. . .коль делать нечего!
Неужели — сталь к виску?
В три вечера я, в три вечера
Всю вытосковала — тоску.Ждала тебя на подоконничке
— Ревнивее, чем враг — врага. —
Легонечко, любовь, легонечко!
У низости — легка нога! Смотри, чтобы другой дорожкою
Не выкрался любовный тать.
Бессонная моя душа, сторожкая,
За молодость отвыкла спать! Но все же, голубок неласковый,
Далеко предо мною
Мерцают маяки,
Над водной пеленою,
Исполненной тоски.
Налево — пламень красный,
Направо — голубой.
Прощай, мой друг прекрасный,
Прощаюсь я с тобой.
Плыву я к голубому
Прозрачному огню.
По темному саду брожу я в тоске,
Следя за вечерней зарею,
И мыслю об ясном моем огоньке,
Что путь озарял мне порою.
Теперь он угас навсегда и во мгле
Туманной, таинственной скрылся,
Оставив лишь память о строгом челе,
Где страсти восторг притаился.
Он, помню я, све? тил в морозной ночи,
Средь шумного города све? тил…
Мне плакать хочется… Зачем же я не плачу,
Остановляю слез исход?
Зачем тоску, как радость, в сердце прячу,
Когда она так сердце жмет?
Затем, что не хочу страданьям облегченья, —
В нем скрыта новая беда:
Теперь душа полна глубокого мученья,
Тогда в ней будет пустота!
Средины нет — бесчувственность иль мука,
А я узнал, что тяжелей…
Шумит, шумит падучая стремнина;
Бежит, бежит зеленая волна;
А я стою в раздумьи у плотины,
И ночь, как я, тоской упоена.
Мой взор плывет на водные равнины
В тумане слез; но мысль моя ясна
И глубока — как шумная стремнина,
И рвется вдаль — как звонкая волна.
Летят, летят и месяцы, и годы;
Живут, живут бессчетные века
Опять в глуши, опять досуг
Страдать и телом и душою,
И одиночества недуг
Кормить привязчивой тоскою.
Ох, этот корм! Как горек он!
С него душа не пополнеет,
Не вспыхнет кровь, а смертный сон
Скорей крылом на жизнь повеет!
Но я, в укор моей судьбе,
Судьбе, враждующей со мною,
Не умолкай, не умолкай!
Отрадны сердцу эти звуки,
Хоть на единый миг пускай
В груди больной задремлют муки.Волненья прошлых, давних дней
Мне песнь твоя напоминает;
И льются слезы из очей,
И сладко сердце замирает… И мнится мне, что слышу я
Знакомый голос, сердцу милый;
Бывало, он влечет меня
К себе какой-то чудной силой; И будто снова предо мной
Проскучала надоедный день
В маленькой квартирке у Арбата.
Не читалось. Оковала лень.
И тоской душа была измята.
Щурилась, как кошка, на огонь,
Куталась в платок: «Откуда дует?»
И казалось, что твою ладонь
Тот, вчерашний, вкрадчиво целует.
А под вечер заворчала мать:
«Что весь день тоской себя калечишь?»
Не страшно умереть, а скучно:
Смерть — прекращение всего,
Что было, может быть, созвучно
Глубинам духа твоего.
Не слышать музыки восхода,
Вечерней не узреть воды —
Всего, что может дать природа
Тебе в награду за труды;
Не упиваться лаской милой
Любимой женщины твоей,
В сумерки дева
Взошла на балкон,
Очи вперила
В синюю даль.
Грустно ей стало,
На душу ей,
Бог знает как-то,
Пала тоска.
Мысли толпою
В ее голове
Снес жену в сырую землю он
И, тоской тяжелой удручен,
Прямо путь направил к кабаку
Разгонять тяжелую тоску.
Все, увы, непрочно на земле:
Вот и штоф, стоящий на столе,
Опустел, и трубочка к концу
Подошла… невесело вдовцу.
Два его соседа в уголке
Разговор ведут о бедняке:
Если в мгновенье тоски роковой
Сердце твое вдруг сильнее забьется,
Если в душе, усыпленной средой,
Чувство живое нежданно проснется
И, обо всем позабыв,
Бросишься ты на призыв
К бурям и грозам борьбы
Против всевластной судьбы, —
Милый мой друг, под тревожной грозой
Не вспоминай ты, встречая невзгоды,
Сижу задумчиво с тобой наедине;
Как прежде, предо мной синеют даль и горы…
Но с тайной робостью покоишь ты на мне
Внимательной тоски исполненные взоры…
Ты чувствуешь, что есть соперница тебе —
Не дева юная… ты слышишь, призывает
Меня немая даль, влечет к иной судьбе…
Ты чувствуешь, мой дух в тоске изнемогает,
Как пленный вождь, восстал от сладких снов любви
И силы новые он чувствует в крови,
О Господи!
Как я хочу умереть,
Ведь это не жизнь,
а кошмарная бредь.
Словами взывать я пытался сперва,
Но в стенках тюремных завязли слова.О Господи, как мне не хочется жить!
Всю жизнь о неправедной каре тужить.
Я мир в себе нес — Ты ведь знаешь какой!
А нынче остался с одною тоской.С тоскою, которая памяти гнет,
Которая спать по ночам не дает.Тоска бы исчезла, когда б я сумел
СОНЕТ
Начало жизни, это — утро мая,
Ее конец — отравленный родник.
Предсмертным бурям вечности внимая,
Дух человека в ужасе поник.
В устах, ко лжи привыкших, сдавлен крик.
Позор паденья ярко понимая,
Ум видит алчных духов адский лик.
Тоска — везде — навек — тоска немая.
Под равнодушный шепот
Старушечьей тоски
Ты будешь дома штопать
Дешевые носки.И кошка пялит зенки
На ленточку косы,
И тикают на стенке
Жестяные часы.И лампа керосином
Доверху налита.
По вечерам, по синим
Ушли твои лета.И вянет новый веник,
В долине всадник, между гор;
Конь замедляет шаг.
«Ах, ждет ли меня любовь моя
Или тяжкий могильный мрак?»
Ответил голос так:
«Могильный мрак!»
И всадник едет вперед, вперед
И говорит с тоской:
«Мне рано судьба судила смерть,
Не плачь, моя душа: ведь сердцу не легко
Смотреть, как борешься ты с лютою тоскою!
Утешься, милая: хоть еду далеко,
Но скоро возвращусь нежданною порою
И снова под руку пойду гулять с тобою.В твои глаза с улыбкой погляжу,
Вкруг стана обовью трепещущие руки
И всё, и всё тебе подробно расскажу
Про дни веселия, про дни несносной муки,
Про злую грусть томительной разлуки, Про сны, что снились мне от милой далеко.
Прощай — и, укрепясь смеющейся мечтою,
Сначала было Слово печали и тоски,
Рождалась в муках творчества планета, -
Рвались от суши в никуда огромные куски
И островами становились где-то.
И, странствуя по свету без фрахта и без флага
Сквозь миллионолетья, эпохи и века,
Менял свой облик остров, отшельник и бродяга,
Но сохранял природу и дух материка.
Когда мечты полночной обаянья
Умчат меня в заветные края,
Где, бледная от лунного сиянья,
Ко мне придёт желанная моя, —
Ползёт туда какими-то путями
Тоска души моей,
И не даёт пленительными снами
Забыться ей.
В стране надежды радостной и грёзы
Она змеёй таится между роз!
По дебрям усталый брожу я в тоске,
Рыдает печальная осень;
Но вот огонек засиял вдалеке
Меж диких, нахмуренных сосен.
За ним я с надеждой кидаюсь во мрак,
И сил мне последних не жалко:
Мне грезится комнатка, светлый очаг
И милая Гретхен за прялкой;
«Что ты затосковал?»
— «Она ушла».
— «Кто?»
— «Женщина.
И не вернется,
Не сядет рядом у стола,
Не разольет нам чай, не улыбнется;
Пока не отыщу ее следа —
Ни есть, ни пить спокойно не смогу я…»
— «Брось тосковать!
А я-то думал, Вы счастливая,
Когда одна на склоне дня
Вы шли такая горделивая
И не взглянули на меня.
А я-то думал, Вы счастливая.
Я думал, Вы счастливей всех,
Когда смотрел в глаза игривые,
Когда веселый слышал смех.
Когда под заступом холодным
Скрипел песок и яркий снег,
Во мне, печальном и свободном,
Еще смирялся человек.
Пусть эта смерть была понятна —
В душе, под песни панихид,
Уж проступали злые пятна
Незабываемых обид.
Как перед царями да князьями стены падают —
Отпади, тоска-печаль-кручина,
С молодой рабы моей Марины,
Верноподданной.Прошуми весеннею водою
Над моей рабою
Молодою. (Кинь-ка в воду обручальное кольцо,
Покатай по белой грудке — яйцо!)От бессонницы, от речи сладкой,
От змеи, от лихорадки,
От подружкина совета,
От лихого человека,
Не знаю, что сталось со мною,—
Но грусть овладела душой:
Старинная сказка порою
Сжимает мне сердце тоской!
Прохладно… В долине темнеет…
И Рейн безмятежно течет…
На горной вершине алеет
Вечернего солнца заход;
Склоняясь ниц, овеян ночи синью,
Доверчиво ищу губами я
Сосцы твои, натертые полынью,
О мать земля! Я не просил иной судьбы у неба,
Чем путь певца: бродить среди людей
И растирать в руках колосья хлеба
Чужих полей.Мне не отказано ни в заблужденьях,
Ни в слабости, и много раз
Я угасал в тоске и в наслажденьях,
Но не погас.Судьба дала мне в жизни слишком много;
Как льдины, взгроможденные
Одна на другую,
Весной освобожденные, —
Я звонко ликую.
И как вода, запевшая
За льдиною плотной,
Дрожит душа, вскипевшая
В тоске безотчетной.
Вся мысль моя — тоска по тайне звездной…
Вся жизнь моя — стояние над бездной…
Одна загадка — гром и тишина,
И сонная беспечность и тревога,
И малый злак, и в синих высях Бога
Ночных светил живые письмена…
Не дивно ли, что, чередуясь, дремлет
В цветке зерно, в зерне — опять расцвет,
Кипят года. В тоске смертельной,
Захлебываясь на бегу,
Кипят года. Твой крестик тельный
В шкатулке крымской берегу.
Всю ночь не спал ты. Дрожь рассвета
Вошла в подвал, как злая гарь
Костров неведомых, и где-то
Зажгли неведомый фонарь,
Когда, случайный брат по смерти,
Сказал ты тихо у окна: "За мной пришли.
Ты плачешь,—плачешь, изнывая,
Полна невольною тоской, —
А он, поэт влюбленный твой,
Вдали, про скорбь твою не зная,
Пленившись, может быть, другой,
Забыл тот миг, когда с тобою
Он был в вечерней тишине,
И что шептал тебе с тоскою,
При ярко блещущей луне…
Зачем ты верила, родная,
Разгоралась огней золотая гирлянда,
Когда я вошла в шатер
Были страшны глаза царя Эруанда,
Страшны, как черный костер! И когда он свой взор опускал на камни,
Камни те расспалися в прах…
И тяжелым кольцом сжала сердце тоска
Тоска, но не бледный страх! Утолит моя пляска, как знойное счастье
Безумье его души!
Звенит мой бубен, звенят запястья —
Пляши! Пляши! Пляши! Кружусь я, кружусь все быстрее, быстрее,
Весь этот день, играющий в слова,
Я нес тоску, угадывая рядом,
Быть может, здесь, за этим темным садом,
Припавшего — к прыжку — на лапах льва.
И для него из кошелька тоски
Шестнадцать строк сегодня я роняю,
Я напряженным дротиком строки
Без промаха еще обороняюсь.
Но будет день, и на его рожок
Молчание ответит из-за двери,
Мое сердце обято тоской…
Я не знаю, что рок мне сулит!
Я томлюсь, как в темнице сырой…
Что-то грудь мою давит, томит…
Жизнь в душе затихает моей…
Гаснет юности радостный свет!
И любви к миру зла и скорбей
В моем сердце измученном нет!..
Уже ничем не утешает
Себя смущенный скорбью дух;
Весна природу воскрешает,
Но твой осиротевший друг
Среди смеющейся природы
Один скитается в тоске,
Напрасно ждет, лишен свободы,
Счастливой части и себе!
Не верит, кто благополучен,