Там, где нежно колокольчики звенят
И при вздохе ветерка поет фарфор,
Еду я, восторгом искренним объят,
Между бархатных полей и резких гор.
Еду полем. Там китайцы сеют рис;
Трудолюбьем дышат лица. Небеса
Ярко сини. Поезд с горки сходит вниз.
Провожают нас раскосые глаза.
Деревушка. Из сырца вокруг стена.
Там за ней фанзы приземисты, низки.
Ноет сердце мое от забот и кручин…
Уж и где ж вы, друзья? Отзовись хоть один!
Не на пир вас прошу: до пиров ли пришло!
Дорогое душе отжилось, отцвело,
Только горе живет, только горе растет, —
Уж когда ж тебя, горе, погибель возьмет?..
Безответны друзья… Только ветер шумит,
В поле ветер шумит, гром над лесом гремит,
Вспыхнет туча огнем, виден путь мой впотьмах,
Путь лежит — извился черным змеем в полях…
Опять раскинулся узорно
Над белым полем багрянец,
И заливается задорно
Нижегородский бубенец.
Под затуманенною дымкой
Ты кажешь девичью красу,
И треплет ветер под косынкой
Рыжеволосую косу.
Он вчера нашептал мне много,
Нашептал мне страшное, страшное…
Он ушел печальной, дорогой,
А я забыла вчерашнее —
забыла вчерашнее.
Вчера это было — давно ли?
Отчего он такой молчаливый?
Я не нашла моих лилий в поле,
Я не искала плакучей ивы —
плакучей ивы.
Во долине, в долине Сално́ боевой,
Ранен в грудь, умирает гайдук.
Рана — розы раскрытой цветок огневой,
Ствол ружья выпадает из рук.
Запевает кузнечик в кровавых полях,
И, в обятях предсмертного сна,
Видит павший гайдук, видит в сонных мечтах,
Что свободна родная страна…
Пируя на полях чужбины,
Вы были веселы, друзья, —
И я бивачного житья
Увидел светлые картины.
Хоть шаткий пиршества шалаш
Столичной залы был теснее,
Зато в нем ход отрадных чаш
Был громозвучней и вольнее;
В нем меры не было речам,
Ни сжатых уст, ни хитрых взглядов,
Плавно, словно иноходец,
Скачет ослик. Путь далек.
Оросительный колодец
Ноет, воет, как гудок.
Два вола идут по кругу,
Все по кругу, без конца,
Век прикованы друг к другу,
Волей знойного Творца.
Мне снилось… Сказать не умею,
Что снилось мне в душной ночи.
Я видел все ту же аллею,
Где гнезда качают грачи.Я слышал, как темные липы
Немолчный вели разговор,
Мне чудились иволги всхлипы
И тлеющий в поле костер.И дом свой я видел, где в окнах,
Дрожа, оплывала свеча.
Березы серебряный локон,
Качаясь, касался плеча.С полей сквозь туманы седые
Я на дудочке играю, -
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Я на дудочке играю,
Чьи-то души веселя.Я иду вдоль тихой речки,
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Дремлют тихие овечки,
Кротко зыблются поля.Спите, овцы и барашки,
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
За лугами красной кашки
Стройно встали тополя.Малый домик там таится,
Мой дом стоит при въезде на курорт
У кладбища, у парка и у поля.
Он с виду прост, но мною дом мой горд;
Он чувствует — там, где поэт, там воля.
В нем за аккордом я беру аккорд,
Блаженствуя, мечтая и короля.
Привыкни, смертный, жить, всегда короля,
И в каждой деревушке видь курорт,
Буди в своей душе цветной аккорд,
Люби простор и ароматы поля, —
Летний вечер. За лесами
Солнышко уж село;
На краю далёком неба
Зорька заалела;
Но и та потухла. Топот
В поле раздаётся:
То табун коней в ночное
По лугам несётся.
Е.П. Иванову
Плачет ребенок. Под лунным серпом
Тащится по полю путник горбатый.
В роще хохочет над круглым горбом
Кто-то косматый, кривой и рогатый.
В поле дорога бледна от луны.
Бледные девушки прячутся в травы.
Руки, как травы, бледны и нежны.
Жесткой, черной листвой шелестит и трепещет кустарник,
Точно в снежную даль убегает в испуге.
В белом поле стога, косогор и забытый овчарник
Тонут в белом дыму разгулявшейся вьюги.Дымный ветер кружит и несет в небе ворона боком,
Конский след на бегу порошит-заметает…
Вон прохожий вдали. Истомлен на пути одиноком,
Мертвым шагом он мерно и тупо шагает.«Добрый путь, человек! Далеко ль до села, до ночлега?
Он не слышит, идет, только голову клонит…
А куда и спешить против холода, ветра и снега?
Родились мы в снегу, — вьюга нас и схоронит.Занесет равнодушно, как стог, как забытый овчарник…
Есть такой в природе час
Вечером глубоким, —
Час, когда затянется
Дымкою земля
И откуда-то придет
Песня издалёка,
Будто стелется туман
По ночным полям.
В этой песне — старый дом,
Ходила Дева по чистому полю,
Не в зеленых полях, в голубых.
Гуляла в полях, нагулялася вволю,
И запела певучий стих.
И запела, и были глубоки намеки,
Что сложились в те звездные строки.
А навстречу идет к ней Христов пророк,
Привлечен осиянностью строк.
«Что ходишь ты, Дева, по чистому полю?
О чем ты поешь свой стих?»
Аист на юг улетел, воробей его занял гнездо,
Вянет лист, падают ягоды спелой рябины на землю;
Холодно, сыро, туманно, и в роще уж рубят дрова;
Ходит по рыхлому полю крестьянин, работая плугом;
В поле над ямой крото́в одинокая ласточка вьется,
Жмется в тростник на болоте, о пеньи забывши и думать;
Падают капли холодные, крупные с веток деревьев.
Память о прошлом жива—и щемит одиночество сердце.
Точно как в море безбрежном пред грозною бурей,
В царстве природы немое затишье повсюду настало.
Поместья мирного незримый покровитель,
Тебя молю, мой добрый домовой,
Храни селенье, лес и дикий садик мой,
И скромную семьи моей обитель!
Да не вредят полям опасный хлад дождей
И ветра поздного осенние набеги;
Да в пору благотворны снеги
Покроют влажный тук полей!
Останься, тайный страж, в наследственной сени,
Постигни робостью полунощного вора
Хороши колхозные покосы,
А в полях такая благодать!
Наша Даша знаменита ростом,
А идёт по полю — не видать.Подпой, соловей, гармонисту.
Я спою про мою да про любимую.
С тобой от души споём,
Кончим песню, новую начнём.Как пройдет, как поведёт бровями,
Парни ей проходу не дают.
Пять гармоник, всеми голосами
Заливаясь, про неё поют.Подпой, соловей, гармонисту.
Кто знает сумерки в глуши?
Так долог день. Читать устанешь.
Побродишь в комнатах в тиши
И у окна без думы встанешь.Над речкой церковь. Дальше — поле,
Снега, снега… За ними лес.
Опять снега. Растут всё боле
До самых пасмурных небес.Беззвездный, серый вечер стынет,
Придвинул тени на снегу,
И ждёшь, когда еще придвинет
Последнюю на берегу.Уже темно. Фонарик бледный
Мир вам, почившие братья!
Честно на поле сраженья легли вы;
Саваном был вам ваш бранный наряд.
Тихо несясь на кровавые нивы,
Вас только тучи слезами кропят.
Мир вам, почившие братья!
Смерть приняла вас в обятья.
Дуб, опаленный грозой, опушится
Новою зеленью с новой весной;
Вологодской губ., Сольвычегодскаго уезда.
Снеги белые пушистые
Покрывали все поля;
Одно лишь не покрыли:
Горя лютаго маво̀.
Среди поля есть кусточек,
Одинешенек стоит,
Его ветки клонят к зѐмле,
И листочков нет не ем.
Вологодской губ., Сольвычегодского уезда.
Снеги белые пушистые
Покрывали все поля;
Одно лишь не покрыли:
Горя лютаго маво̀.
Среди поля есть кусточек,
Одинешенек стоит,
Его ветки клонят к зѐмле,
И листочков нет не ем.
Памяти М.С. СоловьеваПризывно грустный шум ветров
звучит, как голос откровений.
От покосившихся крестов
на белый снег ложатся тени.
И облако знакомых грез
летит беззвучно с вестью милой.
Блестя сквозь ряд седых берез,
лампада светит над могилой
пунцово-красным огоньком.
Под ослепительной луною
Рдяны краски,
Воздух чист;
Вьется в пляске
Красный лист, —
Это осень,
Далей просинь,
Гулы сосен,
Веток свист.
Ветер клонит
Рад я дождю… От него тучнеет мягкое поле,
Лист зеленеет на ветке и воздух становится чище;
Зелени запах одну за одной из ульев многошумных
Пчел вызывает. Но что для меня еще лучше,
Это — когда он ее на дороге ко мне орошает!
Мокрые волосы, гладко к челу прилегая,
Так и сияют у ней, — а губки и бледные ручки
Так холодны, что нельзя не согреть их своими устами
Но нестерпим ты мне ночью бессонною, Плювий Юпитер!
Лучше согласен я крыс и мышей в моей комнате слушать,
Дорога в дождь — она не сладость.
Дорога в дождь — она беда.
И надо же — какая слякоть,
какая долгая вода! Все затемненно — поле, струи,
и мост, и силуэт креста,
и мокрое мерцанье сбруи,
и всплески белые хвоста.Еще недавно в чьем-то доме,
куда под праздник занесло,
я мандариновые дольки
глотал непризнанно и зло.Все оставляло злым, голодным —
Прощай! Неси на поле чести
Отваги юношеской жар.
Сердечный глас вражды и мести
И неизбежный твой удар!
За Русь, товарищ, за свободу
Геллады пламенных сынов,
На гром бойниц, в огонь и в воду
Пойдешь ты, силен и суров! Блажен, кто гневом упоенный
Гулял на празднике мечей,
И вырвал дланью вдохновенной
1Еду я, еду… Везде предо мной
Чахлые нивы родимые
Стелются мертвенно-бледной волной,
Солнца лучами палимые…
Колос пустой от межи до межи
Перекликается с колосом;
Нудится: кто-то над волнами ржи
Стонет пронзительным голосом…
Слышится ропот тревоги больной, Слышатся слезы смирения, —
Это рыдает над нивой родной
В полях забытыя усадьбы
Свой давний дозирают сон.
И церкви сельския, простыя,
Забыли про былыя свадьбы,
Про роскошь барских похорон.
Дряхлеют парки вековые
С аллеями душистых лип.
Над прудом, где гниют беседки,
В тиши, в часы вечеровые,
Жадно, весело он дышит
Свежим воздухом полей:
Сизый пар кипит и пышет
Из пылающих ноздрей.
Полон сил, удал на воле,
Громким голосом заржал,
Встрепенулся конь — и в поле
Бурноногий поскакал!
Скачет, блещущий глазами,
Дико голову склонил;
На сухой осине серая ворона,
Поле за оврагом, отдаленный лес,
Серый молочайник у крутого склона,
Мухомор на кочке, вздутый словно бес.
Грустно, нелюдимо, пусто в мире целом,
Колеи дороги поросли травой,
Только слабо в небе, синевато-белом,
Виден дым далекий, верно, над избой.
Цветут необозримые
Колхозные поля.
Огромная, любимая,
Лежит моя земля.
Как весело мне, граждане,
В моей большой стране, —
Пою я песни каждому,
И каждый вторит мне!
Я крепко спал при дереве в окне
и знал, что тень его дрожащей ветви —
и есть мой сон. Поверх тебя во сне
смотрели мои сомкнутые веки.
Я мучился без твоего лица!
В нем ни одна черта не прояснилась.
Не подлежала ты обзору сна
и ты не снилась мне. Мне вот что снилось: на белом поле стояли кони.
Покачиваясь, качали поле.
И все раскачивалось в природе.
Мяч затаился в стриженой траве.
Секунда паузы на поле и в эфире…
Они играют по системе «дубль-ве»,
А нам плевать, у нас — «четыре-два-четыре».Ох, инсайд! Для него — что футбол, что балет.
И всегда он танцует по правому краю.
Справедливости в мире и на поле нет —
Почему я всегда только слева играю.Вот инсайд гол забил, получив точный пас.
Я хочу, чтоб он встретил меня на дороге, —
Не могу: меня тренер поставил в запас,
А ему сходят с рук перебитые ноги.Мяч затаился в стриженой траве.
Утиных крыльев переплеск.
И на тропинках заповедных
последних паутинок блеск,
последних спиц велосипедных.И ты примеру их последуй,
стучись проститься в дом последний.
В том доме женщина живет
и мужа к ужину не ждет.Она откинет мне щеколду,
к тужурке припадет щекою,
она, смеясь, протянет рот.
И вдруг, погаснув, все поймет —