Снега буреют, тая,
И трескается лед.
Пасхальная, святая
Неделя настает.Весна еще в тумане,
Но знаем мы — близка…
Плывут и сердце манят
На волю облака.И радуется Богу
Воскресшая земля.
И мне пора в дорогу,
В весенние поля.Иконе чудотворной
Зима недаром злится:
Прошла ея пора,
Весна в окно стучится
И гонит со двора.
И все засуетилось,
Все гонит зиму вон,
И жаворонки в небе
Уж подняли трезвон.
Падает снег, падает снег —
Тысячи белых ежат…
А по дороге идёт человек,
И губы его дрожат.
Мороз под шагами хрустит, как соль,
Лицо человека — обида и боль,
В зрачках два черных тревожных флажка
Выбросила тоска.
Я помню изгородь под инеем.
Снег падал тихо и светло.
Кричит петух — и вспоминаю я
мое гурийское село.
Проламывалась наледь тонкая
под грузом шага моего,
и лаяла устало Толия,
сама не зная, на кого.
Похожий на большую букву,
один на вековом посту
Белоснежней не было зим
И перистей тучек.
Ты дала мне в руки
Серебряный ключик,
И владел я сердцем твоим.
Тихо всходил над городом дым,
Умирали звуки.
Белые встали сугробы,
И мраки открылись.
Выплыл серебряный серп.
Курит сутки подряд и не спит человек,
На запавших висках — ночью выпавший снег.
Человек независим, здоров и любим —
Почему он не спит? Что за тучи над ним?
Человек оскорблён… Разве это — беда?
Просто нервы искрят, как в грозу провода.
Зажигает он спичку за спичкой подряд,
Пожимая плечами, ему говорят:
— Разве это беда? Ты назад оглянись:
Не такое с тобою случалось за жизнь!
Здравствуйте, легкия звезды пушистаго, перваго снега!
Быстро на темной земле таете вы чередой.
Но проворно летят на вами другия снежинки,
Словно пчелы весной, воздух недвижный пестря.
Скоро наступит зима; — под тонким и звучным железом
Резвых саней завизжит холодом стиснутый лед.
Ярко мороз затрещит; румяныя щеки красавиц
Вспыхнут; иней слегка длинных коснется ресниц.
Так! пора мне с тобой разстаться, степная деревня!
Крыш не увижу твоих, мягких одетых ковром,
Здравствуйте, легкие звезды пушистого, первого снега!
Быстро на темной земле таете вы чередой.
Но проворно летят за вами другие снежинки,
Словно пчелы весной, воздух недвижный пестря.
Скоро наступит зима; — под тонким и звучным железом
Резвых саней завизжит холодом стиснутый лед.
Ярко мороз затрещит; румяные щеки красавиц
Вспыхнут; иней слегка длинных коснется ресниц.
Так! пора мне с тобой расстаться, степная деревня!
Крыш не увижу твоих, мягких одетых ковром,
Ты Канадой запахла, Тверская.
Снегом скрипнул суровый ковбой.
Никого, и на скрип отвечает
Только сердца чугунного бой.Спрятан золота слиток горячий.
Часовых барабанная дробь.
Ах, девчонки под мехом кошачьим
Тяжела загулявшая кровь! Прожужжали мохнатые звезды,
Рукавицей махнул и утих.
Губы пахнут смолой и морозом.
От любви никому не уйти.Санки — прямо в метельное небо.
Тревожно и серьезно
Я вывел на снегу:
«Наташа + Сережа»,
А дальше не могу.
И в этом я, ребята,
Ничуть не виноват.
Сейчас уйду с Арбата
И выйду на Арбат.
В снега окутанный, тугой,
На город дует «ост»,
Ангарский мост резной дугой
Лежит до самых звезд.
Вода дробит десятки лун,
Сигналов красных гвоздь;
Дрожит перил седой чугун,
Бетон промерз насквозь.
Тихо-тихо сидят снегири на снегу
меж стеблей прошлогодней крапивы;
я тебе до конца описать не смогу,
как они и бедны и красивы! Тихо-тихо клюют на крапиве зерно, —
без кормежки прожить не шутки! —
пусть крапивы зерно, хоть не сытно оно,
да хоть что-нибудь будет в желудке. Тихо-тихо сидят на снегу снегири —
на головках бобровые шапочки;
у самца на груди отраженье зари,
скромно-серые перья на самочке. Поскакали вприпрыжку один за другой
Ходит ветер избочась
Вдоль Невы широкой,
Снегом стелет калачи
Бабы кривобокой.
Бьется весело в гранит,
Вихри завивает,
И, метелицей гудя,
Плачет да рыдает.
Глухая полночь медленный кладет покров.
Зима ревущим снегом гасит фонари.
Вчера высокий, статный, белый подходил к окну,
И ты зажгла лицо, мечтой распалена.
Один, я жду, я жду, я жду — тебя, тебя.
У черных стен — твой профиль, стан и смех.
И я живу, живу, живу — сомненьем о тебе.
Приди, приди, приди — душа истомлена.
Горящий факел к снегу, к небу вознесла
Моя душа, — тобой, тобой, тобой распалена.
А. А. А.
1
Когда подойдет к изголовью
смотритель приспущенных век,
я вспомню запачканный кровью,
укатанный лыжами снег,
платформу в снегу под часами,
вагоны — зеленым пятном
Теперь она, как в дымке, островками
Глядит на нас, покорная судьбе, —
Мелькнет порой лугами, ветряками —
И вновь закрыта дымными веками…
Но тем сильней влечет она к себе!
Мелькнет покоя сельского страница,
И вместе с чувством древности земли
Такая радость на душе струится,
Как будто вновь поет на поле жница,
Все сегодня легко, свежо…
Взять хотя бы вон тот снежок,
Тот, что смехом сыпучим жжет
Твой полуоткрытый рот.
Тот, что падает наискосок
На бульвар, на киоск,
На лоток,
На дома,
На забор из досок.
Над озером, над заводью лесной —
Нарядная зеленая береза…
«О, девушки! Как холодно весной:
Я вся дрожу от ветра и мороза!»
То дождь, то град, то снег, как белый пух,
То солнце, блеск, лазурь и водопады…
«О, девушки! Как весел лес и луг!
Как радостны весенние наряды!»
Северный жался ко мне олень.
Годы летели прочь.
Я видел в жизни вечный день
И видел вечную ночь.
День мне реками резал путь
И мучил мои глаза, -
Ни уйти от него, ни уснуть,
Ни спрятать душу нельзя.
Так суждено преданьем, чтобы
У русской девы первый хмель
Одни лелеяли сугробы,
Румяный холод да метель.И мне раскрылись колыбелью
Глухой Олони снега
В краю, где сумрачною елью
Озер синею небеса.Где невеселые просторы
Лишь ветер мерит да ямщик,
Когда, косясь на волчьи норы,
Проносят кони напрямик.Не потому ль — всем розам юга
Алина — нет! Не тем мой полон взор!
Я не горю безумною любовью!
И что любовь? — Коварный заговор
Слепой мечты с огне — мятежной кровью!
Я пережил дней юношеских жар,
Я выплатил мучительные дани;
Ты видела души моей разгар
Перед тобой, звезда моих желаний;
Ты видела… Теперь иной судьбе
Я кланяюсь, Иною жизнью молод,
Снег, словно мед ноздреватый,
Лег под прямой частокол.
Лижет теленок горбатый
Вечера красный подол.
Тихо. От хлебного духа
Снится кому-то апрель.
Кашляет бабка-старуха,
Грудью склонясь на кудель.
Мы соблюдаем правила зимы.
Играем мы, не уступая смеху,
и, придавая очертанья снегу,
приподнимаем белый снег с земли.И, будто бы предчувствуя беду,
прохожие толпятся у забора,
снедает их тяжелая, забота:
а что с тобой имеем мы в виду.Мы бабу лепим, только и всего.
О, это торжество и удивленье,
когда и высота и удлиненье
зависят от движенья твоего.Ты говоришь: -Смотри, как я леплю.-
Мне тебя прельстить сегодня нечем —
Песня задушевная не в счет.
Над степным, над горным Семиречьем
Разыгрался ветер, снег идет.
Сад покрыт серебряной попоной.
На привалах облака висят.
Но, завидев ясность небосклона,
Петухи цветные голосят.
Клоками белый снег валится,
Что ж дева красная боится
С крыльца сойти,
Воды снести?
Как поп, когда он гроб несет,
Так песнь метелица поет,
Играет,
И у тесовых у ворот
Дворовый пес все цепь грызет
Я долго шел и, выбрав для ночлега
Холм ледяной, поставил гибкий шест.
В полярной тьме не Сириус, не Вега,
Как знак Любви, сверкает Южный Крест.
Вот дунул ветер, поднял вихри снега;
Запел унылый гимн безлюдных мест…
Но для мечты есть в скорбной песне нега,
И тени белые — как сонм невест.
Да, я — один, во льдах пустых затерян,
Мой путь в снегах обманчив и неверен,
На арбатском дворе — и веселье и смех.
Вот уже мостовые становятся мокрыми.
Плачьте, дети!
Умирает мартовский снег.
Мы устроим ему веселые похороны.
По кладовкам по темным поржавеют коньки,
позабытые лыжи по углам покоробятся…
Плачьте, дети!
Из-за белой реки
Ты жертва жизненных тревог,
И нет в тебе сопротивленья,
Ты, как оторванный листок,
Плывешь без воли по теченью; Ты как на жниве сизый дым:
Откуда ветер ни повеет,
Он только стелется пред ним
И к облакам бежать не смеет; Ты словно яблони цветы,
Когда их снег покрыл тяжелый:
Стряхнуть тоску не можешь ты,
И жизнь тебя погнула долу; Ты как лощинка в вешний день:
Задумчиво я слушаю
Хруст снега под ногой.
Над морем и над сушею
Мучительный покой.
Иду один вдоль берега,
Везде лишь снег да лед,
И профилем Тиберика
Далекий холм встает.
В семье суровых ветеранов
Пью чай. Пальба едва слышна.
Вдали — под снегом спит Цеханов,
И даль в снегу погребена.
Сквозь серые туманы солнце
Неярко светит без лучей.
Тиха беседа о японце,
И равномерен звук речей.
Незримо судьбы всей Европы
С судьбой уральцев сплетены, —
За темной далью городской
Терялся белый лед.
Я подружился с темнотой,
Замедлил быстрый ход.
Ревело с черной высоты
И приносило снег.
Навстречу мне из темноты
Поднялся человек.
Лицо скрывая от меня,
Он быстро шел вперед
За счастье любимых пили,
Смешавши со спиртом снег,
И был мороз не в силе
Сковать всепобедный смех.
В трещанье костров меж сосен
Звенел о надеждах гимн,
О счастье грядущих весен,
Где будет любой любим.
Еще вчера, — как снимок дилетанта, —
Осенний день расплывчат был и слеп,
А нынче скрупулезно и детально
Его дорисовал внезапный снег.
Еще вчера проступки цвета сажи
И прегрешений серые мазки
Казались органичными в пейзаже
Чумазой и расхристанной Москвы.
Постлалась белая, холодная постель,
И, под стеклом, чуть живы воды!
Сугроб высокий лег у ветхой изгороды…
В лесах одна без перемены — ель!
В господский сельский дом теснится вьюга в сени,
И забелелося высокое крыльцо,
И видны ног босых по улицам ступени,
И чаще трет ямщик полой себе лицо,
И колокол бренчит без звона,
Протяжно каркает обмоклая ворона,
Брожу в стенах монастыря,
Безрадостный и темный инок.
Чуть брежжит бледная заря, —
Слежу мелькания снежинок.
Ах, ночь длинна, заря бледна
На нашем севере угрюмом.
У занесенного окна
Упорным предаюся думам.
Один и тот же снег — белей
Нетронутой и вечной ризы.