Апрель приходит на землю
Днем.
Утром его еще нет.
Утром лужи забиты льдом.
На снегу еще
Чей-то след.
Это утром.
А днем от следа
Не останется и следа.
Рассмеявшаяся вода
Вдруг напомнит,
Что скоро лето.
О, апрель, ты, как юность,
Чист.
Откровенен, непостоянен…
Мир своим порази сияньем,
Первым ливнем
Над ним промчись!
Опять за тёмными очками
Я не увидел ваших глаз.
И недосказанность меж нами
Незримо разлучает нас.
А может, вы нарочно прячете
Свои глаза…
Не дай-то бог,
Чтоб кто-то их увидеть мог.
Когда грустите вы иль плачете.
Но вы словам моим не вняли,
Ушли за тёмные очки,
Боясь,
Когда душа в печали,
Чужого взгляда иль руки.
Деревья инеем покрыты.
И лес, понурившись, стоит,
Как будто холодок обиды
В своем молчании таит.
Еще нет снега…
Только иней.
И нет зимы, а стынь одна.
И ствольный град,
Казалось, вымер —
Такая в граде тишина.
Все впереди — снега, метели…
И лес несется в эту даль,
Уже предчувствуя веселье
Сквозь уходящую печаль.
Мне непонятна злая зависть,
Когда любой чужой успех,
Тебя, по сути, не касаясь,
И гонит сон, и гасит смех.
О, эти маленькие войны
И самолюбий и обид!
И мы уже в поступках вольны,
Покуда совесть сладко спит.
И похвала уже — как ребус,
Где твой успех — скорей вина.
Ах, эта мелкая свирепость
Того смешного грызуна!
У мужчины должен быть характер.
Лучше, если тихий,
Словно кратер,
Под которым буря и огонь.
У мужчины должен быть характер,
Добрый взгляд
И крепкая ладонь.
Чтобы пламя сердце не сожгло,
Можно душу отвести на людях,
Лишь бы в сердце не копилось зло.
У мужчины должен быть характер.
Если есть
Считай, что повезло.
Не уезжаю из России,
Не покидаю отчий дом,
Хотя чиновничье засилье
Переношу уже с трудом.
С трудом переношу их чванство,
Необразованность и лень.
Они себе сказали: «Властвуй!»
И этим заняты весь день.
А толку от потуг их мало.
Но так сложилось на Руси,
Что показуха нормой стала,
Поскольку правда не в чести.
Горьких глаз твоих колдовство,
Как болезнь из меня выходит.
Возле имени твоего
Чуда в сердце не происходит.
Я прошел твою ворожбу
По своей, не по чьей-то воле.
Поменяли мою судьбу,
Как кассету в магнитофоне.
Доиграли мы до конца.
Перематывать — смыслы нету.
Тихий свет твоего лица
Лег печалью на ту кассету.
Последние дни февраля
Неистовы и искристы.
Еще не проснулась земля,
А тополю грезятся листья.
И вьюга, как белый медведь,
Поднявшись на задние лапы,
Опять начинает реветь,
Почуяв восторженный запах.
Я все это видел не раз.
Ведь все на земле повторимо.
И весны пройдут через нас,
Как входят в нас белые зимы.
Я первый свой автограф
Дал в семнадцать лет.
Такому же юнцу,
Влюбленному в поэзию.
Не думал я тогда,
Что буду стар и сед.
Живя в стихах и празднично,
И весело.
А время шло…
И сквозь его туман
Я вслушиваюсь в жизнь свою,
Как в песню.
И мальчикам даю автографы для мам,
Для их бабуль —
Теперь моих ровесниц.
Ты ищешь меня
Только в дни одиночества.
Когда никого —
Ни в душе, ни вблизи.
А мне утешать тебя
Больше не хочется,
Хоть это и любят
У нас на Руси.
И я не хочу заполнять
Этот вакуум —
Меж будущим счастьем
И счастьем былым.
Ты ждешь, чтоб мы вместе
Грустили и плакали.
А радостный день
Для тебя неделим…
В тебе есть что-то неземное.
Ты не из нашей суеты,
И что случается со мною.
Когда ко мне приходишь ты?
В тебе есть что-то неземное.
Ты —
Словно ангел меж людьми.
И я души твоей не стою,
Не стою я твоей любви.
В тебе есть что-то неземное.
Возьми меня в свою страну.
Перед тобою и собою
Я искуплю свою вину.
Две монеты мы в море бросим,
Чтоб вернуться вдвоём сюда.
Ждёт тебя золотая осень,
Ждут меня холода.
Возвращаюсь в своё ненастье,
Чтоб о солнце твоём грустить.
Не дано ещё людям власти
Юг и Север соединить.
Поцелуй меня на прощанье.
Вытри слёзы и улыбнись.
Увожу твоё обещанье.
Оставляю мольбу:
«Вернись…»
Красота —
Неповторимый дар.
Подари мне
Добрый взгляд
На память.
Как идёт твоим глазам
Загар.
И к улыбке так идёт
Румянец.
Из метро
Ты поднялась
Наверх,
Белая берёзка
Среди верб.
Подари мне
Свой счастливый смех.
Окажи мне
Княжескую милость:
Если можешь
Обними при всех,
Убеди,
Что ты мне не приснилась.
Откуда эта в нём гордыня?
Взгляд свысока.
В усмешке рот.
Ну, понимаю.
Было б имя.
Или ума невпроворот.
А то ведь кроме кабинета
И чина
Мало что и есть.
Но, к сожалению, за это
Ему оказывают честь.
И лесть замешивают в речи.
Готовы гнуться пополам.
И всё при нем:
Больная печень,
Машина,
Дурь
И фимиам.
Как важно вовремя уйти.
Уйти,
Пока ревут трибуны.
И уступить дорогу юным,
Хотя полжизни впереди.
На это надо много сил —
Уйти
Под грустный шепот судей.
Уйти,
Покуда не осудят
Те, кто вчера боготворил.
И лишь соперник твой поймёт,
Сорвав удачливые кеды,
Что был великою победой
Тот неожиданный уход.
Смотрю на портрет камеристки
Она молода и строга.
Смотрю без надежды и риска
Меж нами века и века.
Глядит она гордо и грустно.
И думает что-то своё.
Но словно бы все мои чувства
В глазах отразились её.
И что-то её беспокоит
И мучает, видно, давно.
Как будто бы видит такое,
Что нам увидать не дано.
«Что такое любовь, скажи мне…» —
Робко спросил меня
Друг мой юный.
Я ответил ему —
«Узнаешь…»
«Что такое любовь, скажи мне…» —
Тихо спросил меня дед угрюмый.
Я ответил с улыбкой —
«Вспомни…»
«Что такое любовь, скажи мне…»
Глухо спросил меня
Мой ровесник.
Я ему ничего не ответил.
Лишь пожалел его.
Наше время ушло…
Это мы задержались.
Потому что Россия без нас
Пропадет.
Мы свободой уже
Допьяна надышались
И не раз заслоняли ее от невзгод.
Наше время ушло…
Мы чуть-чуть задержались.
Потому что с себя не снимаем вину.
Как мое поколенье унизила
Жалость,
Так унизили бедностью
Нашу страну.
Роберту Рождественскому
Все суета…
И вечный поиск денег,
И трата их, и сочиненье книг.
Все суета.
Но никуда не денешь
Своей тоски,
Протяжной, словно крик
Не я один живу в такой неволе,
Надеясь на какой-нибудь просвет.
Мы рождены, чтоб сказку сделать
Болью.
Но оказалось, что и сказки нет.
Когда душа твоя
устанет быть душой,
Став безразличной
к горести чужой,
И майский лес
с его теплом и сыростью
Уже не поразит
своей неповторимостью.
Когда к тому ж
тебя покинет юмор,
А стыд и гордость
стерпят чью-то ложь, —
То это означает,
что ты умер…
Хотя ты будешь думать,
что живешь.