1.
Отчего в разные стороны бредут?
2.
Значит, коммунистов нет тут!
3.
Отчего на врагов не устают лезть?
4.
Оттого, что здесь коммунисты есть!
5.
Коммунистов дайте в районы больше, —
6.
и не будут страшны ни Врангели, ни разрухи, ни Польши.
1.
Коммунистам отвратительно во́йны весть.Цель их Коммуны здание возвесть.
2.
Да приходится смирять рабочий зуд, того и гляди леса перегрызут.
3.
Отогнали одного. Убежал бит.Взялись за стройку… Новый долбит.
4.
Отогнали — и за работу. Новые двавсе леса не перегрызли едва.
5.
Красноармейцы, охладите у барона пыл!
6.
Красноармейцы, панов отгоните от стропил!
7.
Никто не сунется после трепки той.Становись, возноси и скорей дострой!
На 1-м съезде было 158 человек, из них:
1.
102 — коммунисты,
2.
42 — беспартийные серые,
3.
14 — меньшевики
4.
2-е — эс-эры.
5.
Беспартийные не знали, куда гнуться, — то к левым,
6.
то к правым ткнутся. На 2-м съезде 341 человек, из них:
7.
Коммунистов — 264
8.
беспартийных — 7
7.
Было единогласие по пунктам всем.Коль разрешить вопрос нужно,
коммунисты и беспартийные голосуют дружно.
Товарищи! Работайте, с партией объединясь,
и никакая сила не победит нас.
1.
Кооперация — это такая среда, на которой легче всего произрастают меньшевистско-эсеровские бактерии. (Ленин)
2.
Коммунисты — руководители политики.
3.
Под знаменем РКП победил пролетариат.
4.
Коммунисты — мозг профдвижения.
5.
Под знаменем РКП возродится страна.
6.
Надо стараться, чтоб РКП руководила работой кооперации.
7.
Следите, чтоб спекулянтам в кооператив не пролезть.
8.
Чтоб рабочие могли пить и есть,
9.
подымись за коммуниста, рука рабочего.1
0.
Не подымай за этих ру́к ты.1
1.
Смотри: 1
2.
легче всего кооперации почва такие рождает фрукты.
1.
Коммунисты, все руки тянутся к вам,
ждут — революция? Не она ли?
Не красная ль к нам идет Москва,
звеня в Интернационале?!
2.
Известие за известием, революция, борьба,
забастовка железнодорожных линий…
Увидели в Берлине большевика, а не раба —
бьет буржуев в Берлине.
3.
Ломая границ узы,
шагая горами веков,
и к вам придет, французы,
красная правда большевиков.
4.
Все к большевизму ведут пути,
не уйти из-под красного вала,
Коммуне по Англии неминуемо пройти,
рабочие выйдут из подвалов.
5.
Что для правды волн ворох,
что ей верст мерка!
В Америку Коммуна придет. Как порох,
вспыхнет рабочая Америка.
6.
Есть ли страна, где рабочих нет,
где нет труда и капитала?!
Рабочее сердце в каждой стране
большевистская правда напитала.
7.
Не пощадит никого удар,
дней пройдет гряда,
и будут жить под властью труда
все страны и все города.
8.
Не страшны никакие узы.
Эту правду не задуть, как солнце никогда
ни один не задует толстопузый!
«Париж!
Париж!..
приедешь, угоришь!»
Не зря
эта рифма
притянута рифмачами.
Воришки,
по-ихнему —
«нуво-риш»,
жизнь
прожигают
разожженными ночами.
Мусье,
мадамы,
возбужденней петухов,
прут
в парфюмерии,
в драгоценном звоне.
В магазинах
в этих
больше духов,
чем у нас
простой
человечьей вони.
Падкие
до всякой
титулованной рекламки,
все
на свете
долларом вы́ценя,
по тысячам
франков
раскупают американки
разных
наших
князей Голицыных.
Рекламы
угробливают
световыми колами;
аршины
букв
подымают ор,
богатых соблазняют,
всучивают рекламы:
гусиную печенку,
авто,
ликер.
И въевшись
в печенку,
промежду
повис
плакат
на заборе каменистом:
«Я,
основатель комсомола,
Морис
Лапорт,
бросаю партию
коммунистов».
Сбоку нарисовано, —
как не затосковать! —
сразила
насмешка
дерзкая, —
нарисовано:
коммунистам
сыплет Москва
золото коминтернское.
С другого
портрет —
французик как французики,
за такого
лавочники
выдают дочек.
Пудреная мордочка,
черненькие усики,
из карманчика
шелковый платочек.
По карточке
сосуночек
первый сорт, —
должно быть,
либеральничал
под руководством мамаши.
Ласковый теленок
двух маток сосет —
и нашим,
и вашим.
Вырос Морис,
в грудях трещит,
влюбился Лапорт
с макушки по колени.
Что у Лапорта?
Усы и прыщи, —
а у
мадмуазель —
магазин бакалейный.
А кругом
с приданым
Ротшильды и Коти́
Комсомальчик
ручку
протягивает с опаской.
Чего задумался?
Хочется?
Кати
колбаской!
А билет партийный —
девственная плева.
Лишайтесь, —
с Коти
пируя вечерочками.
Где уж,
нам уж
ваших переплевать
с нашими
советскими червончиками.
Морис,
вы продались
нашему врагу, —
вас
укупили,
милый теленок,
за редерер,
за кроликовое рагу,
за шелковые портьеры
уютных квартиренок.
Обращаюсь,
оборвав
поэтическую строфу,
к тем,
которыми
франки дадены:
— Мусью,
почем
покупали фунт
этой
свежей
полицейской телятины? —
Секрет
коммунистов
Лапортом разболтан.
Так что ж, молодежь, —
без зазренья ори:
— Нас всех
подкупило
советское золото,
золото
новорожденной
Советской зари!
Черт вас возьми,
черносотенная слизь,
вы
схоронились
от пуль,
от зимы
и расхамились —
только спаслись.
Черт вас возьми,
тех,
кто —
за коммунизм
на бумаге
ляжет костьми,
а дома
добреет
довоенным скотом.
Черт вас возьми,
тех,
которые —
коммунисты
лишь
до трех с восьми,
а потом
коммунизм
запирают с конторою.
Черт вас возьми,
вас,
тех,
кто, видя
безобразие
обоими глазми,
пишет
о прелестях
лирических утех.
Если стих
не поспевает
за былью плестись —
сырыми
фразами
бей, публицист!
Сегодня
шкафом
на сердце лежит
тяжелое слово —
«жид».
Это слово
над селами
вороном машет.
По трактирам
забилось
водке в графин.
Это слово —
пароль
для попов,
для монашек
из недодавленных графинь.
Это слово
шипело
над вузовцем Райхелем
царских
дней
подымая пыльцу,
когда
«христиане»-вузовцы
ахали
грязной галошей
«жида»
по лицу.
Это слово
слесарню
набило до ве́рха
в день,
когда деловито и чинно
чуть не на́смерть
«жиденка» Бейраха
загоняла
пьяная мастеровщина.
Поэт
в пивной
кого-то «жидом»
честит
под бутылочный звон
за то, что
ругала
бездарный том —
фамилия
с окончанием
«зон».
Это слово
слюнявит
коммунист недочищенный
губами,
будто скользкие
миски,
разгоняя
тучи
начальственной
тощищи
последним
еврейским
анекдотом подхалимским.
И начнет
громить
христианская паства,
только
лозунг
подходящий выставь:
жидов победнее,
да каждого очкастого,
а потом
подряд
всех «сицилистов».
Шепоток в очередях:
«топчись и жди,
расстрелян
русский витязь-то…
везде…
жиды…
одни жиды…
спекулянты,
советчики,
правительство».
Выдернем
за шиворот —
одного,
паршивого.
Рапортуй
громогласно,
где он,
«валютчик»?!
Как бы ни были
они
ловки́ —
за плотную
ограду
штыков колючих,
без различия
наций
посланы в Соловки.
Еврея не видел?
В Крым!
К нему!
Камни обшарпай ногами!
Трудом упорным
еврей
в Крыму
возделывает
почву — камень.
Ты знаешь,
язык
у тебя
чей?
Кто
мысли твоей
причина?
Встает
из-за твоих речей
фабрикантова личина.
Буржуй
бежал,
подгибая рессоры,
сел
на английской мели́;
в его интересах
расперессорить
народы
Советской земли.
Это классов борьба,
но злее
и тоньше, —
говоря короче,
сколько
побито
бедняков «Соломонишек»,
и ни один
Соломон Ротшильд.
На этих Ротшильдов,
от жира освиневших,
на богатых,
без различия наций,
всех трудящихся,
работавших
и не евших,
и русских
и евреев —
зовем подняться.
Помните вы,
хулиган и погромщик,
помните,
бежавшие в парижские кабаре, —
вас,
если надо,
покроет погромше
стальной оратор,
дремлющий в кобуре.
А кто,
по дубовой своей темноте
не видя
ни зги впереди,
«жидом»
и сегодня бранится,
на тех
прикрикнем
и предупредим.
Мы обращаемся
снова и снова
к беспартийным,
комсомольцам,
Россиям,
Америкам,
ко всему
человеческому собранию:
— Выплюньте
это
омерзительное слово,
выкиньте
с матерщиной и бранью!