Светло, свежо и тихо. Первый снег.
Вот он пестрит помолодевший воздух,
Вот он густой вуалью прикрывает
Мое похолодевшее окно.
И медленно снимаются с земли,
И за окном плывут, не проплывая,
Привычные дома, привычный купол.
Быть может, город в небо улетит,
И станет видно далеко – далеко:
До Крыма, до Урала, до Карпат...
Ведь не навек спускается вуаль,
Густая, белая. Вот-вот за нею
Откроется, и улыбнется в очи
Прекрасное и нежное лицо.
Как медленно спускается она!
Как нерешительно спадают с неба
Большие, нежные, простые хлопья.
Летят, летят тихонько, по косой,
Все медленней, как будто сомневаясь,
Уж падать ли на хлюпкий тротуар,
Под черные, тяжелые калоши,
Уж таять ли...
Вот так к полям сражений,
Вчера ревевшим раскаленной смертью,
Брезгливо прикасался первый снег,
Чистейшей простынею опадая
На скорченные, жесткие тела
Людей, и на разинутые рты
Войною искалеченных орудий.
Вот так в далеком, в самом дальнем поле
Такой же медленный и первый снег
Печатью неподвижности ложился
На шпалы звонкие, на паровоз,
Давно и безнадежно охладелый.
И легкой посыпью оснежены,
Недвижные вагоны цепенели,
Врастая в рельсы...
Вот и первый снег.
Что ж я не радуюсь? Свежо и тихо;
Как сказано, помолодевший воздух
Струею чистою пьянит и жжет.
А может быть, и упадет вуаль?
А может быть, я и лицо увижу?
– Проклятый снег! Проклятый возраст наш!