Снег удлинил в два раза все столбы,
А ветер сбросил мощь свою со счётов
И не сметает снежные грибы,
Высокие, как шапки звездочётов, Ни с указателей вёрст,
Ни с труб, ни с низеньких кочек,
Как будто насмерть замёрз
И шевельнуться не хочет.
Снег скрипел подо мной,
Поскрипев, затихал,
А сугробы прилечь завлекали.
Я дышал синевой,
Белый пар выдыхал —
Он летел, становясь облаками! И звенела тоска,
Что в безрадостной песне поётся,
Как ямщик замерзал
В той глухой незнакомой степи:
Усыпив, ямщика
Смех, веселье, радость —
У него всё было,
Но, как говорится, жадность
Фраера сгубила… У него — и то, и сё,
А ему — всё мало!
Ну, так и накрылось всё,
Ничего не стало.
Сидели пили вразнобой
Мадеру, старку, «зверобой» —
И вдруг нас всех зовут в забой до одного.
У нас стахановец, гагановец,
Загладовец — и надо ведь,
Чтоб завалило именно его.Он в прошлом младший офицер,
Его нам ставили в пример,
Он был, как юный пионер, всегда готов!
И вот он прямо с корабля
Пришёл стране давать угля,
Над Шере-метьево
В ноябре третьего —
Метео-условия не те.
Я стою встревоженный,
Бледный, но ухоженный
На досмотр таможенный в хвосте.Стоял сначала, чтоб не нарываться —
Я сам спиртного лишку загрузил,
А впереди шмонали уругвайца,
Который контрабанду провозил.Крест на груди в густой шерсти —
Толпа как хором ахнет:
Мне в ресторане вечером вчера
Сказали с юморком и с этикетом,
Мол киснет водка, выдохлась икра
И что у них учёный по ракетам.И, многих помня с водкой пополам,
Не разобрав, что плещется в бокале,
Я, улыбаясь, подходил к столам
И отзывался, если окликали.Вот он — надменный, словно Ришелье,
Почтенный, словно Папа в старом скетче, —
Но это был директор ателье,
И не был засекреченный ракетчик.Со мной гитара, струны к ней в запас,
Мы все живём как будто, но
Не будоражат нас давно
Ни паровозные свистки,
Ни пароходные гудки.
Иные — те, кому дано, —
Стремятся вглубь — и видят дно,
Но — как навозные жуки
И мелководные мальки… А рядом случаи летают, словно пули, —
Шальные, запоздалые, слепые, на излёте,
Одни под них подставиться рискнули,
Слухи по России верховодят
И со сплетней в терции поют.
Ну, а где-то рядом с ними ходит
Правда, на которую плюют.
… кругом, словно голенький,
Вспоминаю и мать, и отца —
Грустно им. Гуляют параноики,
Чахлые сажают деревца.
Сколько я, сколько я видел на свете их —
Странных людей, равнодушных, слепых!
Скользко — и… скользко — и падали третие,
Не замечая, не зная двоих.Холодно, холодно, холодно нам
В небе вдвоём под полой
………………….
…………….над головой.
Скучаю, Ваня, я, кругом Испания,
Они пьют горькую, лакают джин,
Без разумения и опасения,
Они же, Ванечка, все без пружин.
Сколько чудес за туманами кроется —
Не подойти, не увидеть, не взять,
Дважды пытались, но бог любит троицу —
Глупо опять поворачивать вспять.
Выучи намертво, не забывай
И повторяй как заклинанье:
«Не потеряй веру в тумане,
Да и себя не потеряй!»
Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог —
Кто считал, кто считал!..
Сообщается в сводках Информбюро
Лишь про то, сколько враг потерял.Но не думай, что мы обошлись без потерь —
Просто так, просто так…
Видишь — в поле застыл, как подстреленный зверь,
Весь в огне, искалеченный танк! Где ты, Валя Петров? — что за глупый вопрос:
Ты закрыл своим танком брешь.
Ну, а в сводках прочтём: враг потери понёс,
Ну, а мы — на исходный рубеж.
Сколько великих выбыло!
Их выбивали нож и отрава…
Что же, на право выбора
Каждый имеет право.
Склоны жизни прямые до жути —
Прямо пологие:
Он один — а жена в институте
Травматологии.Если б склоны пологие — туго:
К крутизне мы — привычные,
А у нас ситуации с другом
Аналогичные.А у друга ведь день рожденья —
Надо же праздновать!
Как избавиться от настроенья
Безобразного? И не вижу я средства иного —
Я спросил тебя: «Зачем идёте в гору вы? —
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. —
Ведь Эльбрус и с самолёта видно здорово…»
Рассмеялась ты — и взяла с собой.
И с тех пор ты стала близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя.
Первый раз меня из трещины вытаскивая,
Улыбалась ты, скалолазка моя!
На краю края земли, где небо ясное
Как бы вроде даже сходит за кордон,
На горе стояло здание ужасное,
Издаля напоминавшее ООН.Всё сверкает как зарница —
Красота! Но только вот
В этом здании царица
В заточении живёт.И Кащей Бессмертный грубую животную
Это здание поставил охранять,
Но по-своему несчастное и кроткое,
Может, было то животное — как знать! От большой тоски по маме
Как-то вечером патриции
Собрались у Капитолия
Новостями поделиться и
Выпить малость алкоголия.
Не вести ж бесед тверёзыми:
Марк-патриций не мытарился —
Пил нектар большими дозами
И ужасно нанектарился.
Кучера из МУРа укатали Сивку,
Закатали Сивку в Нарьян-Мар —
Значит не погладили Сивку по загривку,
Значит дали полностью «гонорар».На дворе вечерит —
Ну, а Сивка чифирит.Ночи по полгода за полярным кругом,
И, конечно, Сивка-лошадь заскучал,
Обзавёлся Сивка Буркой — закадычным другом,
С ним он ночи длинные коротал.На дворе вечерит —
Сивка с Буркой чифирит.Сивка — на работу, до седьмого поту
За обоих вкалывал — конь конём.
Ах, порвалась на гитаре струна,
Только седьмая струна!
Там, где тонко, там и рвётся жизнь,
Хоть сама ты на лады ложись.Я исчезну — и звукам не быть.
Больно, коль станут аккордами бить
Руки, пальцы чужие по мне —
По седьмой, самой хрупкой струне.
Сегодня не боги горшки обжигают,
Сегодня солдаты чудо творят.
Зачем же опять богов прославляют,
Зачем же сегодня им гимны звенят?
Отплываем в тёплый край навсегда.
Наше плаванье, считай, — на года.
Ставь фортуны колесо поперёк,
Мы про штормы знаем всё наперёд.Поскорей на мачту лезь, старик, —
Встал вопрос с землёй остро:
Может быть, увидишь материк,
Ну, а может быть — остров.У кого-нибудь расчёт под рукой,
Этот кто-нибудь плывёт на покой.
Ну, а прочие — в чём мать родила —
Не на отдых, а опять — на дела.Ты судьбу в монахини постриг,
«Рядовой Борисов!» — «Я!» — «Давай, как было дело!» —
«Я держался из последних сил:
Дождь хлестал, потом устал, потом уже стемнело…
Только — я его предупредил!
На первый окрик «Кто идёт?» он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался, и не вступая в спор,
Чинарик выплюнул — и выстрелил в упор». —
С общей суммой шестьсот пятьдесят килограмм
Я недавно вернулся из Штатов,
Но проблемы бежали за мной по пятам
Вслед за ростом моих результатов.Пытаются противники
Рекорды повторить…
Ах! Я такой спортивненький,
Что страшно говорить.Но супруга, с мамашей своею впотьмах
Пошептавшись, сказала, белея:
«Ты отъелся на американских харчах
И на вид стал ещё тяжелее! Мне с соседями стало невмочь говорить,
Она была чиста, как снег зимой.
В грязь соболя! Иди по ним — по праву…
Но вот мне руки жжёт ея письмо —
Я узнаю мучительную правду…
Не ведал я: смиренье — только маска,
И маскарад закончится сейчас.
Да, в этот раз я потерпел фиаско —
Надеюсь, это был последний раз.
Было так — я любил и страдал.
Было так — я о ней лишь мечтал.
Я её видел тайно во сне
Амазонкой на белом коне.
Что мне была вся мудрость скучных книг,
Когда к следам её губами мог припасть я!
Что с вами было, королева грёз моих?
Что с вами стало, моё призрачное счастье?
Мой первый срок я выдержать не смог —
Мне год добавят, а может быть — четыре…
Ребята, напишите мне письмо:
Как там дела в свободном вашем мире?
Что вы там пьёте? Мы почти не пьём.
Здесь — только снег при солнечной погоде…
Ребята, напишите обо всём,
А то здесь ничего не происходит!
В нас вера есть, и не в одних богов!..
Нам нефть из недр не поднесут на блюдце.
Освобожденье от земных оков
Есть цель несоциальных революций.В болото входит бур, как в масло нож.
Владыка тьмы, мы примем отреченье!
Земле мы кровь пускаем — ну и что ж, —
А это ей приносит облегченье.Под визг лебёдок и под вой сирен
Мы ждём — мы не созрели для оваций,
Но близок час великих перемен
И революционных ситуаций.В борьбе у нас нет классовых врагов —
Растревожили в логове старое зло,
Близоруко взглянуло оно на восток.
Вот поднялся шатун и пошёл тяжело —
Как положено зверю, — свиреп и жесток.Так подняли вас в новый крестовый поход,
И крестов намалёвано вдоволь.
Что вам надо в стране, где никто вас не ждёт,
Что ответите будущим вдовам? Так послушай, солдат! Не ходи убивать —
Будешь кровью богат, будешь локти кусать!
За развалины школ, за сиротский приют
Вам осиновый кол меж лопаток вобьют.Будет в школах пять лет недобор, старина, —
В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха, помеха,
На кручах таких, на какие никто не проник, никто не проник,
Жило-поживало весёлое горное, горное эхо,
Оно отзывалось на крик — человеческий крик.Когда одиночество комом подкатит под горло, под горло
И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадёт, в обрыв упадёт,
Крик этот о помощи эхо подхватит, подхватит проворно,
Усилит и бережно в руки своих донесёт.Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья, и зелья,
Чтоб не был услышан никем этот топот и храп, топот и храп,
Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье.
И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха, потеха,
Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем.
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем…
Не скажу про живых, а покойников мы бережём.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок —
И ударит душа на ворованных клячах в галоп!
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок…
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
«Граждане! Зачем толкаетесь,
На скандал и ссору нарываетесь —
Сесть хотите? дальняя дорога?..
Я вам уступлю, ради бога!
Граждане, даже пьяные,
Все мы — пассажиры постоянные:
Все живём, билеты отрываем,
Все по жизни едем трамваем…
Как во смутной волости
Лютой, злой губернии
Выпадали молодцу
Всё шипы да тернии.
Он обиды зачерпнул,
зачерпнул
Полные пригоршни,
Ну, а горе, что хлебнул, —
Не бывает горше.
В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы — просто некуда деться!
И спускаемся вниз с покорённых вершин,
Оставляя в горах, оставляя в горах своё сердце.Так оставьте ненужные споры —
Я себе уже всё доказал:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых ещё не бывал,
На которых ещё не бывал.Кто захочет в беде оставаться один?!
Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?!
Но спускаемся мы с покорённых вершин…