Найдено стихов - 21.
Все стихи показаны на одной странице.
Прокручивайте страницу вниз, чтобы посмотреть все стихи.
Проходит дорогой
Из мира ушедший —
В короне двурогой
Король сумасшедший.
И блещут огромные
Синие
Очи —
В зловещие, темные
Линии
Ночи.
И плещут из пыли
Клочки багряницы, —
Как красные крылья
Испуганной птицы.
Он в дикое поле
Бросает
Ладони —
И дикое поле
Топочет
Погоней.
Солнца контур старинный,
золотой, огневой,
апельсинный и винный
над червонной рекой.От воздушного пьянства
онемела земля.
Золотые пространства,
золотые поля.Озаренный лучом, я
спускаюсь в овраг.
Чернопыльные комья
замедляют мой шаг.От всего золотого
к ручейку убегу —
холод ветра ночного
на зеленом лугу.Солнца контур старинный,
золотой, огневой,
апельсинный и винный
убежал на покой.Убежал в неизвестность.
Над полями легла,
заливая окрестность,
бледносиняя мгла.Жизнь в безвременье мчится
пересохшим ключом:
все земное нам снится
утомительным сном.
В далях селенье
Стеклами блещет надгорное.
Рад заведенье
Бросить свое полотерное.
Жизнь свою муча,
Годы плясал над паркетами.
Дымная туча
Вспыхнула душными светами.
Воля ты, воля:
Жизнь подневольная минула.
Мельница с поля
Руки безумные вскинула.
В ветре над логом
Дикие руки кувыркает.
В логе пологом
Лошадь испуганно фыркает.
Нивой он, нивой
Тянется в дальнюю сторону.
Свищет лениво
Старому черному ворону.
Сверкни, звезды алмаз:
Алмазный свет излей! —
Как пьют в прохладный час
Глаза простор полей;
Как пьет душа из глаз
Простор полей моих;
Как пью — в который раз? —
Души душистый стих.
Потоком строф окрест
Душистый стих рассыпь
В покой сих хладных мест!
Стихов эфирных зыбь
Вскипит алмазом звезд, —
Да пьет душа из глаз
Алмазный ток окрест, —
Да пьет… в который раз?
Средь каменьев меня затерзали:
Затерзали пророка полей.
Я на кость — полевые скрижали —
Проливаю цветочный елей.Облечен в лошадиную кожу,
Песью челюсть воздев на чело,
Ликованьем окрестность встревожу, —
Как прошло: всё прошло — отошло.Разразитесь, призывные трубы,
Над раздольем осенних полей!
В хмурый сумрак оскалены зубы
Величавой короны моей.Поле — дом мой. Песок — мое ложе.
Полог — дым росянистых полян.
Загорбатится с палкой прохожий —
Приседаю покорно в бурьян.Ныне, странники, с вами я: скоро ж
Дымным дымом от вас пронесусь —
Я — просторов рыдающих сторож,
Исходивший великую Русь.
Посвящается памяти Вл.С. Соловьева
Ночь темна. Мы одни.
Холод Ветер ночной
деревами шумит. Гасит в поле огни.
Слышен зов: «Не смущайтесь… я с вами…
за мной!..»
И не знаешь, кто там.
И стоишь, одинок.
И боишься довериться радостным снам.
И с надеждой следишь, как алеет восток.
В поле зов «Близок день.
В смелых грезах сгори!»
Убегает на запад неверная тень.
И все ближе, все ярче сиянье зари.
Дерева шелестят:
«То не сон, не обман…»
Потухая, вверху робко звезды блестят…
И взывает пророк, проходя сквозь туман.
Я изранен в неравном бою.
День мои труден и горек.
День пройдет: я тебя узнаю
В часке тающих зорек.
От докучных вопросов толпы
Я в поля ухожу без ответа:
А в полях — золотые снопы
Беззакатного света.
Дробный дождик в лазурь
Нежным золотом сеет над нами:
Бирюзовые взоры не хмурь —
Процелуй, зацелуй ветерками.
И опять никого Я склонен, —
Я молюсь пролетающим часом.
Только лен
Провевает атласом.
Только луг
Чуть сверкает в сырой паутине,
Только бледно сияющий круг
В безответности синей.
Поля моей скудной земли
Вон там преисполнены скорби.
Холмами пространства вдали
Изгорби, равнина, изгорби!
Косматый, далекий дымок.
Косматые в далях деревни.
Туманов косматый поток.
Просторы голодных губерний.
Просторов простертая рать:
В пространствах таятся пространства.
Россия, куда мне бежать
От голода, мора и пьянства?
От голода, холода тут
И мерли, и мрут миллионы.
Покойников ждали и ждут
Пологие скорбные склоны.
Там Смерть протрубила вдали
В леса, города и деревни,
В поля моей скудной земли,
В просторы голодных губерний.
Поезд плачется. В дали родные
Телеграфная тянется сеть.
Пролетают поля росяные.
Пролетаю в поля: умереть.
Пролетаю: так пусто, так голо…
Пролетают — вон там и вон здесь,
Пролетают — за селами села,
Пролетает — за весями весь;
И кабак, и погост, и ребенок,
Засыпающий там у грудей;
Там — убогие стаи избенок,
Там — убогие стаи людей.
Мать-Россия! Тебе мои песни,
О немая, суровая мать!
Здесь и глуше мне дай и безвестней
Непутевую жизнь отрыдать.
Поезд плачется. Дали родные.
Телеграфная тянется сеть —
Там — в пространства твои ледяные —
С буреломом осенним гудеть.
— «Кольцо —
— Сними мое:
Мое, как лед —
Лицо!
— В сырой, —
— Как лед, глухой
Земле — скорей
Укрой!..
— Мой дух —
— Сквозной взметет
В поля — сквозной
Воздух!..
— Тебя —
— Найдет серебряным
Лучом
Кипя —
— Любовь! —
— Моя!..»
. . . . . . . . . .
И — то — ж —
— Благоухающее
Поле, —
Рожь, —
В ночь
Улетающие
Волны, ветер,
Ночь…
Гул
Вдруг набрякавших
Колокольцов —
Плеснул,
Как в сон —
— Проплакавший,
Серебряный —
Трезвон —
— Тех —
— Похорон…
Чернеют в далях снеговых
Верхушки многолетних елей
Из клокотаний буревых
Сквозных, взлетающих метелей.
Вздыхающих стенаний глас,
Стенающих рыданий мука:
Как в грозный полуночи час
Припоминается разлука!
Непоправимое мое
Припоминается былое…
Припоминается ее
Лицо холодное и злое.
Пусть вечером теперь она
К морозному окну подходит
И видит: мертвая луна…
И волки, голодая, бродят
В серебряных, сквозных полях;
И синие ложатся тени
В заиндевевших тополях;
И желтые огни селений,
Как очи строгие, глядят,
Как дозирающие очи;
И космы бледные летят
В пространства неоглядной ночи.
И ставни закрывать велит…
Как пробудившаяся совесть,
Ей полуночный ветр твердит
Моей глухой судьбины повесть.
Прости же, тихий уголок,
Тебя я покидаю ныне…
О, ледени, морозный ток.
В морозом скованной пустыне!..
Сырое поле, пустота,
И поле незнакомо мне.
Как бьется сердце в тишине!
Какие хладные места!
Куда я приведен судьбой?..
В пустынный берег бьет Коцит;
И пена бисерной каймой
В прибрежных голышах бежит.
Свежеет… Плещется прибой;
В кудрявой пене темных волн,
Направленный самой судьбой,
Ко мне причалил утлый челн.
Меня влекут слепые силы
В покой отрадный хладных стран;
И различаю сквозь туман
Я закоцитный берег милый.
Рыдают жалобные пени,
Взлетает гребень на волне,
Безгласные, немые тени
Протягивают руки мне.
Багровые лучи Авроры
Сурово озаряют твердь.
Уныло поднимаю взоры,
Уныло призываю смерть…
Те же — росы, откосы, туманы…
Над бурьянами —
Рдяный
Восход;
Холодеющий шелест поляны,
Голодающий бедный народ.
И в раздолье, на воле — неволя;
И суровый,
Свинцовый
Наш край —
Нам бросает с холодного поля,
Посылает нам крик: —
— «Умирай».
Мараморохи по полю носят:
Те же стаи несытых смертей
Под откосами
Косами косят —
Под откосами
Косят
Людей.
Свищут желтые, желклые травы;
И грозит горизонтов кольцо: —
Свистоломами точит
Суставы;
Пустоплюями мочит
Лицо.
Отголоски собачьего лая…
Тучи — взапуски. Небо — взадуй…
Коловерть, —
Сумасшедшая, злая…
Смерть, —
Пади: и меня — расколдуй.
В.И. ИвановуВсю-то жизнь вперед иду покорно я.
Обернуться, вспять идти — нельзя.
Вот она — протоптанная, торная,
Жаром пропыленная стезя!
Кто зовет благоуханной клятвою,
Вздохом сладко вдаль зовет идти,
Чтобы в день безветренный над жатвою
Жертвенною кровью изойти?
Лучевые копья, предзакатные.
Изорвали грудь своим огнем.
Напоили волны перекатные
Ароматно веющим вином.
Как зарей вечернею, зеленою, —
Как поет восторг, поет в груди!
Обрывутся полосой студеною
Надо мной хрустальные дожди.
Всё поля — кругом поля горбатые,
В них найду покой себе — найду:
На сухие стебли, узловатые,
Как на копья острые, паду.
Памяти М.С. СоловьеваПризывно грустный шум ветров
звучит, как голос откровений.
От покосившихся крестов
на белый снег ложатся тени.
И облако знакомых грез
летит беззвучно с вестью милой.
Блестя сквозь ряд седых берез,
лампада светит над могилой
пунцово-красным огоньком.
Под ослепительной луною
часовня белая, как днем,
горит серебряной главою.
Там… далеко… среди равнин
старинный дуб в тяжелой муке
стоит затерян и один,
как часовой, под явший руки.
Там, далеко… в полях шумит
и гонит снег ночная вьюга…
И мнится — в тишине звучит
давно забытый голос друга…
Старинный дуб порой вздохнет
с каким-то тягостным надрывом…
И затрепещет, и заснет
среди полей глухим порывом.
Т.И. Гиппиус
Жандарма потертая форма,
Носильщики, слёзы. Свисток —
И тронулась плавно платформа;
Пропел в отдаленье рожок.
В пустое, в раздольное поле
Лечу, свою жизнь загубя:
Прости, не увижу я боле —
Прости, не увижу тебя!
На дальних обрывах откоса
Прошли — промерцали огни;
Мостом прогремели колеса…
Усни, моё сердце, усни!
Несётся за местностью местность
Летит: и летит — и летит.
Упорно в лицо неизвестность
Под дымной вуалью глядит.
Склонилась и шепчет: и слышит
Душа непонятную речь.
Пусть огненным золотом дышит
В поля паровозная печь.
Пусть в окнах шмели искряные
Проносятся в красных роях,
Знакомые лица, дневные,
Померкли в суровых тенях.
Упала оконная рама.
Очнулся — в окне суетня:
Платформа — и толстая дама
Картонками душит меня.
Котомки, солдатские ранцы
Мелькнули и скрылись… Ясней
Блесни, пролетающих станций
Зелёная россыпь огней!
Г.А. Рачинскому
Снова в поле, обвеваем
Легким ветерком.
Злое поле жутким лаем
Всхлипнет за селом.
Плещут облаком косматым
По полям седым
Избы, роем суковатым
Изрыгая дым.
Ощетинились их спины,
Как сухая шерсть.
День и ночь струят равнины
В них седую персть.
Огоньками злых поверий
Там глядят в простор,
Как растрепанные звери
Пав на лыс-бугор.
Придавила их неволя,
Вы — глухие дни.
За бугром с пустого поля
Мечут головни,
И над дальним перелеском
Просверкает пыл:
Будто змей взлетает блеском
Искрометных крыл.
Журавель кривой под емлет,
Словно палец, шест.
Сердце Оторопь об емлет,
Очи темень ест.
При дороге в темень сухо
Чиркает сверчок.
За деревней тукнет глухо
Дальний колоток.
С огородов над полями
Взмоется лоскут.
Здесь встречают дни за днями:
Ничего не ждут.
Дни за днями, год за годом:
Вновь за годом год.
Недород за недородом.
Здесь — немой народ.
Пожирают их болезни,
Иссушает глаз…
Промерцают в синей бездне —
Продрожит — алмаз,
Да заря багровым краем
Над бугром стоит.
Злое поле жутким лаем
Всхлипнет; и молчит.
М.А. Волошину
Снега синей, снега туманней;
Вновь освеженной дышим мы.
Люблю деревню, вечер ранний
И грусть серебряной зимы.
Лицо изрежет ветер резкий,
Прохлещет хладом в глубь аллей;
Ломает хрупкие подвески
Ледяных, звонких хрусталей.
Навеяв синий, синий иней
В стеклянный ток остывших вод,
На снежной, бархатной пустыне
Воздушный водит хоровод.
В темнеющее поле прыснет
Вечерний, первый огонек;
И над деревнею повиснет
В багровом западе дымок;
Багровый холод небосклона;
Багровый отблеск на реке…
Лениво каркнула ворона;
Бубенчик звякнул вдалеке.
Когда же в космах белых тонет
В поля закинутая ель,
Сребро метет, и рвет, и гонит
Над садом дикая метель,
Пусть грудой золотых каменьев
Вскипит железный мой камин:
Средь пламенистых, легких звеньев
Трескучий прядает рубин.
Вновь упиваюсь, беспечальный,
Я деревенской тишиной;
В моей руке бокал хрустальный
Играет пеной кружевной.
Вдали от зависти и злобы
Мне жизнь окончить суждено.
Одни суровые сугробы
Глядят, как призраки, в окно.
Пусть за стеною, в дымке блеклой,
Сухой, сухой, сухой мороз, —
Слетит веселый рой на стекла
Алмазных, блещущих стрекоз.
1
Мы шли в полях. Атласом мягким рвало
одежды наши в дуновенье пьяном.
На небесах восторженно пылало
всё в золоте лиловом и багряном.
Я волновался страстно и мятежно.
Ты говорил о счастье бытия.
Твои глаза так радостно, так нежно
из-под очков смотрели на меня.
Ты говорил мне: «Будем мы, как боги,
над миром встанем… Нет, мы не умрем».
Смеялись нам лазурные чертоги,
озарены пурпуровым огнем.
Мы возвращались… Ты за стол садился.
Ты вычислял в восторге мировом.
В твое окно поток червонцев лился,
ложился на пол золотым пятном.
2
Вот отчетливо спит в голубом
контур башни застывший и длинный.
Бой часов об одном
неизменно-старинный.
Так недавно бодрил ты меня,
над моею работой вздыхая,
среди яркого дня
раскаленного мая.
Знал ли я, что железный нас рок
разведет через несколько суток…
Над могилой венок
голубых незабудок.
Не замоет поток долгих лет
мое вечное, тихое горе.
Ты не умер — нет, нет!..
Мы увидимся вскоре.
На заре черных ласточек лёт.
Шум деревьев и грустный, и сладкий…
С легким треском мигнет
огонечек лампадки.
Закивает над нами сирень…
Не смутит нас ни зависть, ни злоба…
И приблизится день —
день восстаний из гроба.
3
За опустевший стол я вновь садился.
Тоскуя, думал, думал об одном.
В твое окно поток червонцев лился,
ложился на пол золотым пятном…
Казалось мне, что ты придешь из сада
мне рассказать о счастье бытия…
И я шептал: «Тебя, тебя мне надо…
О, помолись! О, не забудь меня!..
Я вечно жду… Сегодня ты мне снился!..
О жизнь, промчись туманно-грустным сном!»
Я долго ждал… Поток червонцев лился
в твое окно сияющим пятном.
А.М. Ремизову1
По полям, по кустам,
По крутым горам,
По лихим ветрам,
По звериным тропам
Спешит бобыль-сиротинка
Ко святым местам —
Бежит в пространство
Излечиться от пьянства.
Присел под осинкой
Бобыль-сиротинка.
«Сломи меня в корне», —
Осинка лепечет листвяная —
Лепечет
Ветром пьяная —
Над откосами
В ветре виснет;
Слезными росами
Праздно прыснет —
— «Сломи меня в корне», —
Осинка лепечет.
Осинка — кружев узорней —
Лепечет
В лес, в холод небес,
В холод горний —
— «Сломи меня в корне», —
Осинка лепечет.
Листики пламенные
Мечет
В провалы каменные, —
Всё злей, всё упорней
— «Сломи меня в корне», —
Лепечет:
Бормочет
В сердитой сырости,
Листами трескочет:
«Свой посох
Скорей —
Багрецом перевитый,
Свой посох —
Скорее
Сломи ты: —
Твои посох
В серебре
Да в серебряных росах.
Твой посох
Тебе не изменит: —
Врагов одорожных в пространство
Размечет —
От пьянства
Излечит».
Молчит сиротинка
Да чинит
Свой лапоть
Над склоном зеленым.
Согнется поклоном, —
И хочет
Его молодая осинка
Слезами своими окапать.
2
И срезал осинку
Да с ней и пошел в путь-дороженьку —
По полям, по кустам.
По крутым горам,
По лихим ветрам,
По звериным тропам
Ко святым местам —
Славит господа-боженьку:
«Господи-боженька,
Мой посох
Во слезах —
Во серебряных росах.
Ныне, убоженький,
С откосов
В пустыни
Воздвигаю свой посох.
Господи-боженька.
Ныне сим посохом
Окропляю пространства:
Одеваю пространства:
В золотые убранства —
Излечи меня от пьянства!
В путь-дороженьку
Уносите меня, ноженьки, —
По полям, по кустам
Ко святым местам».
3
Привели сиротинку кривые
Ноги
Под склон пологий.
Привели сиротинку сухие
Ветви
В места лихие.
— «Замолю здесь грехи я»,
Зашел в кабачишко —
Увязали бутыль
С огневицею —
С прелюбезной сестрицею.
Курил табачишко.
Под вышкой песчаной
Склонил нос багряный
В пыль.
Бобыль —
Пьяница!
У бобыля нос —
Румянится!
— «Ты скажи мне, былиночка,
Как величают места сии?»
Отвечала былиночка:
«Места сии —
Места лихие,
Песчаные:
Здесь шатаются пьяные —
Места лихие
Зеленого Змия».
— «Замолю здесь грехи я!»
4
Плыла из оврага
Вечерняя мгла;
И, булькая, влага
Его обожгла.
Картуз на затылок надвинул,
Лаптями взвевая ленивую пыль.
Лицо запрокинул,
К губам прижимая бутыль.
Шатался детина —
Шатался дорогой кривой;
Вскипела равнина
И взвеяла прах над его головой;
Кивала кручина
Полынной метлой; —
Подсвистнула ей хворостина
В руках багряневшей листвой:
«Ты — мой, сиротина,
Ты — мой!»
Рванулась,
Мотнулась,
Помчалась в поля —
Кружится,
Пляшет
Вокруг бобыля:
«Бобыль —
Пьяница:
У бобыля —
Нос румянится» —
Кружится,
Пляшет, —
Руками своими
Сухими,
Колючими машет.
На смех тучам —
Шутам полевым и шутихам —
Пляшет
По кручам!
. . . . . . . . . . . . . . .
Гой еси, широкие поля!
Гой еси, всея Руси поля! —
Не поминайте лихом
Бобыля!
1
Год минул встрече роковой,
Как мы, любовь лелея, млели,
Внимая вьюге снеговой,
Как в рыхлом пепле угли рдели.
Над углями склонясь, горишь
Ты жарким, ярким, дымным пылом;
Ты не глядишь, не говоришь
В оцепенении унылом.
Взгляни чуть теплится огонь;
В полях пурга пылит и плачет;
Над крышею пурговый конь,
Железом громыхая, скачет.
Устами жгла давно ли ты
До боли мне уста, давно ли,
Вся опрокинувшись в цветы
Желтофиолей, роз, магнолий.
И отошла… И смотрит зло
В тенях за пламенной чертою.
Омыто бледное чело
Волной волос, волной златою.
Почерк воздушный цвет ланит.
Сомкнулись царственные веки.
И всё твердит, и всё твердит:
«Прошла любовь», — мне голос некий.
В душе не воскресила ты
Воспоминанья бурь уснувших…
Но ежели забыла ты
Знаменованья дней минувших, —
И ежели тебя со мной
Любовь не связывает боле, —
Уйду, сокрытый мглой ночной,
В ночное, в ледяное поле:
Пусть ризы снежные в ночи
Вскипят, взлетят, как брошусь в ночь я,
И ветра черные мечи
Прохладным свистом взрежут клочья.
Сложу в могиле снеговой
Любви неразделенной муки…
Вскочила ты, над головой
Свои заламывая руки.
1907
Москва
2
Над крышею пурговый конь
Пронесся в ночь… А из камина
Стреляет шелковый огонь
Струею жалящей рубина.
«Очнись: ты спал, и я спала…»
Не верю ей, сомненьем мучим.
Но подошла, не обожгла
Лобзаньем пламенно текучим.
«Люблю, не уходи же — верь!..»
А два крыла в углу тенистом
Из углей красный, ярый зверь
Рассеял в свете шелковистом.
А в окна снежная волна
Атласом вьется над деревней:
И гробовая глубина
Навек раз ята скорбью древней…
Сорвав дневной покров, она
Бессонницей ночной повисла —
Без слов, без времени, без дна,
Без примиряющего смысла.