От вас узнал я плен Варшавы.
Вы были вестницею славы
И вдохновеньем для меня.
И приехал в Анадырь
Кохановский-богатырь.
Повезло Анадырю —
Я, б… точно говорю.
Веселого пути
Я Блудову желаю
Ко древнему Дунаю,
И <мать> его <ети>.
Не кралось полуденным бродом,
Не числилось в списке планет,
Но прочно своим неприходом
Куда-то запрятало свет.
Любовник Флоры не играет,
Не резвится у нас в лугах;
Борей шумит, древа качает —
А мы сидим в своих домах.
Прощай, отшельник бессарабской
Лукавый друг души моей.
Порадуй же меня не сказочкой арабской,
Но русской правдою твоей.
Скучной ролью Телемака
Я наскучил, о друзья,
О Москва, Москва-Итака!
Скоро ли тебя увижу я?
И вот письмо. Он в нем не пишет
Про одинокое житье,
А говорит, что всё он дышит
И тем же вещим сердцем слышит
К нему сочувствие мое.29 мая 1891
Смирдин меня в беду поверг;
У торгаша сего семь пятниц на неделе,
Его четверг на самом деле
Есть после дождичка четверг.
Перевод Л. Дымовой
Мой друг не пишет мне писем,
Мой друг не пишет мне писем.
Я сам пишу себе письма,
Как будто пишет мне друг.
Я письма читаю соседям,
Я письма читаю соседям —
Прекрасные добрые письма,
Которых не пишет мне друг.
Что ж может быть любви и счастия быстрее?
Как миг их время пролетит.
Но дружба нам еще милее,
Когда от нас любовь и счастие бежит.
В нем радости мои; когда померкну я,
Пускай оно груди бесчувственной коснется:
Быть может, милые друзья,
Быть может, сердце вновь забьется.
Своим письмом напрасно
Ты хочешь напугать;
Ты пишешь длинно ужасно,
Что нам пора порвать.
Страниц двенадцать, странно!
И почерк так красив!
Не пишут так пространно,
Отставку дать решив.Январь–февраль 1921
Прости, украинский мудрец,
Наместник Феба и Приапа!
Твоя соломенная шляпа
Покойней, чем иной венец;
Твой Рим — деревня; ты мой папа,
Благослови ж меня, певец!
Хотя б прислал письмо ошибкой
Из дальней дали кто-нибудь.
Хотя бы женщина улыбкой
Меня сумела обмануть, —
Чтоб снова в смуглом, стройном теле
Я видел солнца свет и власть,
Чтоб в мысль высокую оделась
Моя безвыходная страсть.
Письмо, что она написала,
Весьма умилительно было:
Любить она будет безмерно,
Ужасно, до самой могилы!
Жестоко скучает бедняжка:
«Совсем от разлуки больна я,
Ты в Англию должен приехать,
Минуты одной не теряя».
Так вот и хожу —
На вершок от смерти.
Жизнь свою ношу
В синеньком конверте.То письмо давно,
С осени, готово.
В нём всегда одно
Маленькое слово.Может, потому
И не умираю,
Что тому письму
Адреса не знаю.
Сатирик и поэт любовный,
Наш Аристип и Асмодей,
Ты не племянник Анны Львовны,
Покойной тетушки моей.
Писатель нежный, тонкий, острый,
Мой дядюшка — не дядя твой,
Но, милый, — музы наши сестры,
Итак, ты всё же братец мой.1825 г.
Зима мне рыхлою стеною
К воротам заградила путь;
Пока тропинки пред собою
Не протопчу я как-нибудь,
Сижу я дома, как бездельник;
Но ты, душа души моей,
Узнай, что будет в понедельник,
Что скажет наш Варфоломей.
И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Письма в восемнадцати томах.
Том двенадцатый. Либретто комических опер. Водевиль. Стихотворения. Речи. Записки общественного назначения. Автобиографическое. Незавершенное. Dubиa
Издание второе, исправленное и дополненное
М. Кузмину
Вот — письмо. Я его распечатаю
И увижу холодные строки.
Неприветливые и далекие,
Как осенью — статуи…
Разрываю конверт… Машинально
Синюю бумагу перелистываю.
Над озером заря аметистовая
Отцветает печально.
Тихая скорбь томительная
Душу колышет.
Никогда не услышит
Милого голоса обитель моя.
Любезный Вяземский, поэт и камергер…
(Василья Львовича узнал ли ты манер?
Так некогда письмо он начал к камергеру,
Украшенну ключом за верность и за веру)
Так солнце и на нас взглянуло из-за туч!
На заднице твоей сияет тот же ключ.
Ура! хвала и честь поэту-камергеру.
Пожалуй, от меня поздравь княгиню Веру.
Писем нет. Таким же холодом
Снег траншею заметал.
Говорят, молчанье — золото.
Люди гибнут за металл.Как буханка снится с голоду –
Так мне снится твой конверт.
Говорят, молчанье — золото.
Значит — я миллионер.Что-то сломано, расколото.
Ты не пишешь. Всё. Конец.
Говорят, молчанье — золото?
Иногда оно — свинец.
Так писем не ждут,
Так ждут — письма.
Тряпичный лоскут,
Вокруг тесьма
Из клея. Внутри — словцо.
И счастье. И это — всё.
Так счастья не ждут,
Так ждут — конца:
Солдатский салют
И в грудь — свинца
Три дольки. В глазах красно.
И только. И это — всё.
Не счастья — стара!
Цвет — ветер сдул!
Квадрата двора
И черных дул.
(Квадрата письма:
Чернил и чар!)
Для смертного сна
Никто не стар!
Квадрата письма.
Сегодня
Я все твои письма
Порвал.
И сжёг…
И смотрел на них с болью.
И вспомнил,
Как эти листки целовал,
Прощаясь с твоею любовью.
Печально и трепетно
Письма твои
Давно отпылали в камине.
А в сердце моём
Уголёчек любви
Ещё освещал твоё имя.
Письмо, что ты мне написала,
Меня ни чуть не испугало.
Меня не любишь ты давно?
Но что же длинно так оно?
Тетрадь исписанная мелко,
Страниц в двенадцать не безделка!
Когда хотят отставку дать,
Не станут длинно так писать!
Ты издал дядю моего:
Творец «Опасного соседа»
Достоин очень был того,
Хотя покойная Беседа
И не заметила его. —
Теперь издай меня, приятель,
Плоды пустых моих трудов,
Но ради Феба, мой Плетнев,
Когда ж ты будешь свой издатель?
В письме своем ты злобой дышешь,
Не хочешь больше быть моей.
Не страшно мне! Ты длинно пишешь—
Страниц двенадцать! Ей-же-ей,
Все это, друг мой, очень странно,
И нет ни капли смысла тут:
Ну, разве пишут так пространно,
Когда карету подают!
Получил письмо издалека,
Гордое, безумное и женское.
Но пока оно свершало шествие,
Между нами пролегли века.Выросли деревья, смолкли речи,
Отгремели времена.
Но опять прошу я издалече:
Анна! Защити меня? Реки утекли, умчались птицы,
Заросли дороги. Свет погас.
Но тебе порой мой голос снится:
Анна! Защити обоих нас!
Семь лет она не писала,
Семь лет молчала она.
Должно быть, ей грустно стало,
Но, впрочем, теперь весна.
В ее письме ни строчки
О нашей горькой дочке.
О тоске, о тоске, —
Спокойно перо в руке.
Письмо ничем не дышит,
Как вечер в октябре.
Она бесстрастно пишет
О своей сестре.
Ах, что же я отвечу
И надо ли отвечать…
Но сегодняшний вечер
Будет опять, опять.
С тобой мне вновь считаться довелось,
Певец любви то резвый, то унылый;
Играешь ты на лире очень мило,
Играешь ты довольно плохо в штос.
Пятьсот рублей, проигранных тобою,
Наличные свидетели тому.
Судьба моя сходна с твоей судьбою;
Сейчас, мой друг, увидишь почему.
В письме своем ты злобой дышишь,
Не хочешь больше быть моей.
Не страшно мне! Ты длинно пишешь —
Страниц двенадцать! Ей же-ей,
Все это, друг мой, очень странно,
И нет ни капли смысла тут:
Ну, разве пишут так пространно,
Когда карету подают!
Я люблю усталый шелест
Старых писем, дальних слов…
В них есть запах, в них есть прелесть
Умирающих цветов.
Я люблю узорный почерк —
В нем есть шорох трав сухих.
Быстрых букв знакомый очерк
Тихо шепчет грустный стих.
Мне так близко обаянье
Их усталой красоты…
Это дерева Познанья
Облетевшие цветы.
Вот из Парижа письмо, а вот — из Швальбаха. Други!
С яркой палитрой один, с лирою звонкой другой!
Рад я внимать повторенные сладостной дружбы обеты,
В милой уездной глуши письмами вдвое счастлив;
Рад — и еще возвышаюсь душой в чистоте угрызений:
Скольким недальним друзьям, вечно с пером — не пишу!
Письмо в конверте с красной прокладкой
Меня пронзило печалью сладкой.Я снова вижу ваш взор величавый,
Ленивый голос, волос курчавый.Залита солнцем большая мансарда,
Ваш лик в сияньи, как лик Леонардо.И том Платона развернут пред вами,
И воздух полон золотыми словами.Всегда ношу я боль ожиданья,
Всегда томлюсь, ожидая свиданья.И вот теперь целую украдкой
Письмо в конверте с красной прокладкой.