Найдено стихов - 692.
На одной странице показано - 35.
Чтобы посмотреть как можно больше стихов из коллекции, переходите по страницам внизу экрана.
Стихи отсортированы так, что в начале Вы будете видеть более короткие стихи.
На последней странице Вы можете найти самые длинные стихи по теме.
Сколько воли, отваги, святого усердья
В озареньи солдата, что в битву идет,
В героической жертве сестры милосердья
И во всех, кто Россию к победе ведет!
Ядовитые газы, сверкание меди,
Подгибаются ноги, и сохнут уста…
Но отважно герои стремятся к победе,
К лучезарной победе любви и Христа!
Слава павших — отрада покинутым детям,
Слава тем, кто вернется с победным щитом!
Мы героев цветами и лаврами встретим,
В ореоле любви золотом.
Со славою прошел ты полдороги,
Полпоприща ты доблестно свершил,
Мы молим одного: чтоб даровали боги
Тебе надолго крепость сил!..
Чтоб в старости, былое вспоминая,
Могли мы повторять смеясь:
«А помнишь ли, гурьба какая
На этот праздник собралась?
Тут не было ни почестей народных,
Ни громких хвал, — одним он дорог был:
Свободную семью людей свободных
Мартынов вкруг себя в тот день соединил!
И чем же, чем? Ни подкупа, ни лести
Тут и следа никто не мог бы отыскать!»
Мы знаем все: ты стоишь большей чести,
Но мы даем, что можем дать.
Я полюбил двух юных королев,
Равно влекущих строго и лукаво.
Кого мне предпочесть из этих дев?
Их имена: Любовь и Слава.
Прекрасные и гордые! владеть
Хочу двумя, чарующими, вами.
В ответ надменно блещете очами,
И я читаю в них: «Не сметь!»
Влекусь к Любви, — заносит ржавый нож,
Грозя гангреной, мстительная Слава.
К ней поверну, молю ее, — «Направо! —
Кричит Любовь: — А я-то что ж?»
«Вы обе дороги», — стенаю. «Нет!» —
Ответствуют мне разом девы:
«Одну из нас, — кому свои напевы
И жизнь свою вручишь, поэт!»
Я выбрать не могу. Прочь, Смерть! — Рабов
Удел — самоубийство! выход найден:
Дай, Слава, мне питья из виноградин,
Ты отрави его, Любовь!
Манифест собственноручно
Написал персидский шах,
А народ его дивился
И шумел на площадях.
Мудрость царскую, ликуя,
До небес превознесли:
«Слава, слава падишаху
За пределами земли!»
Но Мирза-Шафи в сторонке
Головой седой поник.
— Неужели я как должно
Понимаю этот крик?
Глубоко же уваженье
К властелину здешних мест,
Если смотрят с изумленьем
На разумный манифест!..
Слышишь: полночь. Этим звоном
Возвещается законом,
Что пора огни гасить,
Чтобы царство не спалить.
Слава иезуитам!
Добродетель в гражданине,
А не знанье ищут ныне;
Если жь знаньем ты богат,
Скрой его подальше, брат.
Слава иезуитам!
Знай: на небе Бог великий,
На земле же —мы владыки
И король, покуда он
Нашей воле подчинен.
Слава иезуитам!
Если ты благонамерен,
Благочестию будь верен,
Задувай свечу скорей,
Раздувай огонь сильней!
Слава иезуитам!
Да, огонь во славу Бога!
И, держась преданий строго
Мудрецов, еретиков
Просвещай в пылу костров.
Слава иезуитам!
Спи под нашею защитой,
Спи спокойно, как убитый!
Ночь тиха, все спит кругом:
Мы вас славно стережом.
Слава иезуитам!
Когда сверкнет звезда полночи
На полусонную Неву,
Ряды былых событий очи
Как будто видят наяву… Я мыслю: где ты, век деяний
Царя великого Петра?
Где гений мира, гений браней
И славы русского орла? И слышу голос: «Слоем пыли
Давно покрыт прошедший век,
И дань обычную могиле
Вовремя отдал человек!»Обоих нет. Но память века
С ним закатилась навсегда,
А память славы человека
Горит и светит как звезда…
Не кажи больше моей днесь памяти слабкой,
Что невозможно в свете жить без любви сладкой,
Не кажи, мое сердце, надобно чтоб Слава
Больше тысячи Филис возымела права.
Ступай и не противься куды ведет тая:
Сей любви не может быть лучше иная.
Ты выграшь сей пременой: Слава паче красна,
Нежель сто Аминт, Ирис, Сильвий, и всем ясна.
СТЕФАН МАЛЛАРМЕ
Уж славы головня победоносно скрылась
Средь бури золотой и блеска янтаря,
И небо пурпурной завесою покрылось—
О смех!—над мнимою гробницею царя.
От блеска даже искр совсем не сохранилось,
Чтобы нас радовать, наш праздник озаряя,
И лишь твое чело волшебно засветилось,
Ласкающим огнем без пламени горя.
О, сколько радости и сколько наслажденья!
Ты задержать могла светила отраженье
И солнца луч вплела среди тяжелых кос.
Ты спишь, и кажется твоя головка каской
Царицы храбрых дев, а тело—грудой роз,
Чарующих бледно-телесною окраской.
Слава тебе, краснозвездный герой!
Землю кровью вымыв,
во славу коммуны,
к горе за горой
шедший твердынями Крыма.
Они проползали танками рвы,
выпятив пушек шеи, —
телами рвы заполняли вы,
по трупам перейдя перешеек,
Они
за окопами взрыли окоп,
хлестали свинцовой рекою, —
а вы
отобрали у них Перекоп
чуть не голой рукою.
Не только тобой завоеван Крым
и белых разбита орава, —
удар твой двойной:
завоевано им
трудиться великое право.
И если
в солнце жизнь суждена
за этими днями хмурыми,
мы знаем —
вашей отвагой она
взята в перекопском штурме.
В одну благодарность сливаем слова
тебе,
краснозвездная лава.
Во веки веков, товарищи,
вам —
слава, слава, слава!
Рыцарям честным идейного мужества,
Всем за свободу свершившим чудесное,
Павшим со славой за дело содружества —
Царство небесное.
Верным и любящим гражданам нации,
Об единенным могилою тесною,
Детям сознательным цивилизации —
Царство небесное.
Всем закаленным в стремлении пламени,
Всем, испытавшим мучения крестные,
Витязям доблестным честного знамени —
Царство небесное.
Вечная слава героям несдавшимся!
Вечная память и имя известное!
Всем потрудившимся, всем исстрадавшимся
Царство небесное.
Рабочему Русскому — слава!
Во имя родного Народа,
Он всем возвестил, что Свобода
Людское священное право.
Рабочему Русскому — слава!
О, Рабочий, ты вырвал испуганный крик
У Насилья, чьи дни сочтены.
Задрожал этот рабий монарший язык
Пред напором народной волны.
Он бормочет, лопочет, но дни сочтены,
Все осветит сиянье Весны.
Еще снова и снова нахлынут на нас
Роковые потемки Зимы.
Но уж красные зори наметили час,
Колыхнулись все полчища Тьмы.
Будем тверды, не сложим оружия мы
До свержения вражьей Чумы.
Рабочему Русскому — слава!
Во имя родного Народа,
Он всем возвестил, что Свобода
Людское священное право.
Рабочему Русскому — слава!
Палящий огнь сокрыт в груди моей,
Я напоен губительной отравой,
Во мне бушует вихрь страстей,
И кто смирит его? - Одна десница славы!
Небесная! скажи: узнаю ль я
Бессмертия святые наслажденья?
Пред взорами веков, при кликах удивленья
Усыновишь ли ты меня?
Все блага - прочь! С тобой лишь в жизни радость!
Мой путь - к одной мете!
Блюди ж меня, блюди! Да не погибнет младость
В пыли мирской, в бесплодной суете!
Иду, с каждым шагом рьяней
Верста к версте — к звену звено.
Кто я? Я — Игорь Северянин,
Чье имя смело, как вино!
И в горле спазмы упоенья.
И волоса на голове
Приходят в дивное движенье,
Как было некогда в Москве…
Там были церкви златоглавы
И души хрупотней стекла.
Там жизнь моя в расцвете славы,
В расцвете славы жизнь текла.
Вспененная и золотая!
Он горек, мутный твой отстой.
И сам себе себя читая,
Версту глотаю за верстой!
Там — в синевах — была звезда.
Я шел на башню — ждать светила.
И в синий мрак, в огнях стыда,
На башню девушка входила.
Внизу белели города
И дол вздыхающего Нила.
И ночь текла — влажней мечты,
Вся убеленная от счастья.
Мы жгли во славу чистоты,
Во славу непорочной страсти
Костры надзвездной красоты
И целомудренные страсти.
И я, недвижно бледнолиц,
Когда заря едва бледнела,
Сносил в покровах багряниц
Ее нетронутое тело.
И древний Нил, слуга цариц,
Свершал таинственное дело.
Когда ко граду Константина
С тобой, воинственный варяг,
Пришла славянская дружина
И развила победы стяг,
Тогда во славу Руси ратной,
Строптиву греку в стыд и страх,
Ты пригвоздил свой щит булатный
На цареградских воротах.
Настали дни вражды кровавой;
Твой путь мы снова обрели.
Но днесь, когда мы вновь со славой
К Стамбулу грозно притекли,
Твой холм потрясся с бранным гулом,
Твой стон ревнивый нас смутил,
И нашу рать перед Стамбулом
Твой старый щит остановил.
Сильна народная натура.
И знал у нас любой малец
Суворовское: пуля — дура,
А штык — известно! — молодец.
Но годы шли… Суровый, смелый
Народ наш многое постиг.
И пуля-дура… поумнела.
— А как же штык?
— А русский штык?
В атаках грозных и суровых
Советский доказал боец.
Что в этой части прав Суворов:
И штык все так же… молодец!
Мы не видим корней у цветов,
Видим только одни лепестки.
И не знаем их медленных снов,
Их тягучей и долгой тоски.
И не надо нам видеть его,
Сокровенного таинства тьмы.
Нужно видеть одно торжество,
Пред которым так счастливы мы.
Бог Цветов, ты великий поэт,
Ты нас вводишь легко в Красоту.
Слава тайне, скрывающей след,
Слава розам и грезам в цвету!
Всех, позабывших жизнь свою,
И слившихся в святую лаву
И погибающих в бою
За честь России и за славу, —Не надо празднословить их:
Они — в бессмертном ореоле,
Какой воздаст награду стих
За подвиг чести, подвиг боли? Их имена занесены
На нерушимые скрижали.
А мы достойными должны
Быть славы, что они стяжали.Мешайте цепкой нищете
К их семьям находить дорогу, —
Не оскудеют руки те,
Что обездоленным помогут.Не подаянье это, нет,
А долг героям неоплатный,
За озарения побед
И за тяжелый подвиг ратный.
Я вызван из толпы народной
Всезвучным голосом твоим,
Певец-герой! Ты благородным
Почтил вниманием своим
На службе юного солдата;
О славе мне заговорил,
Призвал меня призывом брата
И лирой свету огласил!
Твоею дружбою, хвалою
Горжуся! Преданной душою
Тебя я чту, пока я жив!
Ты прав, Давыдов: я счастлив!
Счастлив: мне раненную руку
Пожал увенчанный Герой,
И славой я обязан звуку
Ахилла лиры золотой.
Дурная мать! — Моя дурная слава
Растет и расцветает с каждым днем.
То на пирушку заведет Лукавый,
То первенца забуду за пером… Завидуя императрицам моды
И маленькой танцовщице в трико,
Гляжу над люлькой, как уходят — годы,
Не видя, что уходит — молоко! И кто из вас, ханжи, во время оно
Не пировал, забыв о платеже!
Клянусь бутылкой моего патрона
И вашего, когда-то, — Беранже! Но одному — сквозь бури и забавы —
Я, несмотря на ветреность, — верна.
Не ошибись, моя дурная слава:
— Дурная мать, но верная жена!
Моя двусмысленная слава
Двусмысленна не потому,
Что я превознесен неправо, —
Не по таланту своему, —
А потому, что явный вызов
Условностям — в моих стихах
И ряд изысканных сюрпризов
В капризничающих словах.
Во мне выискивали пошлость,
Из виду упустив одно:
Ведь кто живописует площадь,
Тот пишет кистью площадной.
Бранили за смешенье стилей,
Хотя в смешенье-то и стиль!
Чем, чем меня не угостили!
Каких мне не дали «pastilles»!
Неразрешимые дилеммы
Я разрешал, презрев молву.
Мои двусмысленные темы —
Двусмысленны по существу.
Пускай критический каноник
Меня не тянет в свой закон, —
Ведь я лирической ироник:
Ирония — вот мой канон.
А наши судьбы, помыслы и слава,
мечты, надежды, радость и беда —
сейчас еще расплавленная лава,
текущая в грядущие года.Ничто не затеряется, не сгинет,
и эта лава, наших судеб сплав,
от дуновенья времени остынет,
прекраснейшие формы отыскав.Возникнут многозвучные поэмы,
томов бессмертных непреклонный ряд.
В них даже те из нас, что нынче немы,
взволнованно дыша, заговорят.За глубину их, зрелость, безупречность
их в собственность охотно примет вечность
сокровищ мира бережная мать —
и классикой велит именовать.Но рядом с ними будет жить веками
тот первый мастер, что в избытке сил
живую лаву голыми руками
брал, обжигаясь, и лепил.
Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Всё исчезаете вы,
Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла́.
Где потолки расписные,
До потолков зеркала?
Где клавесина аккорды,
Тёмные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых ворота́х,
Кудри, склонённые к пяльцам,
Взгляды портретов в упор…
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!
Домики с знаком породы,
С видом её сторожей,
Вас заменили уроды, —
Грузные, в шесть этажей.
Домовладельцы — их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.
Опять Июль! Под солнцем вянут травы…
Звонят колокола…
Опять Июль! О, годовщина славы
Двуглавого орла! Пускай гремят военные литавры
Торжественной волной.
Твоею кровью смоченные лавры,
Прийми, народ родной! Твои сыны идут, подобно тучам,
Чудесны их дела.
Слабеет враг под натиском могучим
Двуглавого орла! Ты много совершил на поле брани
И многое свершишь.
Мы смело ждем, предчувствуя заране
Отдохновенья тишь.Промчался год, но мы спокойно дышим,
Уверенно глядим.
Мы видим свет! Мы голос Славы слышим!
И победим…
Прозябшую от человек ,
Произведенную по вышнему уставу,
Родившую на свет рожденна прежде век ,
Брата ко небесам и окончанье гневу,
Согласно воспоем Марию Деву,
Бесплотных пения ежеминутный вид ,
И смертным завсегда покров и крепкий щит .
Се небо, се и храм Творца всей твари Бога,
Вражды конец , покой и к царствию дорога:
Ея имуще мы, в нас веру утвердим ,
И сыном мы ея геенну заградим ;
Дерзайте убо вы, дерзайте Божьи люди;
Мы с сим поборником конечно победим :
Коль силен Боже ты, толь милостив нам буди.
Опять увенчаны мы славой,
Опять кичливый враг сражен,
Решен в Арзруме спор кровавый,
В Эдырне1 мир провозглашен.И дале двинулась Россия,
И юг державно облегла,
И пол-Эвксина 2 вовлекла
В свои об ятия тугие.Восстань 3, о Греция, восстань.
Недаром напрягала силы,
Недаром потрясала брань
Олимп и Пинд и Фермопилы.При пенье пламенных стихов
Тиртея, Байрона и Риги 4
Страна героев и богов
Расторгла рабские вериги.Под сенью ветхой их вершин
Свобода юная возникла,
На гробах. . . . . . . . . . . Перикла,
На. . . . . . . . . . . мраморных Афин.
Мне жаль великия жены,
Жены, которая любила
Все роды славы: дым войны
И дым парнасского кадила.
Мы Прагой ей одолжены,
И просвещеньем, и Тавридой,
И посрамлением Луны,
И мы прозвать должны
Ее Минервой, Аонидой.
В аллеях Сарского Села
Она с Державиным, с Орловым
Беседы мудрые вела —
С Делипьем — иногда с Барковым.
Старушка милая жила
Приятно и немного блудно,
Вольтеру первый друг была,
Наказ писала, флоты жгла,
И умерла, садясь на судно.
С тех пор мгла.
Россия, бедная держава,
Твоя удавленная слава
С Екатериной умерла.
Слава святой,
Золотой,
И серебряной,
Медно-железной,
Скрепе, блюдущей над зыбкою бездной, —
Твердой — над шаткой водой, —
Твердо-алмазной,
Единосущной — над разной,
Многообразною смутой, —
Вечной — над быстрой минутой, —
Зрящей,
Тысячеокой —
Над ночью глубокой,
Спящей, —
Животворящей,
И нераздельной,
Цельной как лик корабельный,
Который вовеки веков,
Ныне и присно, всегда,
Над пропастью темных валов,
В пустыне, где ропщет вода,
В кипящей реке беспредельной,
Плывет, а над ним — Звезда.
Слава — нас крепко хранящей,
Троице животворящей,
Быстро как птица, нас мчащей
В жемчужность садов из пустынь,
Во веки веков. Аминь.
Уж славы головня победоносно скрылась
Средь бури золотой и блеска янтаря,
И небо пурпурной завесою покрылось —
О смех! — над мнимою гробницею царя.
От блеска даже искр совсем не сохранилось,
Чтобы нас радовать, наш праздник озаряя,
И лишь твое чело волшебно засветилось,
Ласкающим огнем без пламени горя.
О, сколько радости и сколько наслажденья!
Ты задержать могла светила отраженье
И солнца луч вплела среди тяжелых кос.
Ты спишь, и кажется твоя головка каской
Царицы храбрых дев, а тело — грудой роз,
Чарующих бледно-телесною окраской.
Все так же ль осеняют своды
Сей храм парнасских трех цариц?
Все те же ль клики юных жриц?
Все те же ль вьются хороводы?..
Ужель умолк волшебный глас
Семеновой, сей чудной музы?
Ужель, навек оставя нас,
Она расторгла с Фебом узы,
И славы русской луч угас?
Не верю! вновь она восстанет!
Ей вновь готова дань сердец,
Пред нами долго не увянет
Ее торжественный венец,
И для нее любовник славы,
Наперсник важных аонид,
Младой Катенин воскресит
Эсхила гений величавый
И ей порфиру возвратит.
Мильоны женских поцелуев —
Ничто пред почестью богам:
И целовал мне руки Клюев,
И падал Фофанов к ногам!
Мне первым написал Валерий,
Спросив, как нравится мне он;
И Гумилев стоял у двери,
Заманивая в «Аполлон».
Тринадцать книг страниц по триста
Газетных вырезок — мой путь.
Я принимал, смотря лучисто,
Хвалу и брань — людишек муть.
Корректен и высокомерен,
Всегда в Неясную влюблен,
В своем призвании уверен,
Я видел жизнь, как чудный сон.
Я знаю гром рукоплесканий
Десятков русских городов,
И упоение исканий,
И торжество моих стихов!
Одно — сказать: «Все люди правы».
Иное — оправдать разбой.
Одно — искать позорной славы.
Иное — славы голубой.
Холопом называть профана
Не значит: брата — «мужиком».
Я, слившийся с природой рано,
С таким наречьем незнаком…
Любя культурные изыски
Не меньше истых горожан,
Люблю все шорохи, все писки
Весенних лесовых полян.
Любя эксцессные ликеры
И разбираясь в них легко,
Люблю зеленые просторы,
Дающие мне молоко.
Я выпью жизнь из полной чаши,
Пока не скажет смерть: «пора!»
Сегодня — гречневая каша,
А завтра — свежая икра!..
Славяне, вам светлая слава,
За то, что вы сердцем открыты,
Весёлым младенчеством нрава
С природой весеннею слиты.
К любому легко подойдёте,
С любым вы смеётесь как с братом,
И всё, что чужого возьмёте,
Вы топите в море богатом.
Враждуя с врагом поневоле,
Сейчас помириться готовы,
Но, если на бранном вы поле,
Вы твёрды и молча суровы.
И снова мечтой расцвечаясь,
Вы — где-то, забывши об узком,
И светят созвездья, качаясь,
В сознании Польском и Русском.
Звеня, разбиваются цепи,
Шумит, зеленея, дубрава,
Славянские души — как степи,
Славяне, вам светлая слава!
Внимательны ли мы к великим славам,
В которых из миров нездешних свет?
Кольцов, Некрасов, Тютчев, звонкий Фет,
За Пушкиным явились величавым.
Но раньше их, в сиянии кровавом,
В гореньи зорь, в сверканьи лучших лет,
Людьми был загнан пламенный поэт,
Не захотевший медлить в мире ржавом.
Внимательны ли мы хотя теперь,
Когда с тех пор прошло почти столетье,
И радость или горе должен петь я?
А если мы открыли к свету дверь,
Да будет дух наш солнечен и целен,
Чтоб не был мертвый вновь и вновь застрелен.
О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.
Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.
Летели дни, крутясь проклятым роем…
Вино и страсть терзали жизнь мою…
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою…
Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.
Не знаю, где приют твоей гордыне
Ты, милая, ты, нежная, нашла…
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла…
Уж не мечтать о нежности, о славе,
Все миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.