Темнеють небеса, спустилось солнце в воды,
В стадах не пременив приятныя погоды:
Приходит на луга, на паство сладкий сон:
А Юлия грустить, грустить и Алькмеон:
Он думает, она ему неверна стала,
И что надежда вся пустым ево питала.
Оставил он шалашь и ходит на лугу:
Пришел во мглу древес стоящих на брегу.
Но кое зрелище увидел он во мраке!
Зрмт ту, о коея тогда он мыслит зраке.
Явмлся свет ему во мрачных тех часах,
Как звезды в ону ночь во тьме на небесах.
Хотя во ревности он той же пребываетъ;
Однако ревность он на миг позабывает:
А вспомня говорит возлюбленной своей:
Ково неверная в пустыне ждешь ты сей?
Река не для меня брег етот орошаетъ;
Но сходбище с тобой другому украшает.
Меня любя ты мне упорна все была:
Другому без упорств невинность отдала:
В препятствии ты мне забав не пременялась;
А за другим сама ты в наглости гонялась:
Меня забыла ты, о нем лиш только мнишь
Напрасно, Алькмеон, ты Юлию винишь:
За всю мою любовь сие ли мне заплата,
Коль я перед тобой ни в чем не виновата?
Когда о блате мне кто скажет: ето луг,
Или что серьп коса, а борона то плуг,
Ворона папугай, овца свирепа львица,
А Юлия еще по днесь еще девица;
Могу ль поверить я? — ты верь или не верь;
Но чем родилась я, я таже и теперь.
За чем же ночью ты в сии места приходишь:
Ково во густоте ты сих дерев находишь?
Семь дней тебя не зрев искала я тебя,
Искавь по всякой день искание губя,
И видела тебя идуща к сей пустыне:
Как прежде был ты мил, так мил ты мне и ныне,
О чем же с Тирсисом ты тайно говоришь,
Коль жаркою к нему любовью не горишь?
Я сватаю ево с большой своей сестрою,
И тайно гворя любовь чужую строю:
Клянуся стадом я, что ето я не лгу.
Обманамь таковым я верить не могу,
Коль реяности меня ты столько научила:
Девичество свое ты Тирсису вручила:
Не мною скошена здесь Юлии трава;
А мне осталися одни твои слова:
Не мне попалася в потоке рыбка в уду,
И с нивы я твоей пшеницы жать не буду:
Не для меня саженьъпрекрасный был твой сад,
Не мне готовился твой сладкий виноград,
Не для меня цвели твои прекрасны розы;
А мне осталися едины только лозы:
Клянися ты луной и солнечным лучем:
Не можеть ты меня уверити ни чем,
Что, с Тирсисом ты быв, ты мне не изменила,
И сохраняемо по ныне ты хранила.
В сию минуту в том уверю я тебя,
Тебе иль Тирсису вручаю я себя,
Когда отважности моей ты стал содетель:
А ты о речка будь любви моей свидетел,
И винности моей чинимой перед нимъ!
Исчезнут ревности, исчезнут так как дым,
Пастушка пастуха целует, обнимает,
И к сердцу своему целуя прижимает.
Отверзты все пути ко щастию ево,
Во мраке, в густоте, нет больше ни ково.
За ревность Юлия ревниваго тазала,
А девка ли она, то действом доказала.