Из чего только сделаны мальчики?
Из чего только сделаны мальчики?
Из улиток, ракушек
И зелёных лягушек.
Вот из этого сделаны мальчики!
Из чего только сделаны девочки?
Из чего только сделаны девочки?
Из конфет и пирожных
И сластей всевозможных.
Вот из этого сделаны девочки!
Из чего только сделаны парни?
Из чего только сделаны парни?
Из насмешек, угроз,
Крокодиловых слез.
Вот из этого сделаны парни!
Из чего только сделаны барышни?
Из чего только сделаны барышни?
Из булавок, иголок,
Из тесёмок, наколок.
Вот из этого сделаны барышни!
Встали девочки в кружок,
Встали и примолкли.
Дед Мороз огни зажег
На высокой елке.
Наверху звезда,
Бусы в два ряда.
Пусть не гаснет елка.
Пусть горит всегда.
Целовались.
Плакали
И пели.
Шли в штыки.
И прямо на бегу
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.
Мама!
Мама!
Я дошла до цели…
Но в степи, на волжском берегу,
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.
Вот это –
хорошая девочка.
Зовут эту девочку Маша!
А это –
её тарелочка.
А в этой тарелочке…
Нет, не каша,
нет, не каша,
и не угадали!
Села Маша,
съела кашу
всю,
сколько дали!
На косогоре,
На травке устроясь,
Девочки ждут —
Вот появится поезд.
Дальний гудит
И проносится мимо,
Мчится окутанный
Клубами дыма.
Слушают сёстры
Гудков перекличку:
— Папа сейчас
Поведёт электричку!
Девочки знают:
В четырнадцать тридцать
Папин состав
Мимо станции мчится.
Сёстры повыше
Приподняли братца:
Пусть поглядит,
Как вагоны промчатся…
В доме крохотную девочку
Эвой-Иолантой звали.
В темноте, не разглядев еще,
На руки ее мы брали.
Погоди. Ты только с улицы,
Зимним ветром заморожен.
Вот смотри, она простудится.
Будь с ней очень осторожен.
Лучше дай понянчу я ее, -
Так соскучился по ласке! -
Голубые или карие
У твоей девчонки глазки?
От шинелей пахнет вьюгами,
Только русский говор нежен.
Смотрит девочка испуганно
На небритого жолнежа.
Наши Гали, Тани, Шурики,
Вы простите лейтенанта,
Что, задумавшись, зажмурившись,
Нянчит Эву-Иоланту.
…Девочка за Невскою заставой,
та, что пела, счастия ждала,
знаешь, ты судить меня
не вправе
за мои нескладные дела.
Потому что я не разлюбила
чистого горенья твоего,
в бедствии ему не изменила
и не отрекалась от него.
Юности великая гордыня!
Все — во имя дерзостной
Мечты,
это ты вела меня в пустыне,
в бессердечных зонах
мерзлоты…
И твердили снова мы и снова:
— Сердце, сердце, не робей, стерпи! —
И военная свирель Светлова
пела нам из голубой степи…
Порой и мне случалось быть предметом
Немого обожанья и забот.
Младенчество. Лужайка ранним летом.
И девочка сидит, венки плетёт.
И, возложив корону золотую
На стриженую голову мою,
Вся светится. А я не протестую.
Я сам себя кумиром сознаю.
И, радуясь сияющему взгляду,
На девочку гляжу, на облака,
Послушно исполняю роль царька
И ощущаю тяжесть, и прохладу,
И свежесть, и торжественность венка.
Работа нетяжелая,
И мне присуждено
Пить местное, дешевое
Грузинское вино.Я пью его без устали,
Стакан на свет гляжу,
С матросами безусыми
По городу брожу.С матросами безусыми
Брожу я до утра
За девочками с бусами
Из чешского стекла.Матросам завтра вечером
К Босфору отплывать,
Они спешат, их четверо,
Я пятый — мне плевать.Мне оставаться в городе,
Где море и базар,
Где девочки негордые
Выходят на бульвар.
О девочка, все связано с тобою:
морской весны первоначальный цвет,
окраина в дыму, трамваи с бою,
холодный чай, нетронутый обед… Вся белизна, сравнимая с палатой,
вся тишина и грохот за окном.
Все, чем перед тобою виновата, —
работа, спешка, неуютный дом. И все слова, которые ты знала
и, как скворец, могла произносить,
и все, что на земле зовется «жалость»,
и все, что хочет зеленеть и жить… И странно знать и невозможно верить,
что эту память называем смертью.
Какая грусть в кремлевском парке
Октябрьским ознобным днем!..
Здесь девочка еще за партой
Счастливо думала о Нем.
Не просто девочка — царевна
В кремлевском тереме жила.
Там с нею сладко и напевно
Аукались колокола.
Ах, как глаза ее мерцали,
Когда ждала свою мечту!..
Но самый грозный меж отцами
Сослал безумца в Воркуту.
Ушел в безмолвие. С концами…
Что передумала она?..
Ей в сердце врезалась зубцами
Навек кремлевская стена.
Я люблю эту девочку в шарфике тонком,
В красных варежках, взятых у зорьки взаймы,
Что явилась сияющим гадким утенком
Ни с того ни с сего посредине зимы.Я люблю эту женщину, ту, что проснулась
И открыла нежданно мне глаз глубину,
Ту, чья нежная и беспощадная юность
Молодит и торопит мою седину.Мы смеемся, бежим, окликая друг друга,
Друг от друга почти ничего не тая.
По снегам и болотам Полярного круга
Разнеслась лебединая песня моя.Время бьет каблуками в пружинистый камень,
Самолеты взвиваются, небо смоля….
…Ну и что же, любимая, если земля
Потихоньку горит у меня под ногами?
Я помню двух девочек, город ночной…
В ту зиму вы поздно спектакли кончали.
Две девочки ждали в подъезде со мной,
Чтоб вы, проходя, им два слова сказали.
Да, я провожал вас. И все-таки к ним,
Пожалуй, щедрей, чем ко мне, вы бывали.
Двух слов они ждали. А я б и одним
Был счастлив, когда б мне его вы сказали.
Я помню двух девочек; странно сейчас
Вдруг вспомнить две снежных фигурки у входа.
Подъезд театральный надолго погас.
Вам там не играть в зиму этого года.
Я очень далеко. Но, может, они
Вас в дальнем пути без меня провожают
И с кем-то другим в эти зимние дни,
Совсем как со мной, у подъезда скучают.
Я помню двух девочек. Может, живым
Я снова пройду вдоль заснеженных улиц
И, девочек встретив, поверю по ним,
Что в старый наш город вы тоже вернулись:
Боюсь, что мне незачем станет вас ждать,
Но будет все снежная, та же погода,
И девочки будут стоять и стоять,
Как вечные спутницы ваши, у входа…
Под шатром широким кругом
Мчатся кони друг за другом,
Стройные, точёные,
Сбруи золочёные.
Едут девочки в санях,
Руки в муфты прячут.
А мальчишки на конях
За санями скачут.
Едут девочки в санях,
Лаковых, узорных,
А мальчишки — на конях,
Серых или черных.
— Вот я шпоры дам коню,
Ваши санки догоню!
— Не гоните вы коня,
Не догоните меня!
В блеске пёстрых фонарей,
В удалой погоне
Пролетают все быстрей
Всадники и кони.
А кругом бегут дома,
Тумбы и панели.
Площадь движется сама
Вроде карусели…
Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли —
Повзрослели они до поры,
На пороге едва помаячили
и ушли, за солдатом — солдат…
До свидания, мальчики!
Мальчики,
Постарайтесь вернуться назад.
Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
Не жалейте ни пуль, ни гранат
И себя не щадите, и все-таки
Постарайтесь вернуться назад.
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
вместо свадеб — разлуки и дым,
Наши девочки платьица белые
Раздарили сестренкам своим.
Сапоги — ну куда от них денешься?
Да зеленые крылья погон…
Вы наплюйте на сплетников, девочки.
Мы сведем с ними счеты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что идете войной наугад…
До свидания, девочки!
Девочки,
Постарайтесь вернуться назад.
Две девочки бросали георгины,
бросали бережливо, иногда,
и женщины устало говорили:
— Цветы сегодня дороги — беда…
И с жадным страхом улица глядела,
как девочки ступали впереди,
как в отблесках дешевого глазета
белым-белели руки на груди.
Несли венки, тяжелые, скупые,
старушек черных под руки влекли.
Да, все, что на приданое скопили,
все превратилось в белые венки.
На кладбище затеяли поминки,
все оживились, вздрогнули легко,
и лишь глаза у женщины поникли
и щеки провалились глубоко.
Но пили, пили стопкою и чашкой —
и горе отпустило, отлегло,
и на дороге долго пахло чачей,
и голоса звучали тяжело.
И веселились песни хоровые,
забывшие нарочно про беду…
Так девочку Геули хоронили.
Давно уже — не в нынешнем году.
Жизнь перед Смертью —
как девочка перед женщиной.
Девочка Жизнь простодушна.
Цинична женщина Смерть.
Жизнь, по мненью Смерти,
заражена сантиментщиной.
Смерть лишена сантиментов —
попробуй умилосердь.
Старость, болезни, голод,
пули, ножи, веревки,
бомбы, стул электрический,
водка и луминал,
колеса автомобильные,
засасивающие воронки —
это оружие Смерти,
это ее арсенал.
Смерть то уколет душу
ржавой иглою сплетни,
то неудачами сдавит
горло, как будто петлей,
то заразит безволием —
страшным микробом смерти,
то перепилит совесть
надвое
пилой.
Что помогает Смерти?
Трусость, расслабленность духа,
Наши самообманы,
наши «авось», «как-нибудь».
Смерть обмануть не стыдно.
Смерть — это старая шлуха.
Девочку Жизнь позорно
в чем-нибудь обмануть.
Не умирайте при жизни.
Не помогайте Смерти!
Смерть — королева снежная.
Холоден ее плен.
Вы помогайте Жизни,
будто бы девочке Герде,
расталкивающей холод
яблоками колен…
Синенькая юбочка,
Ленточка в косе.
Кто не знает Любочку?
Любу знают все.
Девочки на празднике
Соберутся в круг.
Как танцует Любочка!
Лучше всех подруг.
Кружится и юбочка
И ленточка в косе,
Все глядят на Любочку,
Радуются все.
Но если к этой Любочке
Вы придете в дом,
Там вы эту девочку
Узнаете с трудом.
Она кричит ещё с порога,
Объявляет на ходу:
— У меня уроков много,
Я за хлебом не пойду!
Едет Любочка в трамвае —
Она билета не берет.
Всех локтями раздвигая,
Пробирается вперед.
Говорит она, толкаясь:
— Фу! Какая теснота! —
Говорит она старушке:
— Это детские места.
— Ну садись, — вздыхает та.
Синенькая юбочка,
Ленточка в косе.
Вот какая Любочка
Во всей своей красе.
Случается, что девочки
Бывают очень грубыми,
Хотя необязательно
Они зовутся Любами.
Мальчик с девочкой дружил,
Мальчик дружбой дорожил.
Как товарищ, как знакомый,
Как приятель, он не раз
Провожал ее до дома,
До калитки в поздний час.
Очень часто с нею вместе
Он ходил на стадион.
И о ней как о невесте
Никогда не думал он.
Но родители-мещане
Говорили так про них:
«Поглядите! К нашей Тане
Стал захаживать жених!»
Отворяют дверь соседи,
Улыбаются: «Привет!
Если ты за Таней, Федя,
То невесты дома нет!»
Даже в школе! Даже в школе
Разговоры шли порой:
«Что там смотрят, в комсомоле?
Эта дружба — ой-ой-ой!»
Стоит вместе появиться,
За спиной уже: «Хи-хи!
Иванов решил жениться.
Записался в женихи!»
Мальчик с девочкой дружил,
Мальчик дружбой дорожил.
И не думал он влюбляться
И не знал до этих пор,
Что он будет называться
Глупым словом «ухажер»!
Чистой, честной и открытой
Дружба мальчика бала.
А теперь она забыта!
Что с ней стало? Умерла!
Умерла от плоских шуток,
Злых смешков и шепотков,
От мещанских прибауток
Дураков и пошляков.
Есть тайная печаль в весне первоначальной,
Когда последний снег нам несказанно жаль,
Когда в пустых лесах негромко и случайно
Из дальнего окна доносится рояль.
И ветер там вершит круженье занавески,
Там от движенья нот чуть звякает хрусталь.
Там девочка моя, еще ничья невеста,
Играет, чтоб весну сопровождал рояль.
Ребята! Нам пора, пока мы не сменили
Веселую печаль на черную печаль,
Пока своим богам нигде не изменили, —
В программах наших судьб передают рояль.
И будет счастье нам, пока легко и смело
Та девочка творит над миром пастораль,
Пока по всей земле, во все ее пределы
Из дальнего окна доносится рояль.
Был урожайный год
на тополиный пух –
Сугробы у ворот
и тучи белых мух.
И ёлочка плыла, как фея на балу,
Пушинку наколов на каждую иглу.И пенился прибой
у самого крыльца,
И метил сединой
беспечного юнца.
А девочка его –
принцесса белых стай
В накидке меховой,
как царский горностай.Пророчествовал пух,
прикидываясь вдруг
Для девочки — фатой,
для мальчика пургой.
От сплетен и невзгод
укутывало двух…
Был урожайный год
на тополиный пух.В метельный час ночной
ты шёл на дальний свет,
А кто-то за тобой
настойчиво вослед.
И тополиный пух,
Обманывая слух,
Похрустывал снежком
Под чьим-то башмаком… Счастливый, молодой внезапно умер друг.
Был урожайный год на тополиный пух.
Таня пальчик наколола —
Видно, дед недосмотрел.
Не пошла девчушка в школу —
Так мизинчик заболел.
Он болит и нарывает —
Просто хуже не бывает!
Ставят на руку компресс —
Ставят с мазью, ставят без…
А мизинчик всё болит.
Таня тут ему велит:
— Слушай, пальчик, мой приказ;
Исполняй его сейчас:
«Ты у кошки боли!
У собаки боли!
У медведя боли!
И у волка боли!
А у Тани Ермолаевой
Не смей болеть!»
Таня этот свой приказ
Повторила десять раз,
Слово в слово повторила,
Пальчик свой уговорила:
Боль, которая была,
Отпустила и ушла.
И теперь медведь в лесу
Держит лапу на весу.
Это Мишку очень злит…
А у Тани Ермолаевой
Пальчик больше не болит!
В городишке тихом Таормина
стройно шла процессия с мадонной.
Дым от свеч всходил и таял мирно,
невесомый, словно тайна мига.Впереди шли девочки — все в белом,
и держали свечи крепко-крепко.
Шли они с восторгом оробелым,
полные собой и миром целым.И глядели девочки на свечи,
и в неверном пламени дрожащем
видели загадочные встречи,
слышали заманчивые речи.Девочкам надеяться пристало.
Время обмануться не настало,
но как будто их судьба, за ними
позади шли женщины устало.Позади шли женщины — все в черном,
и держали свечи тоже крепко.
Шли тяжелым шагом удрученным,
полные обманом уличенным.И глядели женщины на свечи
и в неверном пламени дрожащем
видели детей худые плечи,
слышали мужей тупые речи.Шли все вместе, улицы минуя,
матерью мадонну именуя,
и несли мадонну на носилках,
будто бы стоячую больную.И мадонна, видимо, болела
равно и за девочек и женщин,
но мадонна, видимо, велела,
чтобы был такой порядок вечен.Я смотрел, идя с мадонной рядом,
ни светло, ни горестно на свечи,
а каким-то двуединым взглядом,
полным и надеждою, и ядом.Так вот и живу — необрученным
и уже навеки обреченным
где-то между девочками в белом
и седыми женщинами в черном.
Вышла Леночка на сцену,
Шум пронесся по рядам.
— От детей, — сказала Лена, —
Я привет вам передам.
Лена в день Восьмого марта
Говорила мамам речь.
Всех растрогал белый фартук,
Банты, локоны до плеч.
Не нарадуются мамы:
— До чего она мила! —
Лучшим номером программы
Эта девочка была.
Как-то в зале райсовета
Депутаты собрались.
Лена, девочка с букетом,
Вышла к ним из-за кулис.
Лена держится так смело,
Всем привет передает,
Ей знакомо это дело:
Выступает третий год.
Третий год, зимой и летом,
Появляется с букетом:
То придет на юбилей,
То на съезд учителей.
Ночью Леночке не спится,
Днем она не пьет, не ест:
«Ой, другую ученицу
Не послали бы на съезд!»
Говорит спокойно Лена:
— Завтра двойку получу —
У меня районный пленум,
Я приветствие учу.
Лена, девочка с букетом,
Отстает по всем предметам:
Ну когда учиться ей?
Завтра снова юбилей!
Шахматные кони карусели
Пятнами сверкают предо мной.
Странно это круглое веселье
В суетной окружности земной.Ухмыляясь, благостно-хмельные,
Носятся (попробуй пресеки!)
Красные, зеленые, стальные,
Фиолетовые рысаки.На «кобылке» цвета канарейки,
Словно бы на сказочном коне,
Девочка на все свои копейки
Кружится в блаженном полусне… Девочка из дальней деревеньки!
Что тебе пустой этот забег?
Ты бы, милая, на эти деньги
Шоколад купила бы себе.Впрочем, что мы знаем о богатстве?
Дятел не советчик соловью.
Я ведь сам на солнечном Пегасе
Прокружил всю молодость свою; Я ведь сам, хмелея от удачи,
Проносясь по жизни, как во сне,
Шахматные разрешал задачи
На своем премудром скакуне.Эх ты, кляча легендарной масти,
На тебя все силы изведя,
Человечье упустил я счастье:
Не забил ни одного гвоздя.
Приехавшей из Африки девчушке
Советский мальчуган показывал игрушки.
Их было много — разных, заводных,
И самолет был тоже среди них.
Так, с незнакомой девочкой играя,
Малыш взял в руки этот самолет,
И, летчиком себя воображая,
Изобразил по комнате полет.
Но девочка, что до сих пор молчала,
Упала на пол вдруг и что-то закричала.
И голову ручонками прикрыв,
Лежала так, боясь услышать взрыв.
Нет, девочка при этом не играла,
Она играть в такое не могла,
Она уже под бомбами была
И слишком рано детство потеряла.
… Над облаками, развернувшись круто,
Заученно держа в руках штурвал,
Пилот-убийца в небе над Бейрутом
Пустил ракету на жилой квартал.
И эта беспощадная ракета,
Одна из многих пущенных ракет,
Убила гениального поэта,
Который прожил только восемь лет.
Война, известно, жертв не выбирает,
И без пощады, руша и губя,
В ее огне и гении сгорают,
Еще не проявившие себя.
Вы похожи на куклу в этом платьице аленьком,
Зачесанная по-детски и по-смешному.
И мне странно, что Вы, такая маленькая,
Принесли столько муки мне, такому большому.
Истерически злая, подчеркнуто пошлая,
За публичною стойкой — всегда в распродаже.
Вы мне мстите за все Ваше бедное прошлое-
Без семьи, без любви и без юности даже.
Сигарета в крови. Зубы детские, крохкие.
Эти терпкие яды глотая,
Вы сожжете назло свои слабые легкие,
Проиграете в «дайс» Вашу жизнь, дорогая.
А потом, а потом на кладбище китайское,
Наряженная в тихое белое платьице,
Вот в такое же утро весеннее, майское
Колесница с поломанной куклой покатится.
И останется… песня, но песня не новая.
Очень грустный и очень банальный сюжет:
Две подруги и я. И цветочки лиловые.
И чужая весна. Только Вас уже нет.
Много нынче в памяти потухло,
а живет безделица, пустяк:
девочкой потерянная кукла
на железных скрещенных путях.
Над платформой пар от паровозов
низко плыл, в равнину уходя…
Теплый дождь шушукался в березах,
но никто не замечал дождя.
Эшелоны шли тогда к востоку,
молча шли, без света и воды,
полные внезапной и жестокой,
горькой человеческой беды.
Девочка кричала и просила
и рвалась из материнских рук, —
показалась ей такой красивой
и желанной эта кукла вдруг.
Но никто не подал ей игрушки,
и толпа, к посадке торопясь,
куклу затоптала у теплушки
в жидкую струящуюся грязь.
Маленькая смерти не поверит,
и разлуки не поймет она…
Так хоть этой крохотной потерей
дотянулась до нее война.
Некуда от странной мысли деться:
это не игрушка, не пустяк, —
это, может быть, обломок детства
на железных скрещенных путях.
Молчат потухшие вулканы,
на дно их падает зола.
Там отдыхают великаны
после содеянного зла.Все холоднее их владенья,
все тяжелее их плечам,
но те же грешные виденья
являются им по ночам.Им снится город обреченный,
не знающий своей судьбы,
базальт, в колонны обращенный
и обрамляющий сады.Там девочки берут в охапки
цветы, что расцвели давно,
там знаки подают вакханки
мужчинам, тянущим вино.Все разгораясь и глупея,
там пир идет, там речь груба.
О девочка моя, Помпея,
дитя царевны и раба! В плену судьбы своей везучей
о чем ты думала, о ком,
когда так храбро о Везувий
ты опиралась локотком? Заслушалась его рассказов,
расширила зрачки свои,
чтобы не вынести раскатов
безудержной его любви.И он челом своим умнейшим
тогда же, на исходе дня,
припал к ногам твоим умершим
и закричал: «Прости меня!»
Мальчики с финками, девочки с «фиксами»…
Две проводницы дремотными сфинксами… В вагоне спят рабочие,
Вагон во власти сна,
А в тамбуре бормочет
Нетрезвая струна… Я еду в этом тамбуре,
Спасаясь от жары.
Кругом гудят, как в таборе,
Гитары и воры.И как-то получилось,
Что я читал стихи
Между теней плечистых
Окурков, шелухи.У них свои ремесла.
А я читаю им,
Как девочка примерзла
К окошкам ледяным.Они сто раз судились,
Плевали на расстрел.
Сухими выходили
Из самых мокрых дел.На черта им девчонка?
И рифм ассортимент
Таким как эта — с чолкой
И пудрой в сантиметр?! Стоишь — черты спитые.
На блузке видит взгляд
Всю дактилоскопию
Малаховских ребят… Чего ж ты плачешь бурно?
И, вся от слез светла,
Мне шепчешь нецензурно —
Чистейшие слова?.. И вдруг из электрички,
Ошеломив вагон,
Ты чище Беатриче
Сбегаешь на перрон.
Восславив тяготы любви и свои слабости,
Слетались девочки в тот двор, как пчелы в августе;
И совершалось наших душ тогда мужание
Под их загадочное жаркое жужжание.
Судьба ко мне была щедра: надежд подбрасывала,
Да жизнь по-своему текла — меня не спрашивала.
Я пил из чашки голубой — старался дочиста…
Случайно чашку обронил — вдруг август кончился.
Двор закачался, загудел, как хор под выстрелами,
И капельмейстер удалой кричал нам что-то…
Любовь иль злоба наш удел? Падем ли, выстоим ли?
Мужайтесь, девочки мои! Прощай, пехота!
Примяли наши сапоги траву газонную,
Все завертелось по трубе по гарнизонной.
Благословили времена шинель казенную,
Не вышла вечною любовь — а лишь сезонной.
Мне снятся ваши имена — не помню облика:
В какие ситчики вам грезилось облечься?
Я слышу ваши голоса — не слышу отклика,
Но друг от друга нам уже нельзя отречься.
Я загадал лишь на войну — да не исполнилось.
Жизнь загадала навсегда — сошлось с ответом…
Поплачьте, девочки мои, о том, что вспомнилось,
Не уходите со двора: нет счастья в этом!
В семнадцать совсем уже были мы взрослые —
Ведь нам подрастать на войне довелось…
А нынче сменили нас девочки рослые
Со взбитыми космами ярких волос.Красивые, черти! Мы были другими —
Военной голодной поры малыши.
Но парни, которые с нами дружили,
Считали, как видно, что мы хороши.Любимые нас целовали в траншее,
Любимые нам перед боем клялись.
Чумазые, тощие, мы хорошели
И верили: это на целую жизнь.Эх, только бы выжить!.. Вернулись немногие.
И можно ли ставить любимым в вину,
Что нравятся девочки им длинноногие,
Которые только рождались в войну? И правда, как могут не нравиться весны,
Цветение, первый полет каблучков,
И даже сожженные краскою космы,
Когда их хозяйкам семнадцать годков.А годы, как листья осенние, кружатся.
И кажется часто, ровесницы, мне —
В борьбе за любовь пригодится нам мужество
Не меньше, чем на войне…
Какие розовые щеки,
и в каждой светит по костру,
и глаз голубенькие щелки
еще не клонятся ко сну.
О девочка,
что «Деда-эна»
тебе расскажет о земле?
Как виноград лисица ела?
Как заяц белым стал к зиме?
С какою трогательной грустью
ты плачешь! Вздрагивают плечики.
Зачем лисице с белой грудью
попались .маленькие птенчики?!
О, радость первого незнания!
Ты выговорила едва
цветов красивые названия:
«а-и нар-ги-зи, а-и и-а».
Все в маленьком твоем рассудке
запечатлелось, но опять
ласкаешь пестрые рисунки.
Устала книжка,
хочет спать.
День к вечеру переломился.
Вот месяц вышел и горит,
а язычок не утомился.
Смеется он
и говорит.
Жизнь будет сложная и долгая.
О девочка,
запомни так:
страна твоя большая,
добрая,
она вся в реках и цветах.
А ты играешь с мамой в ладушки —
тебе ли думать о судьбе!
Ромашки,
маки
или ландыши —
что больше нравится тебе?
Младенец кашку составляет
Из манных зерен голубых.
Зерно, как кубик, вылетает
Из легких пальчиков двойных.
Зерно к зерну — горшок наполнен,
И вот, качаясь, он висит,
Как колокол на колокольне,
Квадратной силой знаменит.
Ребенок лезет вдоль по чащам,
Ореховые рвет листы,
И над деревьями всё чаще
Его колеблются персты.
И девочки, носимы вместе,
К нему, но воздуху плывут.
Одна из них, снимая крестик,
Тихонько падает в траву.Горшок клубится под ногою,
Огня субстанция жива,
И девочка лежит нагою,
В огонь откинув кружева.
Ребенок тихо отвечает:
»Младенец я, и не окреп!
Ужель твой ум не примечает,
Насколь твой замысел нелеп?
Красот твоих мне стыден вид,
Закрой же ножки белой тканью,
Смотри, как мой костер горит,
И не готовься к поруганью!»
И, тихо взяв мешалку в руки,
Он мудро кашу помешал, —
Так он урок живой науки
Душе несчастной преподал.
Губы девочка мажет
В первом ряду.
Ходят кони в плюмажах
И песню ведут:
Про детей, про витязей
И про невест…
Вы когда-нибудь видели
Сабельный блеск? Поднимается на небо
Топот и храп.
Вы видали когда-нибудь
Сабельный шрам?
Зарыдают подковы —
Пошел
Эскадрон.
Перетоп молотковый —
Пошел эскадрон! Черной буркой вороны
Укроют закат,
Прокричат похоронно
На всех языках.
Среди белого дня
В придорожной пыли
Медсестричку Марусю
Убитой нашли… Отмененная конница
Пляшет вдали,
Опаленные кони
В песню ушли.
От слепящего света
Стало в мире темно.
Дети видели это
Только в кино.На веселый манеж
Среди белого дня
Приведите ко мне
Золотого коня.
Я поеду по кругу
В веселом чаду,
Я увижу подругу
В первом ряду.Сотни тысяч огней
Освещают наш храм.
Сотни тысяч мальчишек
Поют по дворам.
Научу я мальчишек
Неправду рубить!
Научу я мальчишек
Друг друга любить! Ходят кони в плюмажах
И песню ведут.
Губы девочка мажет
В первом ряду…