодых.
И сердцем полюбил я их красу живую,
Она дороже мне и неба и земли…
Ужель напрасно я надеюсь и тоскую?
Ужели розы те и звезды не мои!..
Ты улыбнулась мне улыбкой светлой рая…
Мой сад блестит в росистых жемчугах, —
И на тебе, жемчужиной сверкая,
Одна слеза дрожит на лепестках.
То плакал эльф о том, что вянут розы,
Что краток миг цветущей красоты…
Но ты цветешь, — и тихо зреют грезы
В твоей душе… О чем мечтаешь ты?..
Ты вся — любовь, — пусть люди ненавидят! —
Как сердце гения, ты вся — одна краса, —
А там, где смертные лишь бренный воздух видят, —
Там гений видит небеса!..
Час пришел—так бери же, неси меня, Смерть,
В безпредельныя области духа!
Без разспросов—куда? я прошел путь земной,
Изволением свыше ведомый…
Что я людям давал,—я давал не свое,
А что было мне подано свыше,
И не знал, не считал, не ценил, что даю.
Пел как Божья в поднебесьи птичка…
До свиданья-ж, друзья! Мир цветущий, прощай!
С благодарной душой вас покину—
Славя Бога за все, что мне дал—что мне даст—
В безконечном пути к совершенству!..
Уноси-ж меня, смерть, над пучиной времен,
Ближе—ближе все—к Вечному Свету!
Час пришел — так бери же, неси меня, Смерть,
В беспредельные области духа!
Без расспросов — куда? я прошел путь земной,
Изволением свыше ведомый…
Что я людям давал, — я давал не свое,
А что было мне подано свыше,
И не знал, не считал, не ценил, что даю.
Пел как Божья в поднебесьи птичка…
До свиданья ж, друзья! Мир цветущий, прощай!
С благодарной душой вас покину —
Славя Бога за все, что мне дал — что мне даст —
В бесконечном пути к совершенству!..
Уноси ж меня, смерть, над пучиной времен,
Ближе — ближе все — к Вечному Свету!
Аист на юг улетел, воробей его занял гнездо,
Вянет лист, падают ягоды спелой рябины на землю;
Холодно, сыро, туманно, и в роще уж рубят дрова;
Ходит по рыхлому полю крестьянин, работая плугом;
В поле над ямой крото́в одинокая ласточка вьется,
Жмется в тростник на болоте, о пеньи забывши и думать;
Падают капли холодные, крупные с веток деревьев.
Память о прошлом жива—и щемит одиночество сердце.
Точно как в море безбрежном пред грозною бурей,
В царстве природы немое затишье повсюду настало.
Бури оно предвещает, и скоро они разразятся,
Лес обнажится, напомнит собой корабельные мачты.
Видно унынье повсюду, затихли и радость, и скорби,
Замерло сердце природы, дышавшей величьем и силой.
Пусть осуждают
Мои стихи
И в них находят
Везде грехи.
Пусть даже скажут,
Коли хотят,
Что то́ из Гейне
Лишь плагиат.
Пускай и вправду
Сходны они,
Тому виною
Лишь Бог любви!
Над колыбелью лампада горит:
ночью, в тиши безмятежной,
мать молодая над сыном сидит,
смотрит на спящего нежно.
— «Спи, ненаглядный! пока над тобой
носятся светлые грезы…
Кто мне откроет: что в жизни земной
ждет тебя — радость, иль слезы?»
По лесу ветер завыл, за окном
каркает ворон дубравный:
— «Твой ненаглядный в овраге лесном
будет мне пищею славной.»
Ф. Миллер.