Найдено стихов - 164.
На одной странице показано - 35.
Чтобы посмотреть как можно больше стихов из коллекции, переходите по страницам внизу экрана.
Стихи отсортированы так, что в начале Вы будете видеть более короткие стихи.
На последней странице Вы можете найти самые длинные стихи по теме.
Красивая женщина — это профессия.
И если она до сих пор не устроена, —
ее осуждают. И каждая версия
имеет своих безусловных сторонников.
Ей, с самого детства вскормленной не баснями,
остаться одною а, значит, бессильною,
намного страшнее, намного опаснее,
чем если б она не считалась красивою.
Пусть вдоволь листают романы прошедшие,
пусть бредят дурнушки заезжими принцами.
А в редкой профессии сказочной женщины
есть навыки, тайны, и строгие принципы.
Идет она молча по улице трепетной,
сидит как на троне с друзьями заклятыми.
Приходится жить — ежедневно расстрелянной
намеками, слухами, вздохами, взглядами.
Подругам она улыбается весело.
Подруги ответят и тут же обидятся…
Красивая женщина — это профессия,
А все остальное — сплошное любительство!
Только захоти —
Приду к тебе,
Отдыхом в пути
Приду к тебе.
К тебе зарей приду,
Живой водой приду.
Захочешь ты весны —
И я весной приду к тебе.
Приду к тебе я
Отзвуком в ночной тиши,
Огнем негаснущим,
Крутым огнем твоей души…
Слова найду святые,
Я для тебя найду слова…
Слова найду святые,
Я для тебя найду слова.
Сквозь громаду верст
Приду к тебе,
Светом дальних звезд
Приду к тебе,
К тебе во сне приду
И наяву приду,
Захочешь ты дождя,
И я дождем приду к тебе!..
Приду к тебе я
Отзвуком в ночной тиши,
Огнем негаснущим,
Крутым огнем твоей души…
Слова найду святые,
Я для тебя найду слова…
Слова найду святые,
Я для тебя найду слова.
Я тебя люблю, моя награда.
Я тебя люблю, заря моя.
Если мне не веришь, ты меня испытай, —
Всё исполню я!
Горы и моря пройду я для тебя,
Радугу в степи зажгу я для тебя,
Тайну синих звезд открою для тебя,
Ты во мне звучи, любовь моя!
Я пою о том, что я тебя люблю,
Думаю о том, что я тебя люблю,
Знаю лишь одно, что я тебя люблю.
Ты во мне звучи, любовь моя!
Жизнь моя теперь идёт иначе,
Не было таких просторных дней.
Вижу я тебя и становлюсь во сто крат
Выше и сильней!
Я живу одной твоей улыбкой,
Я твоим дыханием живу.
Если это — сон, то пусть тогда этот сон
Будет наяву!
Горы и моря пройду я для тебя,
Радугу в степи зажгу я для тебя,
Тайну синих звезд открою для тебя,
Ты во мне звучи, любовь моя!
Я пою о том, что я тебя люблю,
Думаю о том, что я тебя люблю,
Знаю лишь одно, что я тебя люблю.
Ты во мне звучи, любовь моя!
Лишь тебя одну я искал повсюду,
Плыли в вышине звездные пути,
Я тебя искал, жил и верил в чудо.
Страшно, что тебя мог я не найти,
Ты в судьбе моей как весенний ветер,
Ты в любви моей вечное тепло.
Хорошо, что мы встретились на свете,
Но не знаю я, за что мне повезло.
Я люблю тебя,
Смотри восходит в небе солнце молодое.
Я люблю тебя,
И даже небо стало вдруг еще просторней.
Я люблю тебя,
Тебе протягиваю сердце на ладони.
Я люблю тебя,
Я так люблю одну тебя.
Что для нас теперь грома громыханье,
Что для нас теперь долгие года,
Ты моя мечта, ты мое дыханье,
Ты вся жизнь моя, песня навсегда.
Над землей любовь распахнула крылья,
Радостный рассвет трубы протрубили,
Это мы с тобой, мы любовь открыли,
И никто до нас на свете не любил.
Как много лет во мне любовь спала.
Мне это слово ни о чем не говорило.
Любовь таилась в глубине, она ждала —
И вот проснулась и глаза свои открыла!
Теперь пою не я — любовь поет!
И эта песня в мире эхом отдается.
Любовь настала так, как утро настает.
Она одна во мне и плачет и смеется!
И вся планета распахнулась для меня!
И эта радость, будто солнце, не остынет!
Не сможешь ты уйти от этого огня!
Не спрячешься, не скроешься —
Любовь тебя настигнет!
Как много лет во мне любовь спала.
Мне это слово ни о чем не говорило.
Любовь таилась в глубине, она ждала —
И вот проснулась и глаза свои открыла!
Пришла ты праздником, пришла любовию,
Когда случилось это, я теперь не вспомню.
И не поверю я и на мгновение,
Что в мире мы могли не встретиться с тобою
И радость вешняя, и память вещая —
И над моею головою солнце вечное.
Любовь нетленная — моя вселенная,
Моя вселенная, которой нет конца.
Ты стала жизнью мне, судьбою стала,
Обратно все мои года перелистала
И озарение, и день рождения
И ты во мне, как будто Новый год, настал.
Спасибо, жизнь, за то, что вновь приходит день,
Что зреет хлеб, и что взрослеют дети.
Спасибо, жизнь, тебе за всех родных людей,
Живущих на таком огромном свете.
Спасибо, жизнь, за то, что этот щедрый век
Звучал во мне то щедростью, то болью
За ширь твоих дорог, в которых человек,
Все испытав, становится собою.
За то, что ты река без берегов,
За каждую весну твою и зиму,
За всех друзей и даже за врагов —
Спасибо, жизнь. За все тебе спасибо!
За слезы и за счастье наяву,
За то, что ты жалеть меня не стала,
За каждый миг, в котором я живу,
Но не за тот, в котором перестану.
Спасибо, жизнь, что я перед тобой в долгу,
За прошлую и завтрашнюю силу.
За все, что я еще успею и смогу,
Спасибо, жизнь, воистину спасибо.
Все начинается с любви…
Твердят:
«Вначале
было
слово…»
А я провозглашаю снова:
Все начинается
с любви!.. Все начинается с любви:
и озаренье,
и работа,
глаза цветов,
глаза ребенка —
все начинается с любви.Все начинается с любви,
С любви!
Я это точно знаю.
Все,
даже ненависть —
родная
и вечная
сестра любви.Все начинается с любви:
мечта и страх,
вино и порох.
Трагедия,
тоска
и подвиг —
все начинается с любви… Весна шепнет тебе:
«Живи…»
И ты от шепота качнешься.
И выпрямишься.
И начнешься.
Все начинается с любви!
Позвони мне, позвони,
Позвони мне, ради Бога.
Через время протяни
Голос тихий и глубокий.
Звезды тают над Москвой.
Может, я забыла гордость.
Как хочу я слышать голос,
Как хочу я слышать голос,
Долгожданный голос твой.
Без тебя проходят дни.
Что со мною, я не знаю.
Умоляю — позвони,
Позвони мне — заклинаю,
Дотянись издалека.
Пусть над этой звездной бездной
Вдруг раздастся гром небесный,
Вдруг раздастся гром небесный,
Телефонного звонка.
Если я в твоей судьбе
Ничего уже не значу,
Я забуду о тебе,
Я смогу, я не заплачу.
Эту боль перетерпя,
Я дышать не перестану.
Все равно счастливой стану,
Все равно счастливой стану,
Даже если без тебя!
Если вы есть — будьте первыми,
Первыми, кем бы вы ни были.
Из песен — лучшими песнями,
Из книг — настоящими книгами.
Первыми будьте и только!
Пенными, как моря.
Лучше второго художника
Первый маляр.
Спросят вас оробело:
«Кто же тогда останется,
Если все будут первыми,
Кто пойдёт в замыкающих?»
А вы трусливых не слушайте,
Вы их сдуйте как пену,
Если вы есть — будьте лучшими,
Если вы есть — будьте первыми!
Если вы есть — попробуйте
Горечь зелёных побегов,
Примериваясь, потрогайте
Великую ношу первых.
Как самое неизбежное
Взвалите её на плечи.
Если вы есть — будьте первыми,
Первым труднее и легче!
Встанет море, звеня.
Океаны — за ним.
Зашатает меня
Вместе с шаром земным!
А уснуть захочу,
После долгих погонь
Я к тебе прилечу —
Мотыльком на огонь.
Пусть идут, как всегда,
Посреди мельтешни
Очень быстро — года.
Очень медленно — дни.
Я шагал по земле, было зябко в душе и окрест.
Я тащил на усталой спине свой единственный крест.
Было холодно так, что во рту замерзали слова.
И тогда я решил этот крест расколоть на дрова.
И разжег я костер на снегу.
И стоял.
И смотрел,
как мой крест одинокий удивленно и тихо горел…
А потом зашагал я опять среди черных полей.
Нет креста за спиной…
Без него мне
еще тяжелей.
Пугали богами.
А он говорил: «Враки!»
Твердили:
«Держи себя в рамках…»
А он посмеивался.
И в небо глядел.
И шел по земле.
И осмеливался!
И рушились рамки!
И вновь воздвигались
рамки…
«Держи себя в рамках…»
А он отвечал дерзко!
«Держи себя в рамках…»
А он презирал страхи.
А он смеялся!
Ему было в рамках тесно.
Во всех.
Даже в траурной
рамке.
Город прославился так:
Вышел военный чудак,
старец с лицом молодым.
«Парни, —
сказал он, —
летим!
Мальчики, время пришло,
Дьявольски нам повезло!..»
В семь сорок девять утра
все было так, как вчера.
«Точка…—
вздохнул офицер, —
чистенько вышли на цель…»
В восемь двенадцать утра
сказано было:
«Пора!..»
В восемь пятнадцать, над миром взлетев,
взвыл торжествующе
дымный клубок!
Солнце зажмурилось,
похолодев.
Вздрогнули оба:
и «боинг»,
и бог!..
Штурман воскликнул: «Ой, как красиво!..»
В эту секунду в расплавленной мгле
рухнули
все представленья о зле.
Люди узнали, что на Земле
есть Хиросима.
И нет Хиросимы.
В траве — тишина,
Тишина
В траве — тишина,
в камыше — тишина,
в лесу — тишина.
Так тихо,
что стыдно глаза распахнуть
и на землю ступить.
Так тихо, что страшно.
Так тихо, что ноет спина.
Так тихо, что слово любое сказать —
все равно что убить.
Визжащий, орущий, разболтанный мир
заболел тишиной.
Лежит он —
спеленут крест-накрест
ее покрывалом тугим.
Так тихо, как будто все птицы
покинули землю,
одна за одной.
Как будто все люди оставили землю
один за другим.
Как будто земля превратилась
в беззвучный музей тишины.
Так тихо, что музыку надо, как чье-то лицо,
вспоминать,
Так тихо, что даже тишайшие мысли
далёко слышны.
Так тихо, что хочется заново
жизнь начинать.
Так тихо…
Этой ночью первый снег летел в окно.
Этим утром снег идти не перестал…
Так идет он, будто кто-то озорно,
как в бутылке,
все окрестности взболтал.
И не знает снег, куда лететь ему,
где найти ему местечко для жилья.
И забыл он, где земля,
зачем земля?
почему трава и зелень почему.
То идет он сверху вниз,
то снизу вверх —
озабоченный, растерянный, чудной…
Я прекрасно понимаю первый снег,
потому что так же было и со мной.
Время встало.
А потом пошло назад!
Все часы на свете канули во тьму.
И забыл я, что сказать.
Зачем сказать.
Почему смеяться,
плакать почему.
Шла за осенью весна,
потом — зима.
Позабыл я все слова,
все имена.
Позабыл я даже то, как ты нужна, —
ты об этом мне напомнила
сама.
Очень гордая сама пришла ко мне,
равнодушие обидное стерпя.
На твоих ресницах тает первый снег…
Чтоб я делал,
если б не было тебя?!
Я люблю, когда над городом — снег,
неуверенно кружащийся,
ничей.
Неживой, мохнатый, медленный снег
одевает в горностаи
москвичей.
В горностаевом пальто
идет студент.
В горностаи постовой разодет…
Я люблю смотреть на белую рябь.
Фонари плывут над улицей —
горят.
Как наполненные пламенем ноли,
по-домашнему
горят фонари.
Пухлый снег идет,
и я за ним бегу.
Снег запутался в сплетенье кустов… На снегу,
на очень тихом снегу —
восклицательные знаки
следов!
Об испытаньях прежних
не вспоминай пока что…
Ты — в сауне.
Ты — грешник.
И потому —
покайся!
Вживайся оробело
в блаженство и мученье…
Но если это —
пекло,
куда девались черти?.. Жара, жарынь, жарища,
не утихая, стелется.
Она теперь царица!
Она
всему
владелица! Она погодой вертит.
А здесь,
в горниле сауны,
из флоры — только веник,
и только я —
из фауны.
И не хватает воздуха.
И дышишь —
как воруешь.
Но — тут же надо — в озеро!.. А сможешь?
А не струсишь?..
Наверное, сумею.
Конечно же,
не струшу.
Сейчас я чуть помедлю
и выбегу наружу! Ведь мы, во всяком случае,
в своем существовании
и кипятками варены!
И холодами кручены! Все в жизни
повторяется.
И в нас уже вколочено:
в холодное!
В горячее!
В горячее!
В холодное!
…В Нечерноземье, — согласно прогнозу, -
резко уменьшится снежный покров…
Днем над столицей местами — грозы.
А на асфальте
местами —
кровь.
Уходят, уходят могикане.
Дверей не тронув.
Половицами не скрипнув.
Без проклятий уходят.
Без криков.
Леденея.
Навсегда затихая.Их проклинали лживо,
хвалили
лживо.
Их возносили.
От них отвыкали…
Могикане
удивлялись и жили.
Усмехались и жили
могикане.
Они говорили странно,
поступали странно.
Нелепо. Неумно. Неясно… И ушли,
не испытав страха.
Так и не научившись
бояться.
Ушли.
Оставили ветер весенний.
Деревья,
посаженные своими руками.
Ушли.
Оставили огромную землю,
которой очень нужны
могикане.
Между мною и тобою — гул небытия,
звездные моря,
тайные моря.
Как тебе сейчас живется, вешняя моя,
нежная моя,
странная моя?
Если хочешь, если можешь — вспомни обо мне,
вспомни обо мне,
вспомни обо мне.
Хоть случайно, хоть однажды вспомни обо мне,
долгая любовь моя.
А между мною и тобой — века,
мгновенья и года,
сны и облака.
Я им и тебе сейчас лететь велю.
Ведь я тебя еще сильней люблю.
Как тебе сейчас живется, вешняя моя,
нежная моя,
странная моя?
Я тебе желаю счастья, добрая моя,
долгая любовь моя!
Я к тебе приду на помощь, — только позови,
просто позови,
тихо позови.
Пусть с тобой все время будет свет моей любви,
зов моей любви,
боль моей любви!
Только ты останься прежней — трепетно живи,
солнечно живи,
радостно живи!
Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи,
счастливо живи всегда.
А между мною и тобой — века,
мгновенья и года,
сны и облака.
Я им к тебе сейчас лететь велю.
Ведь я тебя еще сильней люблю.
Пусть с тобой все время будет свет моей любви,
зов моей любви,
боль моей любви!
Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи.
Счастливо живи всегда.
В гневе — небо.
В постоянном гневе…
Нервы, нервы,
каждый час —
на нерве!
Дни угарны…
И от дома к дому
Ниагарой
хлещут валидолы…
«Что слова?!
Слова теперь — как в бочку!
Однова
живем на этой почве!»
Все неважно,
если век изломан…
Где серьезность ваша,
старый Лондон?
Где, Париж,
твоя былая нега?
Жесткость крыш
и снова — нервы, нервы!
Над годами —
от Ржева и до Рима —
клокотанье
бешеного ритма!..
Ты над дочкой
застываешь немо?
Брось, чудачка!
Нервы, нервы, нервы!..
Руки вверх,
медлительность провинций!..
Нервный
век.
Нельзя остановиться.
Столб, не столб —
спеши
осатанело…
Братцы, стоп!..
Куда там…
Нервы…
Нервы…
Алёне
Мы совпали с тобой, совпали
в день, запомнившийся навсегда.
Как слова совпадают с губами.
С пересохшим горлом — вода.
Мы совпали, как птицы с небом.
Как земля с долгожданным снегом
совпадает в начале зимы,
так с тобою совпали мы.
Мы совпали, еще не зная
ничего
о зле и добре.
И навечно совпало с нами
это время в календаре.
Мир,
состоящий из зла и счастья,
из родильных домов
и кладбищ…
Ему я каждое утро кланяюсь,
вчерашнюю грязь
с ботинок
счищая.
То — как задачник для третьего класса,
то — как чертеж грядущих домин,
терпкий
невежливый,
громогласный, —
он навсегда мне знаком — этот мир.
В нем
на окраинных улочках пусто.
В очередях —
разговоры нелегкие.
В нем у лотков выбирают арбузы,
их, как детей,
ладонью
пошлепывая!
Мир мне привычен, как слово «здравствуйте».
И ожидаем,
как новоселье…
Я выхожу
и себя разбрасываю,
раскидываю, рассеиваю!
Весь выворачиваюсь, как карманы,
чтоб завтра
сначала все
повторить…
Мира мне
так бесконечно мало,
что лучше об этом
не говорить!
Не думай о секундах свысока.
Наступит время, сам поймешь, наверное, -
свистят они,
как пули у виска,
мгновения,
мгновения,
мгновения.
У каждого мгновенья свой резон,
свои колокола, своя отметина,
Мгновенья раздают — кому позор,
кому бесславье, а кому бессмертие.
Мгновения спрессованы в года,
Мгновения спрессованы в столетия.
И я не понимаю иногда,
где первое мгновенье, где последнее.
Из крохотных мгновений соткан дождь.
Течет с небес вода обыкновенная.
И ты, порой, почти полжизни ждешь,
когда оно придет, твое мгновение.
Придет оно, большое, как глоток,
глоток воды во время зноя летнего.
А в общем,
надо просто помнить долг
от первого мгновенья до последнего.
Не думай о секундах свысока.
Наступит время, сам поймешь, наверное, -
свистят они,
как пули у виска,
мгновения,
мгновения,
мгновения.
Он стар и похож на свое одиночество.
Ему рассуждать о погоде не хочется.
Он сразу с вопроса:
«А Вы не из Витебска?..» —
Пиджак старомодный на лацканах вытерся…
«Нет, я не из Витебска…» —
Долгая пауза.
А после — слова монотонно и пасмурно:
«Тружусь и хвораю…
В Венеции выставка…
Так Вы не из Витебска?..»
«Нет, не из Витебска…»
Он в сторону смотрит.
Не слышит, не слышит.
Какой-то нездешней далекостью дышит,
пытаясь до детства дотронуться бережно…
И нету ни Канн, ни Лазурного берега,
ни нынешней славы…
Светло и растерянно
он тянется к Витебску, словно растение…
Тот Витебск его — пропыленный и жаркий —
приколот к земле каланчою пожарной.
Там свадьбы и смерти, моленья и ярмарки.
Там зреют особенно крупные яблоки,
и сонный извозчик по площади катит…
«А Вы не из Витебска?..».
Он замолкает.
И вдруг произносит, как самое-самое,
названия улиц:
Смоленская,
Замковая.
Как Волгою, хвастает Видьбой-рекою
и машет
по-детски прозрачной рукою…
«Так Вы не из Витебска…»
Надо прощаться.
Прощаться.
Скорее домой возвращаться…
Деревья стоят вдоль дороги навытяжку.
Темнеет…
И жалко, что я не из Витебска.
Знаешь,
я хочу, чтоб каждое слово
этого утреннего стихотворенья
вдруг потянулось к рукам твоим, словно
соскучившаяся ветка сирени.
Знаешь,
я хочу, чтоб каждая строчка,
неожиданно вырвавшись из размера
и всю строфу
разрывая в клочья,
отозваться в сердце твоем сумела.
Знаешь,
я хочу, чтоб каждая буква
глядела бы на тебя влюбленно.
И была бы заполнена солнцем, будто
капля росы на ладони клена.
Знаешь,
я хочу, чтоб февральская вьюга
покорно у ног твоих распласталась.
И хочу,
чтобы мы любили друг друга
столько,
сколько нам жить осталось.
Мы в зале ожидания живем.
Любой из нас
все время ждет чего-то… Начальника у дома ждет шофер,
поигрывая
ключиком от «Волги»…
Вот аккуратный старичок в пенсне.
Он ждет.
Он едет в Вологду за песнями.
Старуха,
что-то бормоча о пенсии,
блаженно улыбается во сне…
Седеющего мужа ждет жена…
Девчонка ждет любви.
Ей очень боязно.
А на девчонку смотрит старшина —
и у него есть целый час
до поезда…
Ждет поворота лоцман —
скоро мель.
Учитель ждет решения примеров.
Ребята ожидают перемены.
Колхозы
ожидают
перемен.
Разбуженная,
ждущая страна
и целый мир,
застывший в ожидании… За нами — штормовая тишина!
За нами — нашей силы нарастание!
Мы ждем открытий.
Мы друзей зовем.
Друг другу говорим слова несладкие.
Мы
в зале ожидания живем!
Но руки
в ожидании
не складываем!
За тобой
через года
иду,
не колеблясь.
Если ты — провода,
я — троллейбус.
Ухвачусь за провода
руками долгими,
буду жить всегда-всегда
твоими токами.
Слышу я:
«Откажись!
Пойми разумом:
неужели это жизнь —
быть привязанным?!
Неужели в этом есть
своя логика?!
Ой, гляди — надоест!
Будет плохо».
Ладно!
Пусть свое гнут —
врут расцвеченно.
С ними я на пять минут,
с тобой — вечно!
Ты — мой ветер и цепи,
сила и слабость.
Мне в тебе,
будто в церкви,
страшно и сладко.
Ты — неоткрытые моря,
мысли тайные.
Ты — дорога моя,
давняя,
дальняя.
Вдруг — ведешь меня в леса!
Вдруг — в Сахары!
Вот бросаешь,
тряся,
на ухабы!
Как ребенок, смешишь.
Злишь, как пытка…
Интересно мне жить.
Любопытно!
Живу, как хочу, -
светло и легко.
Живу, как лечу, -
высоко-высоко.
Пусть небу смешно,
но отныне
ни дня
не будет оно
краснеть за меня…
Что может быть лучше —
собрать облака
и выкрутить тучу
над жаром песка!
Свежо и громадно
поспорить с зарей!
Ворочать громами
над черной землей.
Раскидистым молниям
душу открыть,
над миром,
над морем
раздольно парить!
Я зла не имею.
Я сердцу не лгу.
Живу, как умею.
Живу, как могу.
Живу, как лечу.
Умру, как споткнусь.
Земле прокричу:
«Я ливнем
вернусь!»
Пришла ко мне пора платить долги.
А я-то думал,
что еще успею…
Не скажешь, что подстроили враги.
Не спрячешься за юношеской спесью.
И вот я мельтешу то здесь, то там.
Размахиваю разными словами:
«Я расплачусь с долгами!
Я отдам!..
Поверьте мне!..»
Кивают головами
леса и травы, снегопад и зной,
село Косиха, Сахалин и Волга.
Живет во мне, смеется надо мной
Немыслимая необ ятность долга!
Ждет каждая секунда.
Ждут года.
Озера, полные целебной влаги.
Мелькнувшие, как вспышка, города.
Победные
и траурные флаги.
Медовый цвет клокочущей ухи.
Моей Москвы
всесильные зарницы.
И те стихи, те — главные — стихи,
которые лишь начинают сниться.
И снова полночь душу холодит.
И карандаш с бессонницею спорит.
И женщина
в глаза мои глядит.
(Я столько должен ей, что страшно вспомнить!)
— Плати долги!..
Плати долги, чудак!..
Давай начистоту судьбу продолжим…
Плачу.
Но каждый раз выходит так:
чем больше отдаешь,
тем больше должен.
А. Киреевой
Я, как блиндаж партизанский, травою пророс.
Но, оглянувшись, очень отчетливо вижу:
падают мальчики, запнувшись за мину, как за порог,
наткнувшись на очередь, будто на ленточку финиша.
Падают мальчики, руки раскинув просторно,
на чернозем, от безделья и крови жирный.
Падают мальчики, на мягких ладонях которых —
такие прекрасные,
такие длинные
линии
жизни.
Города, начинающиеся с вокзалов…
Есть у каждого города
возраст и голос.
Есть одежда своя.
И особенный запах.
И лицо,
И не сразу понятная
гордость… Города, города!
Сколько было вас —
разных?!
Деревянные, каменные, глинобитные,
будто гвозди,
в промерзшую землю забитые,
города, где любовь.
И работа.
И праздник… Сколько раз, города,
вы бежали навстречу,
задирая над нами
кулаки семафоров?.. Становился все ближе,
различался все резче
и домов и заборов запутанный ворох —Города,
озорные и полные грусти…
Сколько раз к запыленным вагонам несли вы
папиросы и яблоки,
рыбу и грузди,
крутобокие дыни,
размякшие сливы! Пиво в кружках тяжелых
и пиво навынос…
…А вокзал,
как пальто для мальчишки, — на вырост! Так и кажется:
он из грядущего года,
из грядущего года,
не от этого города!..
Отправленье.
Под самые тучи запущен
паровозный гудок.
И, рванувшись на запад,
остаются в прошлом
остаются в будущем
города,
начинающиеся с вокзалов.
Горбуша в сентябре идет метать икру…
Трепещут плавники, как флаги на ветру.
Идет она, забыв о сне и о еде,
туда, где родилась.
К единственной воде.
Угаром,
табуном,
лавиною с горы!
И тяжелеют в ней дробиночки икры…
Горбуша прет, шурша,
как из мешка — горох.
Заторы сокруша.
И сети распоров.
Шатаясь и бурля, как брага на пиру,
горбуша в сентябре идет метать икру…
Белесый водопад вскипает, будто пунш,
когда в тугой струе —
торпедины горбуш.
И дальше — по камням.
На брюхе —
через мель!
Зарыть в песок икру.
И смерть принять взамен.
Пришла ее пора, настал ее черед…
Здесь даже не река,
здесь малый ручеек.
В него трудней попасть, чем ниткою — в иглу…
Горбуша в сентябре идет метать икру!
Потом она лежит —
дождинкой на стекле…
Я буду кочевать по голубой земле.
Валяться на траве,
пить бесноватый квас.Но в свой последний день,
в непостижимый час,
ноздрями ощутив последнюю грозу,
к порогу твоему
приду я,
приползу,
приникну,
припаду,
колени в кровь сотру… Горбуша в сентябре идет метать икру.
Е. Евтушенко
Такая жизненная полоса,
а может быть, предначертанье свыше.
Других я различаю голоса,
а собственного голоса не слышу.
И все же он, как близкая родня,
единственный,
кто согревает в стужу.
До смерти будет он внутри меня.
Да и потом
не вырвется наружу.