В степном саду, слегка от зноя пьян,
Я шел тропинкою, поросшей повиликой.
Отец полол под вишнями бурьян
И с корнем вырывал пучки ромашки дикой.Миндально пахла жаркая сирень,
На солнце лоснилась трава перед покосом,
Свистел скворец, и от деревьев тень
Ложилась пятнами на кадку с купоросом.Блестящий шмель в траве круги чертил,
И воздух пел нестянутой струною,
И светлый зной прозрачный пар струил
Над раскаленною землею.
Ветла чернела на вершине,
Грачи топорщились слегка,
В долине неба синей-синей
Паслись, как овцы, облака.
И ты с покорностью во взоре
Сказала: «Влюблена я в вас» —
Кругом трава была, как море,
Послеполуденный был час.Я целовал посланья лета,
Тень трав на розовых щеках,
Благоуханный праздник света
На бронзовых твоих кудрях.
И ты казалась мне желанной,
Как небывалая страна,
Какой-то край обетованный
Восторгов, песен и вина.
Руны Ночи прочитав,
Струны грома разобрав,
Я блуждаю, и сбираю на болотах стебли трав.
В этих травах тонкий яд,
Самоцветности горят,
В них глубокий, змееокий, нелюдской, берущий взгляд.
Эти травы я сожму,
Выпью яд, и выпью тьму,
Кто б ты ни был подходящий, знай, что я тебя возьму.
Нас погонят по пятам
Руны Ночи в черный храм,
Струны грома, гряньте бурю, душу Дьяволу отдам.
Зачем на склоне дня
Холодный дождь полил?
Ты целовал меня,
А на губах полынь.
Опять приходишь ты,
Но сердце зря стучит.
Завяли все цветы,
И лишь полынь горчит.
Горчит полынь-трава…
Теперь-то знаю я:
Полынь — твои слова!
Полынь — любовь твоя!
Полынь стеной растёт,
Стоит в полях теплынь.
Твой голос будто мёд,
А все равно полынь…
От той полынь-травы,
Ох, нету сладости,
А от людской молвы,
Ох, нету радости.
Полыни я нарву,
Себе гнездо совью.
И на полынь-траву
Полынь-слезу пролью.
Я утонул в душистых травах…
Раскинув руки, в тишине,
Среди жуков, среди козявок
Лежу на сумеречном дне.
Пыльцой медовой запорошен,
Сердито пчёлами отпет,
Сквозь отцветающий горошек
Лежу, гляжу на белый свет…
В моих ногах
Терновый кустик
Шуршит, отряхивая зной,
И облака недавней грусти
Плывут, играя, надо мной…
Потом я выйду на поляну,
Шмеля уснувшего стряхну,
И если снова грустным стану —
Вернусь
И в травах
Утону…
Я ребенком любил большие,
Медом пахнущие луга,
Перелески, травы сухие
И меж трав бычачьи рога.
Каждый пыльный куст придорожный
Мне кричал: «Я шучу с тобой,
Обойди меня осторожно
И узнаешь, кто я такой!»
Только дикий ветер осенний,
Прошумев, прекращал игру, -
Сердце билось еще блаженней,
И я верил, что я умру
Не один — с моими друзьями
С мать-и-мачехой, с лопухом,
И за дальними небесами
Догадаюсь вдруг обо всем.
Я за то и люблю затеи
Грозовых военных забав,
Что людская кровь не святее
Изумрудного сока трав.
Растет, растет могильная трава,
Зеленая, веселая, живая,
Омыла плиты влага дождевая,
И мох покрыл ненужные слова.
По вечерам заплакала сова,
К моей душе забывчивой взывая,
И старый склеп, руина гробовая,
Таит укор… Но ты, земля, права!
Как нежны на алеющем закате
Кремли далеких синих облаков!
Как вырезаны крылья ветряков
За темною долиною на скате!
Земля, земля! Весенний сладкий зов!
Ужель есть счастье даже и в утрате?
Вдруг на бегу остановиться,
Так,
будто пропасть на пути.
"Меня не будет…" -
удивиться.
И по слогам произнести:
"Ме-ня не бу-дет…"
Мне б хотелось
не огорчать родных людей.
Но я уйду.
Исчезну.
Денусь.
Меня не будет…
Будет день,
настоенный на птичьих криках.
И в окна, как весны глоток,
весь в золотых, сквозных пылинках,
ворвется
солнечный поток!..
Просыплются дожди в траву
и новую траву разбудят.
Ау! — послышится -
Ау-уу!..
Не отзовусь.
Меня не будет.
А царит над нашей стороной —
Глаз дурной, дружок, да час худой.А всего у нас, дружок, красы —
Что две русых, вдоль спины, косы,
Две несжатых, в поле, полосы.А затем, чтобы в единый год
Не повис по рощам весь народ —Для того у нас заведено
Зеленое шалое вино.А по селам — ивы — дерева
Да плакун-трава, разрыв-трава… Не снести тебе российской ноши.
— Проходите, господин хороший! 11 июня 1917
На родину со службы воротясь,
Помещик молодой, любя во всем успехи,
Собрал своих крестьян: «Друзья, меж нами связь —
Залог утехи;
Пойдемте же мои осматривать поля!»
И, преданность крестьян сей речью воспаля,
Пошел он с ними купно.
«Что ж здесь мое?» — «Да все, — ответил голова, —
Вот тимофеева трава…»
«Мошенник! — тот вскричал, — ты поступил преступно!
Корысть мне недоступна;
Чужого не ищу; люблю свои права!
Мою траву отдать, конечно, пожалею;
Но эту возвратить немедля Тимофею!»Оказия сия, по мне, уж не нова.
Антонов есть огонь, но нет того закону,
Чтобы всегда огонь принадлежал Антону.
Не хочется быть справедливым,
а надо! С вороньим отливом,
нечерным, скорей нефтяным,
перо справедливость роняет
и всех, как казарма, равняет —
гиганта с любым остальным.Перо из травы выпирает,
из чистой зеленой травы,
и лично тебя выбирает
из восьмимиллионной Москвы.Не хочется. Думалось, давность
твоим порываньям прошла.
Однако жестокая данность
тебя настигает — пера! Тебе справедливость сронила,
тебя изо всех избрала!
И вдруг появляется сила
на все. На слова и дела.
Чутко дремлешь… Напевая,
Зыблешь колыбель…
У порога залитая
Лунным светом ель…
Пахнет лесом… Шерстью псиной
Да разрыв-травой…
Зубы скалит из овина
Старый домовой…
Выйдешь… Сядешь на пороге…
Ну… тужить—гадать:
— Скоро-ль… скоро-ль по дороге
Удалого ждать…
Тихо… Только у колодца
Хриплый крик совы…
Тихий шорох донесется
Из ночной травы…
Прянно веет дух смолиный:
Елью да сосной…
Зубы скалит из овина
Старый домовой…
Человек живет совсем немного —
несколько десятков лет и зим,
каждый шаг отмеривая строго
сердцем человеческим своим.
Льются реки, плещут волны света,
облака похожи на ягнят…
Травы, шелестящие от ветра,
полчищами поймы полонят.
Выбегает из побегов хилых
сильная блестящая листва,
плачут и смеются на могилах
новые живые существа.
Вспыхивают и сгорают маки.
Истлевает дочерна трава…
В мертвых книгах
крохотные знаки
собраны в бессмертные слова.
Накануне Иванова дня
Собирал я душистые травы,
И почуял, что нежит меня
Ароматом душевной отравы.
Я собрал полевые цветы
И росистые травы ночные
И на сон навеваю мечты,
И проходят они, голубые…
В тех мечтаньях ночных я узнал
Недалекую с милой разлуку,
И как будто во сне целовал
Я горячую нежную руку…
И катилися слезы мои,
Дорогая меня обнимала,
Я проснулся в слезах от любви
И почуял, как сердце стучало…
С этих пор не заманишь меня
Ароматом душевной отравы,
Не сберу я душистые травы
Накануне Иванова дня…24 июня 1899
Иванов день
В густой траве пропадешь с головой.
В тихий дом войдешь, не стучась…
Обнимет рукой, оплетет косой
И, статная, скажет: «Здравствуй, князь.
Вот здесь у меня — куст белых роз.
Вот здесь вчера — повилика вилась.
Где был, пропадал? что за весть принес?
Кто любит, не любит, кто гонит нас?»
Как бывало, забудешь, что дни идут,
Как бывало, простишь, кто горд и зол.
И смотришь — тучи вдали встают,
И слушаешь песни далеких сел…
Заплачет сердце по чужой стороне,
Запросится в бой — зовет и манит…
Только скажет: «Прощай. Вернись ко мне» —
И опять за травой колокольчик звенит…12 июля 1907
Во имя Отца и Сына и Святого Духа —
Отпускаю ныне
Дорогого друга
Из прекрасной пустыни — в мир.
Научила я друга — как день встаёт,
Как трава растёт,
И как ночь идёт,
И как смерть идёт,
И как звёзды ходят из дома в дом —
Будет друг царём!
А как друг пошёл — полегла трава
Как под злой косой,
Зашатались чёрные дерева,
Пал туман густой…
— Мы одни с тобой,
Голубь, дух святой!
Вы — зори, зори! Ясно огневые,
Как старое, кровавое вино, —
Пусть за плечами нити роковые
Столетий старых ткет веретено.
Лежу в траве на луге колосистом,
Бьется с трепетом кольцо
Из легких трав:
То змея червонным свистом
Развивается, из легких трав —
В лицо!
Обвейся, жаль!
Восторгом ядовитым
Отравлен я: мне ожерельем будь!
Мою печаль
Восторгом ядовитым
Ты осласти и — ввейся в грудь.
Ты — золотое, злое ожерелье!
Обвей меня: целуй меня —
Кусай меня,
Змея!..
О, страдное веселье!
О, заря!
Синеет ночь, и с робостью газели
Скользит ко мне Ваш скромный силуэт;
И Вашу тень качает лунный свет —
Луны далекой ясные качели.
Шум ручейка и дальний звук свирели
Сливаются в пленительный дуэт;
Мы шепот поцелуев шлем в ответ,
Разнежены на снежных трав постели.
Никто у нас друг в друга не влюбленный
Сближается томленьем синевы,
Мотивами природы усыпленный
И пряною душистостью травы…
Не мучьтесь после совестью бессонной:
В такую ночь отдаться — вправе вы!
В дневных лучах и в сонной мгле,
В моей траве, в моей земле,
В моих кустах я схоронил
Мечты о жизни, клады сил,
И окружился я стеной,
Мой свет померк передо мной,
И я забыл, давно забыл,
Где притаились клады сил.
Порой, взобравшись по стене,
Сижу печально на окне, —
И силы спят в земле сырой,
Под неподвижною травой.
Как пробудить их? Как воззвать?
Иль им вовеки мирно спать,
А мне холодной тишиной
Томиться вечно за стеной?
Полями пахнет, — свежих трав,
Лугов прохладное дыханье!
От сенокосов и дубрав
Я в нем ловлю благоуханье.
Повеет ветер — и замрет…
А над полями даль темнеет,
И туча из-за них растет, —
Закрыла солнце и синеет.
Нежданной молнии игра,
Как меч, блеснувший на мгновенье,
Вдруг озарит из-за бугра —
И снова сумрак и томленье…
Как ты таинственна, гроза!
Как я люблю твое молчанье,
Твое внезапное блистанье, —
Твои безумные глаза!
О нет, я не город с кремлем над рекой,
Я разве что герб городской.Не герб городской, а звезда над щитком
На этом гербе городском.Не гостья небесная в черни воды,
Я разве что имя звезды.Не голос, не платье на том берегу,
Я только светиться могу.Не луч световой у тебя за спиной,
Я — дом, разоренный войной.Не дом на высоком валу крепостном,
Я — память о доме твоем.Не друг твой, судьбою ниспосланный друг,
Я — выстрела дальнего звук.В приморскую степь я тебя уведу,
На влажную землю паду, И стану я книгой младенческих трав,
К родимому лону припав.
На что ж тебе люб-трава?
— Чтобы девушки любили.
народная песня.
На опушке, вдоль межи,
Ты, душа, поворожи.
Лес и поле осмотри,
Три цветка скорей бери.
Завязавши три узла,
Вижу я: Заря — светла.
И срываю я цветок,
Первый, синий василек.
И тая в душе завет,
Я срываю маков цвет.
И твердя любви слова,
Вижу третий: люб-трава.
Вижу, вижу, и зову: —
Сердце, рви же люб-траву.
Но душа едва жива:
Опьянила люб-трава.
Все цветы я рвал, спеша,
И смела была душа.
Только тут минуту длю: —
Слишком люб-траву люблю.
Как сорвал я василек,
Было просто невдомек.
И не спрашивал я, нет,
Как сорвать мне маков цвет.
А уж эту люб-траву
Как же, как же я сорву?
Сердце, знак! Отдай скорей
Люб-траву — любви моей!
Едешь, едешь, — степь да небо,
Точно нет им края,
И стоит вверху, над степью,
Тишина немая.Нестерпимою жарою
Воздух так и пышет;
Как шумит трава густая,
Только ухо слышит.Едешь, едешь, — как шальные,
Кони мчатся степью;
Вдаль курганы, зеленея,
Убегают цепью.Промелькнут перед глазами
Две-три старых ивы, —
И опять в траве волнами
Ветра переливы.Едешь, едешь, — степь да небо, —
Степь, все степь, как море;
И взгрустнется поневоле
На таком просторе.
Я ухо приложил к земле,
Чтобы услышать конский топот, —
Но только ропот, только шёпот
Ко мне доходит по земле.
Нет громких стуков, нет покоя,
Но кто же шепчет, и о чём?
Кто под моим лежит плечом
И уху не дает покоя?
Ползет червяк? Растёт трава?
Вода ли капает до глины?
Молчат окрестные долины,
Земля суха, тиха трава.
Пророчит что-то тихий шёпот?
Иль, может быть, зовёт меня,
К покою вечному клоня,
Печальный ропот, темный шёпот?
Он — инок. Он — Божий. И буквы устава
Все мысли, все чувства, все сказки связали.
В душе его травы, осенние травы,
Печальные лики увядших азалий.Он изредка грезит о днях, что уплыли.
Но грезит устало, уже не жалея,
Не видя сквозь золото ангельских крылий,
Как в танце любви замерла Саломея.И стынет луна в бледно-синей эмали,
Немеют души умирающей струны…
А буквы устава все чувства связали, -
И блекнет он, Божий, и вянет он, юный.
Месяц зеркальный плывет по лазурной пустыне,
Травы степные унизаны влагой вечерней,
Речи отрывистей, сердце опять суеверней,
Длинные тени вдали потонули в ложбине.
В этой ночи, как в желаниях, все беспредельно,
Крылья растут у каких-то воздушных стремлений,
Взял бы тебя и помчался бы так же бесцельно,
Свет унося, покидая неверные тени.
Можно ли, друг мой, томиться в тяжелой кручине?
Как не забыть, хоть на время, язвительных терний?
Травы степные сверкают росою вечерней,
Месяц зеркальный бежит по лазурной пустыне.
Благовещенье и свет,
Вербы забелели.
Или точно горя нет,
Право, в самом деле?
Благовестие и смех,
Закраснелись почки.
И на улицах, у всех
Синие цветочки.
Сколько синеньких цветков,
Отнятых у снега.
Снова мир и свеж и нов,
И повсюду нега.
Вижу старую Москву
В молодом уборе.
Я смеюсь и я живу,
Солнце в каждом взоре.
От старинного Кремля
Звон плывёт волною.
А во рвах живёт земля
Молодой травою.
В чуть пробившейся траве
Сон весны и лета.
Благовещенье в Москве,
Это праздник света!
Стоит ветла унылая,
Шумит она, качается
Над высохшим ручьем…
А нам, подружка милая,
А нам о чем печалиться,
А нам жалеть о чем? Пойдем, подружка верная,
За озеро, за мельницу,
Под месяц молодой.
В полях тропа вечерняя
Сама собою стелется
Нам под ноги с тобой.Над травами зелеными
Плывет гармонь влюбленная,
Плывет и не плывет.
А травы — всё немятые,
А парни — неженатые,
А всё кругом цветет.Поют в четыре голоса
Нам песню величальную
Четыре соловья.
О чем же ты задумалась,
Чего же ты печальная,
Ровесница моя?
Черемухой душистой с тобой опьянены,
Мы вдруг забыли утро, и вдруг вступили в сны.
И утро превратилось в моря без берегов,
Моря плавучих тучек, ветвей, кустов, цветов
Цветы, деревья, травы, и травы, и цветы,
Моря цветов и красок, любовь, и я, и ты.
Лицо к лицу склонивши и руку в руку взяв,
Мы вдруг прониклись счастьем легко дрожащих трав.
Безмерным светом Солнце светило с высоты,
И было изумленье, восторг, и я, и ты.
В нас царствовала Вечность, в нас был короткий час,
И утро вырастало для нас, для нас, для нас.
Мы были два сиянья, два призрака весны,
Черемухой душистой подсказанные сны.
2
Седым и низким облаком дол повит…
Чернильно-сини кручи лиловых гор.
Горелый, ржавый, бурый цвет трав.
Полосы йода и пятна желчи.
В морщине горной, в складках тисненых кож
Тускнеет сизый блеск чешуи морской.
Скрипят деревья. Вихрь траву рвет,
Треплет кусты и разносит брызги.
Февральский вечер сизой тоской повит.
Нагорной степью мой путь уходит вдаль.
Жгутами струй сечет глаза дождь.
Северный ветер гудит в провалах.
Люди! Бедные, бедные люди!
Как вам скучно жить без стихов,
без иллюзий и без прелюдий,
в мире счетных машин и станков!
Без зеленой травы колыханья,
без сверканья тысяч цветов,
без блаженного благоуханья
их открытых младенчески ртов!
О, раскройте глаза свои шире,
нараспашку вниманье и слух, —
это ж самое дивное в мире,
чем вас жизнь одаряет вокруг!
Это — первая ласка рассвета
на росой убеленной траве, —
вечный спор Ромео с Джульеттой
о жаворонке и соловье.
Кто найдет Одолень-траву тот вельми себе талант обрящет на земли.
Народный ТравникОдолень-трава,
Я среди чужих,
Стынут все слова,
Замирает стих
Я среди людей,
Нет житья от них,
Помоги скорей,
Дай мне спеть мой стих.
Ты, как я, взросла
Меж полей, в лесах,
Под Луной светла
На немых волнах
Ты печальница,
Нежный цвет твой был,
Ты купальница,
Водяной прострел.
Пала молния
В безглагольность вод,
Пала молния,
И цветок цветет.
Одолень-трава,
Уж который год
Ты светло-жива
Меж зеркальных вод.
Я блуждал, скорбя,
Меж пустых полей,
Я нашел тебя,
Помоги скорей.
Одолей ты мне
Не обрывы гор,
Где на темном дне
Шепчет темный бор.
О, не мрак лесной,
И не тьму ночей,
И не омут злой,
И не ширь степей.
Одолень-трава,
Одолей ты мне
Тех, в ком жизнь едва
Тлеет в тусклом сне.
Кто, как мертвый гнет,
Тяготит мечты,
Меж зеркальных вод
Не узнав цветы
Ты всегда жива,
Талисман лучей,
Одолень-трава,
Одолей людей.
Не бывало тебя красивей,
Скрытый мягкой пахучей травой
На просторах родимой России
Мой цветок луговой.Люди издавна знают:
Позабыв про другие дела,
В жаркий полдень к тебе прилеатает
Золотая пчела.Твой волнующий запах медвяный,
Что пьянее любого вина,
На бездушную яркость тюльпанов
Не сменяет оно.Так и ты, дорогая, —
Неярок твой скромный наряд,
Но не снилась ни разу другая
Мне пять вёсен подряд.Ты, как песня, красива,
Иль как скрытый мягкой травой
На просторах родимой
России Мой цветок луговой.
До ночи пламенеет небо,
Пронизанное серебром.
И поле зреющего хлеба
Истомлено тяжелым сном.
Жжет солнце, трав не дрогнут пряди,
Пастух недвижим у горы.
В долине собранное стадо
Почти заснуло от жары.
Все жарче, жарче, накаленней,
И воздух трепетно дрожит.
Вдруг поле вздрогнет и с разгона
Навстречу ветру побежит.
И рожь бежит, бегут упрямо
Колосья, травы, синий куст.
И с распростертыми руками
Я жадно ветру отдаюсь.
Колокола звонят, и старомодной
печалью осеняют небеса,
и холодно, и в вышине холодной
двух жаворонков плачут голоса.Но кто здесь был, кто одарил уликой
траву в саду, и полегла трава?
И маялся, и в нежности великой
оливковые трогал дерева? Еще так рано в небе, и для пенья
певец еще не разомкнул уста,
а здесь уже из слез, из нетерпенья
возникла чьей-то песни чистота.Но в этой тайне все светло и цельно,
в ней только этой речки берега,
и ты стоишь одна, и драгоценно
сияет твоя медная серьга.Колокола звонят, и эти звуки .
всей тяжестью своею, наяву,
летят в твои протянутые руки,
как золотые желуди в траву.