Отпустите мне грехи мои тяжкие,
Хоть родился у реки и в рубашке я!
Отпустите мою глотку, друзья мои, —
Ей ещё и выпить водку, и песни спеть свои.Други, — вот тебе на! — что вы знаете?
Вы, как псы кабана, загоняете… Только на рассвете кабаны
Очень шибко лютые —
Хуже привокзальной шпаны
И сродни с Малютою.Отпустите ж вихры мои прелые,
Не ломайте руки мои белые,
Не хлещите вы по горлу, друзья мои, —
От скучных шабашей
Смертельно уставши,
Две ведьмы идут и беседу ведут:
«Ну что ты, брат—ведьма,
Пойтить посмотреть бы,
Как в городе наши живут!
Как всё изменилось!
Уже развалилось
Подножие Лысой горы.
Она на двор — он со двора:
Такая уж любовь у них.
А он работает с утра,
Всегда с утра работает.
Её и знать никто не знал,
А он считал пропащею,
А он носился и страдал
Идеею навязчивой,
Наверно, я погиб: глаза закрою — вижу.
Наверно, я погиб: робею, а потом
Куда мне до неё — она была в Париже,
И я вчера узнал — не только в нём одном! Какие песни пел я ей про Север Дальний!
Я думал: вот чуть-чуть — и будем мы на ты,
Но я напрасно пел «О полосе нейтральной» —
Ей глубоко плевать, какие там цветы.Я спел тогда ещё — я думал, это ближе —
«Про юг» и «Про того, кто раньше с нею был»…
Но что ей до меня — она была в Париже,
И сам Марсель Марсо ей что-то говорил! Я бросил свой завод — хоть, в общем, был не вправе, —
Почему все не так? Вроде — все как всегда:
То же небо — опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода…
Только — он не вернулся из боя.
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас —
Когда он не вернулся из боя.
Будут и стихи, и математика,
Почести, долги, неравный бой…
Нынче ж оловянные солдатики
Здесь, на старой карте, встали в строй.Лучше бы уж он держал в казарме их,
Но — ведь на войне, как на войне —
Падают бойцы в обоих армиях
Поровну на каждой стороне.Может быть — пробелы в воспитании
И в образованье слабина,
Но не может выиграть кампании
Та или другая сторона.Совести проблемы окаянные —
Мы из породы битых, но живучих,
Мы помним всё, нам память дорога.
Я говорю как мхатовский лазутчик,
Заброшенный в «Таганку» — в тыл врага.Теперь — в обнимку, как боксёры в клинче.
И я, когда-то мхатовский студент,
Олегу Николаевичу нынче
Докладываю данные развед-, Что на «Таганке» той толпа нахальная
У кассы давится — Гоморр, Содом! —
Цыганки с картами, дорога дальняя
И снова строится казённый дом.При всех делах таганцы с вами схожи,
Однако, втягивать живот
Полезно, только больно.
Ну! Вот и всё! Вот так-то вот!
И этого довольно.А ну! Сомкнуть ряды и рты!
А ну, втяните животы!
А у кого они пусты —
Ремни к последней дырке!
Ну как такое описать
Или ещё отдать в печать?
Но, даже если разорвать, —
Не хватайтесь за чужие талии,
Вырвавшись из рук своих подруг!
Вспомните, как к берегам Австралии
Подплывал покойный ныне Кук,
Как, в кружок усевшись под азалии,
Поедом — с восхода до зари —
Ели в этой солнечной Австралии
Друга дружку злые дикари.
Один смотрел, другой орал,
А третий — просто наблюдал,
Как я горел, как я терял,
Как я не к месту козырял.
Вот Вы докатились до сороковых…
Неправда, что жизнь скоротечна:
Ведь Ваш «Современник» — из «Вечно живых»,
А значит и быть ему — вечно! На «ты» не назвать Вас — теперь Вы в летах,
В царях, королях и в чекистах.
Вы «в цвет» угадали ещё в «Двух цветах»,
Недаром цветы — в «Декабристах».Живите по сто и по сто пятьдесят,
Несите свой крест — он тяжёлый.
Пусть Вам будет сорок полвека подряд:
Король оказался не голый!
Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт,
А если в точный срок, так в полной мере:
На цифре 26 один шагнул под пистолет,
Другой же — в петлю слазил в «Англетере».А в тридцать три Христу — он был поэт, он говорил:
«Да не убий!» Убьёшь — везде найду, мол…
Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и чтобы меньше думал.С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас — как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лёг виском на дуло.Задержимся на цифре 37! Коварен Бог —
О нашей встрече что там говорить! —
Я ждал её, как ждут стихийных бедствий.
Но мы с тобою сразу стали жить,
Не опасаясь пагубных последствий.
Я сразу сузил круг твоих знакомств,
Одел-обул и вытащил из грязи,
Но за тобой тащился длинный хвост —
Длиннющий хвост твоих коротких связей.
Сбивают из досок столы во дворе,
Пока не накрыли — стучат в домино…
Дни в мае длиннее ночей в декабре,
И тянется время, но всё решено!
Вот уже довоенные лампы горят вполнакала,
И из окон на пленных глядела Москва свысока,
А где-то солдатиков в сердце осколком, осколком толкало,
А где-то разведчикам надо добыть языка.
Я помню райвоенкомат:
«В десант не годен — так-то, брат.
Таким как ты там невпротык…»
И дальше — смех:
Мол, из тебя какой солдат?
Тебя — хоть сразу в медсанбат!..
А из меня — такой солдат, как изо всех.
А на войне, как на войне,
А мне — и вовсе, мне — вдвойне,
О вкусах не спорят, есть тысяча мнений —
Я этот закон на себе испытал.
Ведь даже Эйнштейн — физический гений —
Весьма относительно всё понимал.Оделся по моде, как требует век, —
Вы скажете сами:
«Да это же просто другой человек!..»
А я — тот же самый.Вот уж действительно:
Всё относительно.
Всё-всё! Набедренный пояс из шкуры пантеры.
О да! Неприлично! Согласен! Ей-ей!
Нынче очень сложный век.
Вот — прохожий… Кто же он?
Может, просто человек,
Ну, а может быть, шпион!
Нынче мне не до улыбок,
Я возле дома иду,
Слишком уж много ошибок
Сделано в этом году.И что ни шаг, то оплошность,
Словно в острог заключён…
Крупнопанельная пошлость
Смотрит с обеих сторон.
Нынче он закончил вехи —
Голова его трещит…
Каковы зато успехи
На спортивном поприще! На любовном фронте — нуль,
На спортивном — тысяча,
Он представлен к ордену
И в печати высечен.
Ну почему, ну для чего — сюда?
Чем объяснить такой поступок странный?
Какие бы ни строились суда —
На них должны быть люди-капитаны.
Ну о чём с тобою говорить —
Всё равно ты порешь ахинею.
Лучше я пойду к ребятам пить —
У ребят есть мысли поважнее.
У ребят серьёзный разговор —
Например, о том, кто пьёт сильнее.
У ребят широкий кругозор —
От ларька до нашей бакалеи.
Эта ночь для меня вне закона,
Я пишу — по ночам больше тем.
Я хватаюсь за диск телефона —
Я набираю вечное ноль семь.
«Девушка, милая, как вас звать?» — «Тома.
Семьдесят вторая». Жду, дыханье затая…
«Быть не может, повторите, я уверен — дома!..
Вот уже ответили. Ну здравствуй, это я!»
Неужто здесь сошёлся клином свет,
Верней, клинком ошибочных возмездий…
И было мне неполных двадцать лет,
Когда меня зарезали в подъезде.Он скалился открыто — не хитро,
Он делал вид, что не намерен драться,
И вдруг — ножом под нижнее ребро,
И вон — не вынув, чтоб не замараться.Да будет выть-то! Ты не виновата —
Обманут я улыбкой и добром.
Метнулся в подворотню луч заката
И спрятался за мусорным ведром… Ещё спасибо, что стою не в луже,
Нет меня — я покинул Расею,
Мои девочки ходят в соплях!
Я теперь свои семечки сею
На чужих Елисейских Полях.
Кто-то вякнул в трамвае на Пресне:
«Нет его — умотал, наконец!
Вот и пусть свои чуждые песни
Пишет там про Версальский дворец».
Неизвестно одной моей бедной мамане,
Что я с самого детства «сижу»,
Что держу я какую-то фигу в кармане
И вряд ли её покажу.
Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай,
Приходит ли знакомая блондинка, —
Я чувствую, что на меня глядит соглядатай,
Но только не простой, а невидимка.Иногда срываюсь с места,
Будто тронутый, я:
До сих пор моя невеста
Мной не тронутая! Про погоду мы с невестой
Ночью диспуты ведём,
Ну, а что другое если —
Мы стесняемся при нём.Обидно мне,
Неважен возраст — все имеют цену,
Смотря чем дышишь ты и чем живёшь.
Мы всё же говорим: «Вот — наша смена!»,
Когда глядим на нашу молодежь.<В>
По другим мы дорогам ходили.
В наше время всё было не так —
Мы другие слова говорили…
В наше время всё было не так.>А молодёжь смеётся, твист танцует,
И многого не принимаем мы,
А сами говорим: «Не существует
Не печалься, не качайся
Под тяжёлой ношей золотой,
Ведь на приисках начальство
С позолоченной душой! Как узнаешь, что он хочет,
Что он на сердце таит?
Он сначала пропесочит,
А потом позолотит!
Не однажды встречал на пути подлецов,
Но один мне особо запал:
Он коварно швырнул горсть махорки в лицо,
Нож в живот — и пропал.Я здоровый, я выжил, не верил хирург,
Ну, а я веру в нём возродил,
Не отыщешь таких и в Америке рук —
Я его не забыл.Я поставил мечту свою на тормоза,
Встречи ждал и до мести дожил.
Не швырнул ему, правда, махорку в глаза,
Но потом закурил.Никогда с удовольствием я не встречал
Не могу ни выпить, ни забыться.
Стих пришёл — и замысел высок.
Не мешайте, дайте углубиться!
Дайте отрешиться на часок.
«Не дыми, голова трещит!» —
«Потерпи, покурю!..» —
«Что же это такое, товарищи!..» —
«Я кому говорю!..»
Не давали мне покоя
Твои руки, твои губы,
Мое дело воровское
Шло на убыль, шло на убыль.Я всё реже, я всё меньше
Воровал, рисковал,
А в апреле я навечно
Завязал.
Не возьмут и невзгоды в крутой оборот —
Мне плевать на поток новостей:
Мои верные псы сторожат у ворот
От воров и нежданных гостей.
Не бывает кораблей без названия,
Не бывает и людей без призвания,
Каждый призван что-то делать, что-то совершить,
И на всём на свете белом надо как-то быть.
Наши предки — люди тёмные и грубые, —
Кулаками друг на дружку помахав,
Вдруг увидели: громадное и круглое
Пролетело, всем загадку загадав.
А в спорах, догадках, дебатах
Вменяют тарелкам в вину
Утечку энергии в Штатах
И горькую нашу слюну.