Удар, удар, еще удар, опять удар — и вот
Борис Будкеев (Краснодар) проводит апперкот.
Вот он прижал меня в углу, вот я едва ушел,
Вот — апперкот, я на полу, и мне нехорошо.
И думал Будкеев, мне челюсть кроша:
"И жить хорошо, и жизнь хороша!"
При счете "семь" я все лежу, рыдают землячки.
Встаю, ныряю, ухожу, и мне идут очки.
Песни, вы, добрые песни мои!
Вставайте! наденьте доспехи!
Трубите в трубы
И на щите поднимите
Мою красавицу!
Отныне всевластной царицей
В сердце моем она будет
Царить и править.
Слава тебе, молодая царица!
Песни, вы, добрыя песни мои!
Вставайте! наденьте доспехи!
Трубите в трубы,
И на щите поднимите
Мою красавицу!
Отныне всевластной царицей
В сердце моем она будет
Царить и править.
Слава тебе, молодая царица!
РУМИЛИЙСКАЯ ПЕСНЯ.
Ζενπτεμὲνον με πελἡ, καὶ αλέγρο με γερἀκι, и пр.
1.
Меж тем, как ты, мой соловей,
Поешь любовь к стране далекой,
Отрава страсти одинокой
Горишь огнем в душе моей!
2.
Я вяну; пены волю морских
Стал цвет ланит моих бледнее;
Все должны до одного
Числа знать до цифры пять, -
Ну, хотя бы для того,
Чтоб отметки различать.
Кто-то там домой пришел,
И глаза поднять боится:
Это — раз, это — кол,
Это — единица.
За порог ступил едва,
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
По камням струится Терек,
Живые, нежные приветы,
Великолепные мечты
Приносят юноши-поэты
Вам, совершенство красоты!
Их песни звучны и прекрасны,
Сердца их пылки, — но увы!
Ни вдохновенья сладострастны,
Ни бред влюбленной головы,
Не милы вам! Иного мира
Жизнь и поэзию любя,
Журавли, наверно, вы не знаете,
Сколько песен сложено про вас,
Сколько вверх, когда вы пролетаете,
Смотрит затуманившихся глаз!
Из краев болотных и задебренных
Выплывают в небо косяки.
Крики их протяжны и серебряны,
Крылья их медлительно гибки.
Птичьими полн голосами
Воздух над ширью степной;
Ива, качая ветвями,
Сыплет свой цвет над волной.
Неба лазурь глубока и чиста;
Солнечным блеском вся даль залита!
С милой иду я; пред нами
Гнется тростник молодой.
В сильной сердечной печали
Люди не тратят речей;
СКАНДИНАВСКАЯ ПЕСНЯ
H. Иbsеn, Gиldеt раа Solhoug.
Горный король на далеком пути.
— Скучно в чужой стороне. —
Деву-красавицу хочет найти.
— Ты не вернешься ко мне. —
Видит усадьбу на мшистой горе.
— Скучно в чужой стороне. —
Станем, братцы, петь старую песню,
Как живали в первом веке люди.
О златые, золотые веки!
В вас счастливо жили человеки.
Землю в части тогда не делили,
Ни раздоров, ни войны не знали.
О златые, златые веки и т. д.
Так, как ныне солнцем все довольны,
Так довольны были все землею.
О златые и т. д.
Ахъ! за что тобой, жестокой, я обманута была?
Для чево вы льстили мысли мне, что я ему мила?
Дух мой ты тово не чаял,
Что в другой любви он таял,
И играл лиш только мной!
В те часы, как я вздыхала,
И очей ево искала,
Мнил обманщик о иной.Чаю в саму ту минуту, как меня сей варвар зрел,
Мнил он, что он тратил время и ее в уме имел.
Сносноль то вообразити!
Ты знаешь ли край, где лимонные рощи цветут,
Где в темной листве померанец горит золотистый,
Где с неба лазурного негою веет душистой,
Где скромно так мирты, где гордо так лавры растут?
Ты край этот знаешь?
Туда бы! туда
С тобою, мой милый, ушла навсегда!
Ты знаешь ли дом? Его кровля на стройных столбах,
И зала сияет, и мрамор блестит на стенах,
Ты знаешь ли край, где лимонныя рощи цветут,
Где в темной листве померанец горит золотистой,
Где с неба лазурнаго негою веет душистой,
Где скромно так мирты, где гордо так лавры растут?
Ты край этот знаешь?
Туда бы! туда
С тобою, мой милый, ушла навсегда!
Ты знаешь ли дом? Его кровля на стройных столбах,
И зала сияет, и мрамор блестит на стенах,
Голова ль моя, головушка,
Голова ли молодецкая,
Что болишь ты, что ты клонишься
Ко груди, к плечу могучему?
Ты не то была, удалая,
В прежни годы, в дни разгульные,
В русых кудрях, в красоте твоей,
В той ли шапке, шапке бархатной,
Соболями отороченной.
Днем ли в те поры я выеду,
Нелепая песня
Заброшенных лет.
Он любит ее,
А она его — нет.Ты что до сих пор
Дуришь голову мне,
Чувствительный вздор,
Устаревший вполне? Сейчас распевают
С девчоночьих лет:
— Она его любит,
А он ее — нет.Да, он ее Знамя.
1.
Солдатская
С песней, с дробью барабанною
Мы, друзья, в ряды построимся
И, ступив на поле бранное,
Славной смерти удостоимся.
Подвиг, мужественно пройденный,
Не забудется потомками.
Поднимайся в поднебесье, слава, —
не забудем, яростью горя,
как Московско-Нарвская застава
шла в распоряженье Октября.Тучи злые песнями рассеяв,
позабыв про горе и беду,
заводило Вася Алексеев
заряжал винтовку на ходу.С песнею о красоте Казбека,
о царице в песне говоря,
шли ровесники большого века
добивать царицу и царя.Потому с улыбкою невольной,
А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер,
Веселый ветер, веселый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете
И все на свете песенки слыхал.Спой нам, ветер, про дикие горы,
Про глубокие тайны морей.
Про птичьи разговоры,
Про синие просторы,
Про смелых и больших людей! Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай запоет:
Кто весел — тот смеется,
Три дня, как мой голос вернулся ко мне, —
За песнею — песня другая…
«Что с вами?. Вы бродите точно во сне!»
Не слышу. Не вижу. Не знаю.Москва зеленеет. И парит три дня.
Присяду. Вон столик свободный,
Но нет, не ослышался — кличут меня.
Вот снова: «Голодный! Голодный!»Как стёкла цветные висят небеса.
Кто мог их так низко повесить?
И душно. Должно быть, четыре часа…
А может быть, семь или десять?.«Дружище, послушай, спешишь, ну куда?
Ζενπτεμὲνον με πελἡ, καὶ αλέγρο με γερἀκι, и пр.
Меж тем, как ты, мой соловей,
Поешь любовь к стране далекой,
Отрава страсти одинокой
Горишь огнем в душе моей!
Я вяну; пены волю морских
Стал цвет ланит моих бледнее;
Ты помнишь: яркий пурпур их
(Из либретто оперы «Кузнец Вакула»)
(Посв. памяти А. Н. Серова)
Темно нам, темно, темнешенько,
Словно в темницах сырых.
Месяц стал над рекой,
Чуть краснеется,
В небе тучка плывет,
Чуть белеется…
Холодно нам, холоднехонько,
Я уеду из этой деревни…
Будет льдом покрываться река,
Будут ночью поскрипывать двери,
Будет грязь на дворе глубока.
Мать придет и уснет без улыбки…
И в затерянном сером краю
В эту ночь у берестяной зыбки
Ты оплачешь измену мою.
Мерцал закат, как блеск клинка.
Свою добычу смерть считала.
Бой будет завтра, а пока
Взвод зарывался в облака
И уходил по перевалу.
Отставить разговоры!
Вперёд и вверх, а там…
Ведь это наши горы —
Они помогут нам!
Родное имя Натали —
Звучит загадочно и грустно.
Он с нею рядом и вдали
Весь полон трепетного чувства.
Летят куда-то журавли.
А он с любимой быть не волен.
Его тоску по Натали
Хранила Болдинская осень.
Без тоски, без грусти, без оглядки,
Сокращая житие на треть,
Я хотел бы на шестом десятке
От разрыва сердца умереть.День бы синей изморозью капал,
Небо бы тускнело вдалеке,
Я бы, задыхаясь, падал на пол,
Кровь ещё бежала бы в руке.Песни похоронные противны.
Саван из легчайшей кисеи.
Медные бы положили гривны
На глаза заплывшие мои.И уснул я без галлюцинаций,
У хитрого бога
лазеек —
много.
Нахально
и прямо
гнусавит из храма.
С иконы
глядится
Христос сладколицый.
В присказках,
(На голос: «Ой, Наташеньки здесь нет…»)
Я слыхал: в Москве пространной
Много злата и сребра;
Град престольный, град избранный;
Много всякого добра!
На клячонке я собрался
На Москву хоть посмотреть;
Катеньке там обещался
От любви моей до любви твоей
Было столько верст, было столько дней.
Вьюга смешала землю с небом,
Серое небо с белым снегом.
Шел я сквозь вьюгу, шел сквозь небо,
Чтобы тебя отыскать на земле.
Как ты посмела не поверить,
Как ты посмела не ответить,
Не догадаться, не заметить,
Когда взойдет денница золотая,
Горит эѳир,
И ото сна встает благоухая
Цветущий мир,
И славит все существованья сладость:
С душей твоей
Что в пору ту? Скажи: живая радость,
Тоска ли в ней?
Когда на дев цветущих и приветных,
В жаркое лето и в зиму метельную,
В дни ваших свадеб, торжеств, похорон,
Жду, чтоб спугнул мою скуку смертельную
Легкий, доселе не слышанный звон.Вот он — возник. И с холодным вниманием
Жду, чтоб понять, закрепить и убить.
И перед зорким моим ожиданием
Тянет он еле приметную нить.С моря ли вихрь? Или сирины райские
В листьях поют? Или время стоит?
Или осыпали яблони майские
Снежный свой цвет? Или ангел летит? Длятся часы, мировое несущие.
Прости, мой светь, в последний раз.
И помни, как тебя любилъ;
Злой час пришель мне слезы лить.
Я буду без тебя здесь жит.
О день! О часъ! О злая жизнь!
О время, как я щаслив былъ!
Куда мне в сей тоске бежатъ?
Где скрыться ах, и что начать?
Печальна мысль терзаеть дух,
Я всех утех лишаюсь вдруг
На свете есть царь, беспощадный тиран,
Не сказки старинной забытый кошмар,
Жестокий мучитель бесчисленных стран…
Тот царь именуется «Пар».
Рука его грозно протянута вдаль,
Рука у него лишь одна,
Но рабскую землю сжимает, как сталь,
И тысячи губит она.
Как бешеный Молох, чудовищный бог,
Он храм свой поставил на грудах костей,
Скучно, девушки, весною жить одной:
Не с кем сладко побеседовать младой.
Сиротинушка, на всей земле одна,
Подгорюнясь ли присядешь у окна —
Под окошком все так весело глядит,
И мне душу то веселие томит.
То веселье — не веселье, а любовь,
От любви той замирает в сердце кровь.
И я выду во широкие поля —
С них ли негой так и веет на тебя;
И здесь душа унынием обята.
Не ласков был мне родины привет;
Так смотрит друг, любивший нас когда-то,
Но в ком давно уж прежней веры нет.
Сентябрь шумел, земля моя родная
Вся под дождем рыдала без конца,
И черных птиц за мной летела стая,
Как будто бы почуяв мертвеца!