(П. Н. Вейнбергу).
Разсказ относится к началу термидора.
Последние лучи кроваваго террора
Зажглись над городом, гремел последний гром.
И смерть являлася едва-ль не в каждый дом.
Не прекращалася работа гильотины,
Но страха не было пред близостью кончины.
Всех обвиняемых в тюрьме Консьержери
Считалось до трехсот. С сиянием зари
К ним утро каждое являлся безобразный
И пьяный секретарь. Читая список грязный
Охрипшим голосом, он вызывал того,
За кем приехала телега роковая.
И обвиняемый, поспешно обнимая
Оставшихся друзей и на призыв его
Ответив твердо: „здесь“! на плаху шел спокойно;
В то время умирать умели все достойно:
Простые буржуа, дворяне и народ—
Безтрепетно все шли на эшафот.
Однажды секретарь, со списком осужденных
Всегда являвшийся в темнице по утру,
В бумагу заглянув, промолвил:—Шарль-Леру!—
И сразу не один, а двое заключенных
Откликнулись на зов. Обоих звали так.
Расхохотался он.—Попался я в просак!
Котораго же брать?
В костюме не богатом,
Один из них, судя по важности манер
И виду общему, казался депутатом.
Другой же—молодой, блестящий офицер—
Глядел вокруг себя спокойно гордым взглядом.
Перед чиновником они стояли рядом.
— Вы оба носите прозвание одно?
— Мы оба смерти ждем.—
Так я возьму любого!—
Но тут же посланный расхохотался снова:
— А впрочем, граждане, мне это все равно,
И вы промеж себя устраивайтесь сами;…
Да только поскорей: Сансон не за горами!—
Беседа их была проста и коротка.
Цветущий юноша спросил у старика:
— Женаты?
Да, женат.—
— А сколько деток?—
— Трое!—
— Скорей!—ворчал писец:—болтаете пустое!—
Но твердо офицер тут вышел из рядов:
— Я осужден на казнь. Идемте… Я готов!—