1
Товарищи,
бросьте
раскидывать гвозди!
Гвозди
многим
попортили ноги.
2
Не оставляй
на лестнице
инструменты и вещи.
Падают
и ранят
молотки и клещи.
3
Работай
только
на прочной лестнице.
Убьешься,
если
лестница треснется.
4
Месим руками
сталь, а не тесто,
храни
в порядке
рабочее место.
Нужную вещь
в беспорядке ищешь,
никак не найдешь
и ранишь ручища.
5
Пуская машину,
для безопасности
надо
предупредить товарища,
работающего рядом.
6
На работе
волосы
прячьте лучше:
от распущенных волос —
несчастный случай.
7
Электрический ток —
рабочего настиг.
Как
от смерти
рабочего спасти?
Немедленно
еще до прихода врача
надо
искусственное дыхание начать.
8
Нанесем
безалаберности удар,
образумим
побахвалиться охочих.
Дело
безопасности труда —
дело
самих рабочих.
Великий день Кирилловой кончины —
Каким приветствием сердечным и простым
Тысячелетней годовщины
Святую память мы почтим?
Какими этот день запечатлеть словами,
Как не словами, сказанными им,
Когда, прощаяся и с братом и с друзьями,
Он нехотя свой прах тебе оставил, Рим…
Причастные его труду
Чрез целый ряд веков, чрез столько поколений,
И мы, и мы его тянули борозду
Среди соблазнов и сомнений,
И в свой черед, как он, не довершив труда,
И мы с нее сойдем — и словеса святые
Его воспомянув — воскликнем мы тогда:
«Не изменяй себе, великая Россия!
Не верь, не верь чужим, родимый край,
Их ложной мудрости иль наглым их обманам,
И как святой Кирилл, и ты не покидай
Великого служения Славянам»…
1.
Отныне
езды на паровозах нет.
2.
Дуракам, известно, закон не писан.
3.
Много в поезде мест, или мало, —
садятся как и на что попало.
4.
Паровоз, мол, не лошадь,
паровоз, мол, силён,
всякую тяжесть выдержит он.
5.
А паровозу вред не малый;
капля по капле ломает скалы.
6.
Сегодня мало,
завтра мало,
7.
а через месяц
публика паровоз поломала.
8.
А главное — машинисту грех чистый.
Стонут от помехи кочегары и машинисты.
9.
Если б вам
при ходьбе на шею насели, 1
0.
вы бы немного вот так походили, 1
1.
а потом задышали б еле.1
2.
Сломают сами
и орут в уши:
транспорт, мол, в Советской России разрушен.1
3.
Ты же и разрушил транспорт весь!
Зря верхом на паровоз не лезь.1
4.
А полезешь — поймает дорога.
За разгром паровозов ответишь строго.
Праздник жизни — молодости годы —
Я убил под тяжестью труда
И поэтом, баловнем свободы,
Другом лени — не был никогда.Если долго сдержанные муки,
Накипев, под сердце подойдут,
Я пишу: рифмованные звуки
Нарушают мой обычный труд.Всё ж они не хуже плоской прозы
И волнуют мягкие сердца,
Как внезапно хлынувшие слезы
С огорченного лица.Но не льстясь, чтоб в памяти народной
Уцелело что-нибудь из них…
Нет в тебе поэзии свободной,
Мой суровый, неуклюжий стих! Нет в тебе творящего искусства…
Но кипит в тебе живая кровь,
Торжествует мстительное чувство,
Догорая, теплится любовь, -Та любовь, что добрых прославляет,
Что клеймит злодея и глупца
И венком терновым наделяет
Беззащитного певца…
IДельвиг… Лень… Младая дева…
Утро… Слабая метель…
Выплывает из напева
Детской елки канитель.Засыпай, окутан ленью.
В окнах — снега белизна.
Для труда и размышленья
Старость грубая нужна.И к чему, на самом деле,
Нам тревожить ход времен!
Белокурые метели…
Дельвиг… Дева… Сладкий сон…IIДве жизни не прожить. А эту, что дана,
Не все равно — тянуть длиннее иль короче?
Закуривай табак, налей себе вина,
Поверь бессоннице и сочиняй полночи.
Нет-нет, не зря хранится идеал,
Принадлежащий поколенью!..
О Дельвиг, ты достиг такого ленью,
Чего трудом не каждый достигал!
И в этом, может быть, итог
Почти полвека, нами прожитого, —
Промолвить Дельвигу доверенное слово
И завязать шейной платок.
Нам время не даром дается.
Мы трудно и гордо живем.
И слово трудом достается,
и слава добыта трудом.Своей безусловною властью,
от имени сверстников всех,
я проклял дешевое счастье
и легкий развеял успех.Я строил окопы и доты,
железо и камень тесал,
и сам я от этой работы
железным и каменным стал.Меня — понимаете сами —
чернильным пером не убить,
двумя не прикончить штыками
и в три топора не свалить.Я стал не большим, а огромным
попробуй тягаться со мной!
Как Башни Терпения, домны
стоят за моею спиной.Я стал не большим, а великим,
раздумье лежит на челе,
как утром небесные блики
на выпуклой голой земле.Я начал — векам в назиданье —
на поле вчерашней войны
торжественный день созиданья,
строительный праздник страны.
Мы бойцы великой рати!
Дружно в битву мы пойдем.
Не страшась тупых проклятий,
Трудный путь ко счастью братии
Грудью смелою пробьем!
Юность, светлых упований
Ты исполнена всегда:
Будет много испытаний,
Много тяжкого труда.
Наши силы молодые
Мы должны соединять,
Чтоб надежды дорогие,
Чтобы веру отстоять.
Мы сплотимся нераздельно;
Нам вождем сама любовь.
Смело в битву!.. Не бесцельно
Там прольется наша кровь…
И, высоко поднимая
Знамя истины святой,
Ни пред чем не отступая,
Смело ринемся мы в бой!
Зло столетнее желанным
Торжеством мы сокрушим
И на поле ляжем бранном
С упованием живым,
Что потомки славой гордой
Воскресят наш честный труд
И по нашим трупам твердо
К счастью верному пойдут!.»
Прими, прими мой грустный трудИ, если можешь, плачь над ним;
Я много плакал — не придут
Вновь эти слезы — вечно им
Не освежать моих очей.
Когда катилися они,
Я думал, думал всё об ней.
Жалел и ждал другие дни!
Уж нет ее, и слез уж нет –
И нет надежд — передо мной
Блестит надменный, глупый свет
С своей красивой пустотой!
Ужель я для него писал?
Ужели важному шуту
Я вдохновенье посвящал,
Являя сердца полноту?
Ценить он только злато мог
И гордых дум не постигал;
Мой гений сплел себе венок
В ущелинах кавказских скал.
Одним высоким увлечен,
Он только жертвует любви:
Принесть тебе лишь может он
Любимые труды свои.«Прими, прими мой грустный труд» соответствует стиху «Я строки грустные писал» из окончательного текста посвящения к «Menschen und Leidenschaften».Стихи «Я думал, думал всё об ней ~ Уж нет ее, и слез уж нет» — воспоминание поэта о матери, умершей, когда ему было три года. Об этой утрате много говорится и в трагедии «Menschen und Leidenschaften», имеющей автобиографические черты (см. действие I, явление 1 и действие III, явление 2).
Мы бурю подняли не бурелома ради.
Уничтожая гниль, гремели мы: «Вали!»
«Старью, глушившему молодняки, ни пяди,
Ни пяди отнятой у темных сил земли!»
«Долой с родных полей, со всенародной пашни
Всю чужеядную, ползучую траву!»
И падали дворцы, и рушилися башни,
И царские гербы валялися во рву!
Но разрушали мы не разрушенья ради.
Сказавши прошлому: «Умри и не вреди!» —
С цепями ржавыми весь гнет оставив сзади,
Мы видели простор бескрайный впереди,
Простор — для творчества, простор — для жизни
новой,
Простор — для мускулов, для чувства, для ума!
Мы знали: школою тяжелой и суровой
Добьемся мы, чтоб свет стал жизненной основой
Для тех, чей ум века окутывала тьма.
И потому-то так трясет их лихорадка,
Всех гадов, коим так мила назад оглядка.
Когда мы говорим: «Всему своя чреда
Все — к пашням и станкам! Мы — партия труда
И партия порядка!»
Не говори мне в озлобленьи,
Что наша жизнь, как сон мелькнет.
Тот, для кого, как сновиденье,
Летят года, живет-ли тот?..
Жить—вечный труд. Росли и зрели
С печалью мысли на челе
Не для одной мы грустной цели —
Спать вечным сном в сырой земле;
Не для скорбей и наслажденья,
Но для работы и труда,
Чтоб наше каждое мгновенье
Не пропадало без следа.
Короток срок, работы много,
А нам про жизненный конец
Напоминает в мире строго
Бой человеческих сердец.
В борьбе с развратом повсеместным
Не думай много о себе,
Не будь животным безсловесным,
А человеком будь в борьбе.
Не вспоминай о том, что было,
Оставь гробам скелеты их:
Ты жив, в тебе живая сила
И ты работай для живых.
Не редко труженик упорный,
Измучен жизнью, умирал,
Но из могилы благотворный
Свой труд потомству завещал.
И в мире зла и вероломства
Сиять стал многие года
Труд гениальный для потомства,
Как путеводная звезда.
Вперед же!.. Время дорогое
Проходит. Нечего нам ждать:
Окончим труд и за другое
Мы дело примемся опять
Д. Свияжский.
Пользуйся женских обятий утехами, пользуйся, Виктор,
Пусть незнакомым трудам орган научится твой.
Ткут покрывало уже для супруги, деву готовят,
И новобрачная брить мальчиков будет твоих.
Раз лишь позволит она быть мужу страстному сзади,
Раны первой страшась нового ей копия;
Это тебе повторять ни мать не позволит, ни нянька,
Скажут они: «Ведь — жена это не мальчик тебе!»
Горе! сколько стараний, сколько трудов ты потратишь,
Ежели женский соблазн — чуждая вещь для тебя!
Как новичок, ты поди к Субуранской наставнице в школу:
Сделает мужем она, дева ж — учитель плохой!
Застигнутый последней метой
И не успев всего допеть,
Благословлю я землю эту,
Когда придется умереть.
Благословлю ее за воздух,
Дыша которым был я смел,
За светлых рек живую воду,
Где телом и душой свежел,
За поле знойное пшеницы,
За села и за города,
За наш достаток, где хранится
Зерно и моего труда.
Благословлю земли просторы
За то, что жил я в светлый век,
Любил ее моря и горы,
Как мог свободный человек,
Что здесь учился у народа
Петь песни ясной простоты
И украшать трудом природу
Во имя счастья и мечты.
Длятся
игрища спартакиадные.
Глаз
в изумлении
застыл на теле —
тело здоровое,
ровное,
ладное.
Ну и чудно́ же в самом деле!
Неужели же это те, —
которые
в шестнадцатичасовой темноте
кривили
спины
хозяйской конторою?!
Неужели это тот,
которого
безработица
выталкивала
из фабричных ворот,
чтоб шел побираться,
искалечен и надорван?!
Неужели это те,
которых —
буржуи
драться
гнали из-под плетей,
чтоб рвало тело
об ядра и порох?!
Неужели ж это те,
из того
рабочего рода,
который —
от бородатых до детей —
был
трудом изуродован?!
Да!
Это — прежняя
рабочая масса,
что мялась в подвалах,
искривлена и худа.
Сегодня
обмускулено
висевшее мясо
десятью годами
свободного труда.
В лесу мурашки-муравьи
Живут своим трудом,
У них обычаи свои
И муравейник — дом.
Миролюбивые жильцы
Без дела не сидят:
С утра на пост бегут бойцы,
А няньки в детский сад.
Рабочий муравей спешит
Тропинкой трудовой,
С утра до вечера шуршит
В траве и под листвой.
Ты с палкой по лесу гулял
И муравьиный дом,
Шутя, до дна расковырял
И подпалил потом.
Покой и труд большой семьи
Нарушила беда.
В дыму метались муравьи,
Спасаясь кто куда.
Трещала хвоя. Тихо тлел
Сухой, опавший лист.
Спокойно сверху вниз смотрел
Жестокий эгоист…
За то, что так тебя назвал,
Себя я не виню, –
Ведь ты того не создавал,
Что предавал огню.
Живешь ты в атомный наш век
И сам — не муравей,
Будь Человеком, человек,
Ты на земле своей!
За то, что вы всегда от колыбели лгали,
А может быть, и не могли не лгать;
За то, что, торопясь, от бедной жизни брали
Скорей и более, чем жизнь могла вам дать;
За то, что с детских лет в вас жажда идеала
Не в меру чувственной и грубою была,
За то, что вас печаль порой не освежала,
Путем раздумия и часу не вела;
Что вы не плакали, что вы не сомневались,
Что святостью труда и бодростью его
На новые труды идти не подвизались, —
Обманутая жизнь — не даст вам ничего!
Рабочая
родина родин —
трудом
непокорным
гуди!
Мы здесь,
мы на страже,
и орден
привинчен
к мильонной груди.
Стой,
миллионный,
незыблемый мол —
краснознаменный
гранит-комсомол.
От первых боев
до последних
мы шли
без хлебов и без снов —
союз
восемнадцатилетних
рабоче-крестьянских сынов.
В бой, мильоны!
Белых —
в помол!
Краснознаменный,
гордись, комсомол!
Довольство —
неважное зрелище.
Комсомольский характер
крут.
Комсомолец —
это застрельщик
в борьбе
за чистку
и труд.
Чтоб веник
мильонный
старое смёл —
краснознаменный,
мети, комсомол!
Красным
отчаянным чертом
и в будущих
битвах
крой!
Зажгись
рабочим почетом!
На знамя —
орден второй!
С массой
мильонной
сердце само —
краснознаменный,
вперед, комсомол!
Мы встретились с тобою в храме
И жили в радостном саду,
Но вот зловонными дворами
Пошли к проклятью и труду.
Мы миновали все ворота
И в каждом видели окне,
Как тяжело лежит работа
На каждой согнутой спине.
И вот пошли туда, где будем
Мы жить под низким потолком,
Где прокляли друг друга люди,
Убитые своим трудом.
Стараясь не запачкать платья,
Ты шла меж спящих на полу;
Но самый сон их был проклятье,
Вон там — в заплеванном углу…
Ты обернулась, заглянула
Доверчиво в мои глаза…
И на щеке моей блеснула,
Скатилась пьяная слеза.
Нет! Счастье — праздная забота,
Ведь молодость давно прошла.
Нам скоротает век работа,
Мне — молоток, тебе — игла.
Сиди, да шей, смотри в окошко,
Людей повсюду гонит труд,
А те, кому трудней немножко,
Те песни длинные поют.
Я близ тебя работать стану,
Авось, ты не припомнишь мне,
Что я увидел дно стакана,
Топя отчаянье в вине.
Напряженно трудясь день и ночь,
Проверяют себя патриоты:
«Чем мы фронту сумели помочь —
Славной армии нашей и флоту?»В нашей грозной священной войне
Нет различья меж фронтом и тылом.
То, что делал ты, делай вдвойне
С неустанным стараньем и пылом.Сталевар, тракторист, продавец,
Врач и техник, швея и ученый, —
Каждый нынче народный боец
Общей армии многомильонной.Все мы, каждый на месте своем,
Побеждать помогаем героям,
Все мы сводку победы куем,
Все могилу для недруга роем.Каждый день, каждый час, каждый миг
Ты цени, не теряй его даром.
Пусть твой труд помогает, как штык,
Боевым, смертоносным ударом.Как боец, не жалеючи сил,
Будь всегда начеку и на месте,
Чтобы труд твой воистину был
Делом доблести, славы и чести.Как боец, как герой-патриот
Будь на службе, в семье, на заводе, —
Ведь победа сама не придет —
Труд геройский к победе приводит!
Ты крепкий, праведный стоятель
За Русь и силу праотцов,
Почтенный старец-собиратель
Старинных песен и стихов!
Да будет тих и беспечален
И полон счастливых забот.
И благодатно достохвален
И мил тебе твой новый год!
В твоем спасительном приюте
Да расцветет ученый труд
И недоступен всякой смуте
Да будет он; да не войдут
К тебе: ни раб царя Додона,
Ни добросовестный шпион,
Ни проповедник Вавилона,
Ни вредоносный ихневмон,
Ни горделивый и ничтожный
И пошло-чопорный папист,
Ни чужемыслитель бездонный
И ни поганый коммунист;
И да созреет безопасно
Твой чистый труд, и принесет
Он плод здоровый и прекрасный
И будет сладок этот плод
Всему востоку, всем крещеным;
А немцам, нашим господам,
Богопротивным и мудреным,
И всем иным твоим врагам
Будь он противен; будь им тошно
С него, мути он душу им!
А ты, наш Петр, ты неоплошно
Трудись и будь неутомим!
Былых господ прогнавши взашей,
Мы знаем: есть страшнее враг, —
Мы по пути к победе нашей
Свершили только первый шаг. Страшнее барской шайки дикой
Нас изнурившая нужда.
Вперед же, воины великой
Единой армии труда! Отбив рукой вооруженной
Всю злую вражескую гнусь,
Спасем работой напряженной
Коммунистическую Русь. Работать все станки заставим,
Исправим всё и пустим в ход —
И от смертельных мук избавим
Нуждой измаянный народ. Мы деревушкам скажем черным:
«Довольно жутких, темных зим!
Себя трудом, трудом упорным,
Мы к светлой жизни воскресим!» Есть на Руси один хозяин —
Народ свободный, трудовой.
С рабочим пахарь кровно спаян
Одною спайкой боевой: В одном строю — герой с героем —
Шли в бой, опасности деля.
Вперед же, братья, бодрым строем!
Свои заводы мы откроем,
Свои запашем мы поля. Свои богатства мы умножим
И возрастим свои плоды,
У общих фабрик горы сложим
Из торфа, угля и руды. Жизнь забурлит живым потоком,
Не зная вражеских запруд, —
И мы, в спокойствии глубоком,
Окинув Русь хозяйским оком.
Благословим наш общий труд!
Единое счастье — работа,
В полях, за станком, за столом, -
Работа до жаркого пота,
Работа без лишнего счета, -
Часы за упорным трудом! Иди неуклонно за плугом,
Рассчитывай взмахи косы,
Клонись к лошадиным подпругам,
Доколь не заблещут над лугом
Алмазы вечерней росы! На фабрике, в шуме стозвонном
Машин, и колес, и ремней,
Заполни, с лицом непреклонным,
Свой день, в череду миллионном
Рабочих, преемственных дней! Иль — согнут над белой страницей, -
Что сердце диктует, пиши;
Пусть небо зажжется денницей, -
Всю ночь выводи вереницей —
Заветные мысли души! Посеянный хлеб разойдется
По миру; с гудящих станков
Поток животворный польется;
Печатная мысль отзовется
Во глуби бессчетных умов.Работай! Незримо, чудесно
Работа, как сев, прорастет.
Что станет с плодами — безвестно,
Но благостно, влагой небесной,
Труд всякий падет на народ.Великая радость — работа,
В полях, за станком, за столом!
Работай до жаркого пота,
Работай без лишнего счета,
Все счастье земли — за трудом!
Жизнь в трезвом положении
Куда нехороша!
В томительном борении
Сама с собой душа,
А ум в тоске мучительной…
И хочется тогда
То славы соблазнительной,
То страсти, то труда.
Все та же хата бедная —
Становится бедней,
И мать — старуха бледная —
Еще бледней, бледней.
Запуганный, задавленный,
С поникшей головой,
Идешь как обесславленный,
Гнушаясь сам собой;
Сгораешь злобой тайною…
На скудный твой наряд
С насмешкой неслучайною
Все, кажется, глядят.
Все, что во сне мерещится,
Как будто бы назло,
В глаза вот так и мечется
Роскошно и светло!
Все — повод к искушению,
Все дразнит и язвит
И руку к преступлению
Нетвердую манит…
Ах! если б часть ничтожную!
Старушку полечить,
Сестрам бы не роскошную
Обновку подарить!
Стряхнуть ярмо тяжелого,
Гнетущего труда, —
Быть может, буйну голову
Сносил бы я тогда!
Покинув путь губительный,
Нашел бы путь иной
И в труд иной — свежительный —
Поник бы всей душой.
Но мгла отвсюду черная
Навстречу бедняку…
Одна открыта торная
Дорога к кабаку.
(Из «Медвежьей охоты»)
Кто хочет сделаться глупцом,
Тому мы предлагаем:
Пускай пренебрежет трудом
И жить начнет лентяем.
Хоть Геркулесом будь рожден
И умственным атлетом,
Все ж будет слаб, как тряпка, он
И жалкий трус при этом.
Нет в жизни праздника тому,
Кто не трудится в будень.
Пока есть лишний мед в дому,
Терпим пчелами трутень;
Когда ж общественной нужды
Придет крутое время,
Лентяй, не годный никуды!
Ты всем двойное бремя.
Когда придут зараза, мор,
Ты первый кайся богу,—
Запрешь ворота на запор,
Но смерть найдет дорогу!..
Кому бросаются в глаза
В труде одни мозоли,
Тот глуп, не смыслит ни аза!
Страдает праздность боле.
Когда придет упадок сил,
Хандра подступит злая —
Верь, ни единый пес не выл
Тоскливее лентяя!
Итак — о славе не мечтай.
Не будь на деньги падок,
Трудись по силам и желай,
Чтоб труд был вечно сладок.
Чтоб испустить последний вздох
Не в праздности — в работе,
Как старый пес мой, что издох
Над гаршнепом в болоте!..
Полгода брат-писатель,
Иссушен табаком,
Сидел и дни и ночи
За письменным станком.
И вот, пробыв в работе
Не более двух лет,
В издательстве таком-то
Выходит книга в свет.
Приятная бумага,
Чудесный переплет.
И труд свой брат-писатель
В журнал на отзыв шлет.
И критик Икс иль Игрек —
Опустим имена! —
Строчит, что книга массам
Весьма, весьма нужна.
И шрифт-де очень четок,
И опечаток нет,
И очень интересен,
Хотя и прост, сюжет.
Ты жаждешь, брат-читатель,
Прочесть почтенный труд,
Но… Вместо «но» поставим
По сути дела—тпру!
Я был в избе-читальне
В колхозе, под Москвой.
Мне пел избач уныло,
Качая головой.
Рукою делал пассы,
Ткнул в книжный шкаф перстом.
Лишь лозунг «Книгу в массы»
Висел в шкафу пустом.
— Вот, вишь, какое чтиво! —
Избач допел и скис.
Мораль? Насчет морали
Пусть говорит КОГИЗ.
Пионер! Всегда будь смелым,
Не бросай на ветер слов
И проверить слово делом
Будь готов!
— Всегда готов! Будь веселым, плавай, прыгай,
Жги костры среди кустов,
Но склонить лицо над книгой
Будь готов!
— Всегда готов! Развивай и ум и руки,
Помни: труд не даст плодов
Без учебы, без науки.
Будь готов!
— Всегда готов! В жизнь идя победным маршем,
В шуме битвы и трудов
Смену дать героям старшим
Будь готов!
— Всегда готов! Взглядом ясным и бесстрашным
Различать умей врагов.
За друзей стоять отважно
Будь готов!
— Всегда готов! Будь готов всегда вступиться
За калек, сирот и вдов
И за правду встать, как рыцарь,
Будь готов!
— Всегда готов! Будь готов отдать все силы
Делу славному отцов,
Послужить Отчизне милой
Будь готов!
— Всегда готов!
Без разбору ты ври про чужие дела,
Та работа не так, как твоя, тяжела.
Нет, не дивно нимало и мне, как тебе,
Что миляе на свете всего ты себе.
Да чужого труда ты не тщись умалять,
И чего ты не знаешь, не тщись похулять.
Если спросишь меня,
Я скажу, не маня,
Что честной человек
Этой гнусности сделать не может вовек.
Посмотри
И держи то в уме:
Нес мужик пуда три
На продажу свинцу в небольшой котоме,
Нагибается он, да нельзя и не так:
Ведь не грош на вино он несет на кабак.
Мир ругается, видя, что гнется мужик;
Свинценосца не кажется труд им велик.
Им мужик отвечал:
«Труд мой кажется мал.
Только бог это весть,
Что в котомишке есть,
Да известно тому,
Кто несет котому».
Снега нет в полях тоскливых,
И опять, уйдя с полей,
Память роется в архивах
Пожелтевших тополей.
Кто просил тебя и нанял —
Ногтем по сердцу скребя, —
Грустный труд воспоминаний
Взять сегодня на себя?
Да и что еще осталось
На седение зиме?
Листьев ржавая усталость
С тяготением к земле?
Или, слитая с листвою,
Слез наигранных слюда?
Это все уже не стоит
Ни страданий, ни труда…
Первый снег… — и с первым снегом
Наступающей зимы
Под глухим ее ночлегом
Это все уснет…
Это все уснет… И мы,
Мы, наверно, с базы ближней
Подадимся снова в путь,
С первым снегом, — первой лыжней
Накрест все перечеркнуть…
Я помню, был я с ним знаком
В те дни, когда, больной, он говорил с трудом,
Когда, гражданству нас уча,
Он словно вспыхивал и таял как свеча,
Когда любить его могли
Мы все, лишенные даров и благ земли… Перед дверями гроба он
Был бодр, невозмутим — был тем, чем сотворен;
С своим поникнувшим челом
Над рифмой — он глядел бойцом, а не рабом,
И верил я ему тогда,
Как вещему певцу страданий и труда.Теперь пускай кричит молва,
Что это были все слова — слова — слова, —
Что он лишь тешился порой
Литературною игрою козырной,
Что с юных лет его грызет
То зависть жгучая, то ледяной расчет.Пред запоздалою молвой,
Как вы, я не склонюсь послушной головой;
Ей нипочем сказать уму:
За то, что ты светил, иди скорей во тьму…
Молва и слава — два врага;
Молва мне не судья, и я ей не слуга.
Здесь царем дитя-пастух.
Холм зеленый вместо трона,
Солнце яркое над ним —
Вся из золота корона.
У монарших ног легли
Льстиво овцы в красных бантах;
Гордой важности печать
На телятах-адютантах.
Гоф-актерами — козлы;
И коровы не без дела,
Как и птицы: флейты их,
Позвонки их — гоф-капелла.
И так мило все звучит,
И так мило отвечает
Водопад и темный лес…
И владыка засыпает.
В это время край его
Псом-министром управляем
Неусыпно сторожит
Он своим широким лаем.
Дремля, шепчет юный царь:
«Ах, правленье — труд постылый,
Труд тяжелый! Поскорей
Мне-б домой, к царице милой!
«И державной головой
Тихо к ней на грудь склониться…
Ведь владения мои
Все в глазах твоих, царица!..»
Без разбору ты ври про чужия дела,
Та работа не так как твоя тяжела.
Нет: не дивно ни мало и мне как тебе,
Что миляе на свете всево ты себе:
Да чужова труда ты не тщись умалять.
И чево ты не знаеш, не тщись похулять.
Естьли спросишь меня,
Я скажу не маня,
Что честной человек,
Етой гнусности зделать не может во век.
Посмотри,
И держи то в уме:
Нес мужик пуда три
На продажу свинцу, в не большой котоме,
Нагибается он, да не льзя и не так:
Вить не грош на вино он несет на кабак:
Мир ругается видя, что гнется мужик;
Свинценосца не кажется труд им велик.
Им мужик отвечал:
Труд мой кажется мал:
Только Бог ето весть,
Что в котомишке есть:
Да известно тому,
Кто несет котому.
Тебе ж, самодержице, посвятить труд новый
И должность советует и самое дело;
Извинят они ж мою смелость пред тобою.
Приношу тебе стихи, которы на римском
Языке показались достойными ухо
Августово насладить; тебе он подобие
Расширив и утвердив, везде победитель,
Державы своей предел, по трудах покойно
Миром целым властвовал, в одной лишь различен
Мести к врагам, коих ты прощаешь славнее.
К нравов исправлению творец писать тщался,
Искусно хвалит везде красну добродетель,
И гнусное везде он злонравие хулит:
Ты и добродетели лучшая защита,
И пороки прогонять не меньше прилежна.
Сильнее, приятнее венузинца звоны,
Но я твоим говорю языком счастливым,
И, хоть сладость сохранить не могли латинских,
Будут не меньше стихи русские полезны;
Недалеко отстою, хоть с ним не равняюсь,
Если ж удостоюся похвал твоих ценных —
Дойдет к позднейшим моя потомкам уж слава,
И венузинцу свою завидеть не стану.
Орут поэту:
«Посмотреть бы тебя у токарного станка.
А что стихи?
Пустое это!
Небось работать — кишка тонка».
Может быть,
нам
труд
всяких занятий роднее.
Я тоже фабрика.
А если без труб,
то, может,
мне
без труб труднее.
Знаю —
не любите праздных фраз вы.
Ру́бите дуб — работать дабы.
А мы
не деревообделочники разве?
Голов людских обделываем дубы.
Конечно,
почтенная вещь — рыбачить.
Вытащить сеть.
В сетях осетры б!
Но труд поэтов — почтенный паче —
людей живых ловить, а не рыб.
Огромный труд — гореть над горном,
железа шипящие класть в закал.
Но кто же
в безделье бросит укор нам?
Мозги шлифуем рашпилем языка.
Кто выше — поэт
или техник,
который
ведет людей к вещественной выгоде?
Оба.
Сердца — такие ж моторы.
Душа — такой же хитрый двигатель.
Мы равные.
Товарищи в рабочей массе.
Пролетарии тела и духа.
Лишь вместе
вселенную мы разукрасим
и маршами пустим ухать.
Отгородимся от бурь словесных молом.
К делу!
Работа жива и нова.
А праздных ораторов —
на мельницу!
К мукомолам!
Водой речей вертеть жернова.
Что волки жадны, всякий знает:
Волк, евши, никогда
Костей не разбирает.
За то на одного из них пришла беда:
Он костью чуть не подавился.
Но может Волк ни охнуть, ни вздохнуть;
Пришло хоть ноги протянуть!
По счастью, близко тут Журавль случился.
Вот, кой-как знаками стал Волк его манить
И просит горю пособить.
Журавль свой нос по шею
Засунул к Волку в пасть и с трудностью большею
Кость вытащил и стал за труд просить.
«Ты шутишь!» зверь вскричал коварный:
«Тебе за труд? Ах, ты, неблагодарный!
А это ничего, что свой ты долгий нос
И с глупой головой из горла цел унес!
Поди ж, приятель, убирайся,
Да берегись: вперед ты мне не попадайся».
Змея хоть умирает,
А зелье все хватает —
Пословица есть у людей.
Скажу в пример я сказку к ней.
Которого не помню года
Ко облегчению народа
Скончал свой век
Приказный человек,
То есть подьячий,
Который в самый век еще ребячий
Был выучен просить за труд.
Он скоро понял ту науку,
Крючком держать, протягши, руку,
Пока ему дадут.
И сверх того он был изрядный плут.
И прочие крючки завидовали вору,
Что драл со всякого он взятки без разбору,
Лишь только б где ему случилось обмочить
Перо в чернила.
Состарился крючок, и уж слабела сила
За труд просить;
Приходит смерть к нему с косою,
Велит, чтоб он дела приказные бросал
И больше не писал.
Подьячий, ухватя чернильницу рукою,
Другую протянул, уже лишася сил,
И с смерти за труды просил.
Сбылась пословица: змея хоть умирает,
А зелье все хватает.
Тургенев, верный покровитель
Попов, евреев и скопцов,
Но слишком счастливый гонитель
И езуитов, и глупцов,
И лености моей бесплодной,
Всегда беспечной и свободной,
Подруги благотворных снов!
К чему смеяться надо мною,
Когда я слабою рукою
На лире с трепетом брожу
И лишь изнеженные звуки
Любви, сей милой сердцу муки,
В струнах незвонких нахожу?
Душой предавшись наслажденью,
Я сладко, сладко задремал.
Один лишь ты с глубокой ленью
К трудам охоту сочетал;
Один лишь ты, любовник страстный
И Соломирской, и креста,
То ночью прыгаешь с прекрасной,
То проповедуешь Христа.
На свадьбах и в Библейской зале,
Среди веселий и забот,
Роняешь Лунину на бале,
Подъемлешь трепетных сирот;
Ленивец милый на Парнассе,
Забыв любви своей печаль,
С улыбкой дремлешь в Арзамасе
И спишь у графа де-Лаваль;
Нося мучительное бремя
Пустых иль тяжких должностей,
Один лишь ты находишь время
Смеяться лености моей.
Не вызывай меня ты боле
К навек оставленным трудам.
Ни к поэтической неволе,
Ни к обработанным стихам.
Что нужды, если и с ошибкой
И слабо иногда пою?
Пускай Нинета лишь улыбкой
Любовь беспечную мою
Воспламенит и успокоит!
А труд и холоден и пуст:
Поэма никогда не стоит
Улыбки сладострастных уст.